Сотрудник агентства «Континенталь» (Сборник)

Запутался, убил — и выпутываться, скорей всего, придется тем же способом. Против помех у этого маньяка есть теперь простое средство — убийство. И вот с четой Финков — хотя их участие мы вряд ли сможем доказать — они снова берутся за Минни. Она послушно убила Риза, очередь — за мной. Правда, массовой резни никто из них не предвидел и не особенно к ней подготовлен. Кроме моего пистолета и пистолета служанки — а про него они даже не знают, — в доме нет огнестрельного оружия, да и кинжал всего один: в общем, хоть беги за кухонными ножами или слесарным инструментом. А ведь надо подумать еще о гостях — миссис Родман вряд ли будет в восторге, если ее ночью разбудит драка духовных наставников с хамом-сыщиком. Нет, удобнее всего сделать так, чтобы Минни потихоньку воткнула в меня кинжал.

Спрятанный Аронией халат с кинжалом они, кстати, уже нашли, и Джозеф сразу заподозрил жену в двойной игре. А когда он узнал, сколько цветочного газа напустила она в комнату Минни — и дюжина призраков не смогла бы разбудить мулатку, — то окончательно уверился в ее предательстве и решил убить: терять все равно нечего.

— Жену? — спросил Фицстивен.

— Да. А какая разница? На ее месте мог оказаться любой другой — во всей этой истории нет ни капли логики. И не ищите. Вы же прекрасно понимаете — ничего подобного быть не могло.

— А что же тогда было? — спросил он озабоченно.

— Не знаю. И никто не знает. Я рассказываю вам, что видел сам, и добавляю те факты из рассказа Аронии, которые не противоречат моим наблюдениям. Если взять их за основу, дело примерно так и происходило. Хотите верить — на здоровье. Лично я не верю. У меня такое ощущение, что я видел то, чего вообще не было.

— Ради Бога! — взмолился он. — Оставьте ваши «но» и «если» на потом. Доведите рассказ до конца, а уж дальше искажайте его, сколько душе угодно, — улучшайте, затуманивайте, путайте хоть до умопомрачения. Но сперва закончите — должен же я хоть раз услышать неисправленную версию.

— Вы действительно мне верите? — спросил я.

Улыбаясь, он кивнул и заявил, что не только верит, но и получает удовольствие.

— Дитя малое, — сказал я. — Давайте-ка лучше расскажу вам про девочку и волка, который пришел в дом к ее бабушке и…

— До сих пор люблю эту историю, но сперва закончите свой рассказ. Джозеф решил убить жену…

— Хорошо. Осталось немного. Когда они уже взялись за Минни, я поднялся к ней в комнату — надо было кого-то послать за помощью. Пытаясь ее разбудить, я надышался газа, и помощь потребовалась мне самому. Что касается призрака, то его на меня напустили сами Финки, Джозефа с ними скорее всего уже не было — он в это время вел жену вниз. Зачем ему понадобилось связывать ее перед убийством у алтаря — трудно сказать: скорей всего, совсем спятил, действительно вообразил, что все сойдет ему с рук. А может, этот спектакль каким-то образом работал на его планы. Или бывшего актера одолела страсть к кровавой трагедии. Как бы там ни было, пока я возился с призраком, Джозеф, видимо, отправился с женой к алтарю.

Призрак заставил меня попотеть, а когда я отделался от него и вывалился в коридор, насели Финки. Это были они, точно знаю, хотя рассмотреть в темноте я ничего не мог. Кое-как отбившись, я добыл пистолет и спустился на этаж ниже. Габриэлы и ее жениха там уже не было. Коллинсона я вскоре отыскал: девушка выманила его на улицу и захлопнула перед носом дверь. В это время сын Холдорнов, мальчик лет тринадцати, прибежал сообщить, что папа вот-вот зарежет маму и что Габриэла находится с ними у алтаря. Холдорна я еле убил. Семь раз выстрелил. Конечно, пуля калибра 8,13 входит чисто, но я ведь всадил в него семь штук — стрелял в голову и грудь, с близкого расстояния, почти в упор, а он и ухом не повел. Вот до чего себя загипнотизировал! Свалить его удалось лишь ударом кинжала в горло.

Я замолчал.

— Ну и?.. — спросил Фицстивен.

— Что «ну и…»?

— Что было дальше?

— Ничего. Вот и весь рассказ. Я предупреждал, что в нем нет никакого смысла.

