Миссис убийца

– А что ты сам об этом думаешь? – улыбнулся я.

– Вы сами это отлично знаете, – вздохнул Хими и удалился неслышными шагами.

Я открыл бутылку и сделал хороший глоток, чтобы запить сандвичи. У меня болело горло, и я с трудом проглотил огненную жидкость. Теперь я чувствовал себя лучше, теперь я смогу постоять за себя и за Пат. То, что я позволил себе так поступить с Жилем, оказалось каплей, переполнившей чашу. В настоящий момент все газеты, вероятно, поносят инспектора Греди. На него наверняка возложат ответственность за случившееся, присовокупив к нему и Джима.

Я развернул одну из газет. Сразу бросилось в глаза, что я теперь полностью заменил Пат. В газете красовался мой огромный портрет, чтобы всякий мог опознать меня при встрече. Некоторые места в статье были написаны особенно выразительно:

«...удрученный своей драмой, которую он мучительно переживает, Большой Герман, а он действительно был настоящим детективом, под влиянием навязчивой идеи хотел вырвать нужное ему признание из уст, которые теперь мертвы. Сходя с ума от горя и желая во что бы то ни стало доказать невиновность неверной жены, вина которой была совершенно очевидна...»

Весь столбец был в таком же духе. Я бросил эту газету и взял другую. На меня нападали все. Все, кроме Або Фитцела. После нашего с ним короткого разговора он, видимо, уверился в моей невиновности. Або обращал внимание на многие детали. На меня непохоже, чтобы я мог напасть на человека без сознания. Еще не получены результаты анализа, но, вне всякого сомнения, Симон был без сознания, мертвецки пьяный или усыпленный наркотиками, в противном случае соседи услышали бы крики. Затем Або перешел к Пат. Он сообщил, что хорошо знаком с миссис Стен, часто бывал у нас в гостях вместе со своей женой, и что чем больше он думает, тем меньше верит в ее виновность, и особенно в ее измену мужу.

Если бы Або был здесь, я бросился бы к нему на шею.

Я снова перечитал его статью. Она была довольно краткой. В ней трудно было за что-нибудь зацепиться. Все это были лишь предположения и догадки, но, во всяком случае, он встал на мою защиту. Я сказал ему о Реге Хоплоне, и, хорошо зная Або, я понимал, он сам захочет в этом удостовериться. Вполне возможно, что именно в этот момент он изучает этот вопрос. А у этого парня знакомств и контактов больше, чем у пятидесяти фликов вместе взятых.

Но, к сожалению, Або единственный человек во всем Манхэттене, который выступил в мою защиту. Как раз под его статьей какой-то прохвост-репортер написал про интервью, которое он взял у Гретхен, запертой мною в ванной комнате. Не было ничего удивительного в том, что она наврала с три короба. Профессиональная лгунья! Она ожидала своего мужа, когда я ворвался в ее комнату. Остальное передавалось ее словами:

"Этот человек вошел в мою комнату, когда я спала.

Сперва я подумала, что это Ганс. Потом я увидела, что это не он, и мне стало страшно, когда я услышала шум внизу. Я слышала как кто-то сказал, что там лежит убитый. Я посмотрела на мужчину, стоявшего у моей двери, и, указав на него пальцем, сказала: «Там внизу полиция. Вы – убийца».

Тогда он наставил на меня револьвер и сказал: «Совершенно верно, это так».

...После этого, желая устроить себе неплохую рекламу, она рассказала, как я хотел оглушить ее, но она, благодаря своей физической силе и ловкости, взяла надо мною верх, что вынудило меня спасаться через окно. Репортер даже не удосужился спросить у нее, как это получилось, что полиция обнаружила ее связанной и запертой. Была помещена даже фотография ее пеньюара, но без содержимого.

Надеюсь, что Пат не видела этой газеты.

Неожиданно я вспомнил о Мире, и меня чуть не стошнило сандвичами. У меня было только одно оправдание: это не я захотел ее. Это она меня изнасиловала. И проделала это отлично – у нее была техника профессиональной проститутки. Я хватил еще порцию бурбона, спрашивая себя, чем она занимается в то время, когда не работает.

Не считая благожелательной заметки Або, единственное, что вызвало у меня интерес в газетах, это описание разговора с жильцами, квартира которых расположена этажом ниже квартиры Кери. Я прочитал три раза подряд, что там было написано. Весьма и весьма интересно!