— А что делала Габриэла?

— Сидела у алтаря и любовалась подсветкой.

— Но почему она там сидела? Что ее туда привело? Пришла по своей воле или заставили? Как она там оказалась? Зачем?

— Не знаю. И она не знает. Я у нее спрашивал. Она вообще не помнит, что делала.

— Но от других-то вы что-нибудь узнали?

— Я и рассказываю, что узнал — в основном от Аронии Холдорн. Она с мужем основала секту, потом он сошел с ума и принялся убивать — ну и что она могла поделать? Финк говорить не будет. Он простой механик, работал у Холдорнов, соорудил всякие приспособления, устраивал фокусы, но что случилось прошлой ночью — об этом он не имеет никакого представления. Да, ночью шумели, но совать нос в чужие дела не в его правилах, а про убийство он впервые услышал, когда приехали полицейские и стали его допрашивать. Слуги вряд ли о чем-то знали, хотя наверняка догадывались. Мануэль, сынишка Холдорнов, сейчас до того напуган, что слова вымолвить не может, но от него мы тоже ничего не добьемся. Такая вот картина: Джозеф свихнулся и совершил убийство, а все остальные чисты перед законом, поскольку если и помогали ему, то непреднамеренно. Им грозит лишь небольшой срок за участие в храмовом мошенничестве. А признайся хоть один, что о чем-нибудь знал, и он сразу станет соучастником убийства. Естественно, никто на это не пойдет.

— Понятно, — медленно произнес Фицстивен. — Джозеф мертв, значит, виноват один Джозеф. Ну и что вы будете делать?

— Ничего, — ответил я. — Пусть попробует разобраться полиция. Мадисон Эндрюс объявил мне, что моя работа окончена.

— Но если вы недовольны результатами, если не выяснили полную правду, вам, казалось бы…

— Уже не мне. Я бы кое-что еще сделал, но Эндрюс нанял меня охранять Габриэлу в Храме. Теперь ее увезли, и выяснять, он считает, больше нечего. Если же девушке снова понадобится охрана, то голова пусть болит у мужа.

— У кого?

— У мужа.

Фицстивен стукнул кружкой по столу, так что выплеснулось пиво.

— Вот те на, — сказал он сердито. — Чего же было молчать? Бог знает, сколько всего вы мне не рассказали.

— Воспользовавшись суматохой, Коллинсон увез ее в Рино, где им не придется ждать разрешения на брак три дня, как в Калифорнии. Я и сам не знал — мне сказал Эндрюс часа через три-четыре после их отъезда. Он был несколько грубоват, что и послужило одной из причин нашего разрыва.

— А разве он против ее брака с Коллинсоном?

— Насколько я знаю — нет, но он считает, что надо это делать не сейчас и не таким манером.

— Я его понимаю, — сказал Фицстивен, когда мы встали из-за стола. — Эндрюс любит, чтобы все было так, как хочет он.

Часть третья

Кесада

13. Тропинка на скале

Эрик Коллинсон телеграфировал мне из Кесады:

Утром меня в Сан-Франциско не было. Я был в Мартинесе, торговался с бывшей женой Фила Лича, известного также под многими другими именами. Он заваливал Северо-Запад самодельной валютой, и мы разыскивали его с большим усердием. У его бывшей жены, телефонистки, милой, маленькой блондиночки, была сравнительно свежая фотография Фила, и она желала ее продать.

— Он меня так не уважал, что даже липовый чек на тряпки боялся выписать, — пожаловалась она. — Самой приходилось зарабатывать. Так почему мне теперь на нем не заработать, когда какая-нибудь шлюха купается в деньгах? Сколько вы за нее дадите?

Она, конечно, преувеличивала ценность этой фотографии, но в конце концов я с ней сторговался. Однако в город я вернулся уже в седьмом часу и на вечерний поезд не успел. Я собрал чемодан, вывел из гаража машину и поехал.

Кесада был городок с одной гостиницей, прилепившийся к скалистому склону молодой горы, которая спускалась к Тихому океану километрах в ста двадцати от Сан-Франциско. Берег под Кесадой, крутой, неудобный, усыпанный острыми камнями, для пляжа не годился, так что денег от курортников оседало мало. Какое-то время через его порт обильно тек в страну контрабандный ром, но эта деятельность замерла: бутлегеры смекнули, что с большей прибылью и меньшей морокой можно торговать отечественным пойлом. Кесада опять погрузилась в спячку.