"Чарлз Свенсон, страховой агент в отставке, и миссис Свенсон, пожилые люди, живущие этажом ниже квартиры жертвы, вновь подтвердили свое первоначальное заявление о том, что миссис Стен и была той молодой женщиной с рыжими волосами, которую они неоднократно видели поднимающейся к квартире жертвы. Продолжая упорно утверждать это, миссис Свенсон заявила: «Сначала мой муж и я думали, что, может быть, мы видели какую-нибудь другую женщину, похожую на миссис Стен, с такими же волосами и походкой...»

Мысль, уже вполне оформившаяся, впилась в мою голову. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой... Все великолепно вписывается в один ряд с поведением Свенсона в комиссариате. А до того старый прохвост ухватился за возможность увидеть голую женщину. И жена его не лучше, чем он.

«Я очень огорчена, но это действительно та молодая женщина, – сказала она тогда без всяких колебаний. – Я отлично запомнила эту родинку».

И этот трюк – с угощением кофе и пирожками флика, дежурившего у комнаты Кери... Эти Свенсоны действительно изо всех сил старались быть в курсе дела. Но почему?

Моя мысль постепенно приобрела плоть и кровь. Когда я спросил Пат, что она сделала со своим зеленым платьем, она ответила: «Я его отдала. Да, теперь я вспомнила. Кто-то позвонил и сказал, что они собирают вещи для Армии Спасения. И я отдала это платье и еще некоторые вещи, которые почти не носила».

Я спросил ее, не была ли это мисс Белл?

«Нет, – ответила Пат. – Я совершенно уверена, что это была не она. Это была очень приятная старая дама с седыми волосами».

Телефонная кабинка находилась в темном коридоре. Я на-шел монету, обвязал вокруг бедер полотенце и направился туда босиком. Я набрал телефон Фитцела.

Чирли сняла трубку почти сразу.

– Миссис Фитцел слушает.

– Чирли, это Герман.

– Как хорошо, что вы позвонили! – воскликнула она. – Я рада, что вы так приняли сторону Пат, Герман. Тот грязный тип другого и не заслуживал. Он, безусловно, напичкал ее наркотиками. Совершенно невозможно, чтобы Пат могла пойти на что-нибудь подобное.

– А почему вы так думаете, Чирли?

– Но ведь вы для нее Господь Бог, Герман. Она была так счастлива с вами! Поверьте мне, ведь я ее подруга. Женщины всегда очень много рассказывают друг другу, если они так дружны, как мы с Пат. И у нее никогда в жизни не было другого мужчины, кроме вас.

У меня до такой степени сдавило горло, что я с трудом мог дышать.

– Я вас обожаю, Чирли. И если мне удастся выкарабкаться из этой ямы, ждите от меня корзину цветов. Кстати, муж дома?

– Его нет. Кажется, он занимается делом, которое вы ему поручили. Это относительно Рега Хоплона.

Впервые за многие часы я ощутил себя почти здоровым.

– Отлично! Если Або позвонит вам, Чирли...

– Что?

– Скажете ему, чтобы он все хорошенько разузнал о Свенсонах. О соседях Кери. У меня очень странная мысль. Попросите Або выяснить в полиции нравов, не числится ли за ними что-нибудь предосудительное.

– Я все ему передам, как только он позвонит.

Я вернулся в свою кабину и постарался припомнить все, что мне было известно о прошлом Пат. Этого было очень мало. Ее прадед, Даниэль Эган, поселился в Бруклине сразу после войны штатов [1]. Тогда у него было немало земель, он был заметной фигурой в Нью-Йорке, но потом запил и почти все спустил. Пат часто мне говорила: «Если бы дед занимался делом, а не бегал за юбками, у Эганов и теперь были бы деньги». Но все повернулось иначе. И у отца Пат почти ничего не осталось.

Ее мать, закончив в Денвере колледж, приехала в Нью-Йорк и поселилась в Бруклине. Из родственников со стороны матери у Пат была только кузина, дочь сестры ее матери. Пат никогда ее не видела, но на Рождество они обменивались письмами и поздравлениями. Звали ее Ирис, она была примерно того же возраста, что и Пат.