Сотрудник агентства «Континенталь» (Сборник)

— Такую найти будет нетрудно, — сказал он и начал рыться в ящиках, сундуках, стенных шкафах. Я сам порылся в них, когда был здесь первый раз, и тоже не нашел ничего интересного.

— Непохоже, что она собирала вещи в дорогу или много взяла с собой, — заключил он, вернувшись в спальню, где я сидел перед туалетным столиком. Толстым пальцем он показал на серебряный туалетный прибор с монограммой. — Что значит Г. Д. Л.?

— До замужества ее звали Габриэла. Что-то там Леггет.

— Ну да. Она, наверное, на машине уехала? А?

— У них здесь была машина? — спросил я.

— В город он или пешком приходил, или приезжал в открытом «крайслере». Она могла уехать только по восточной дороге. Пойдем в ту сторону, выясним.

Я подождал на дворе, а он несколько раз обошел вокруг дома, но ничего интересного не увидел. Машину, судя по всему, держали перед сараем; он показал мне следы:

— Уехала сегодня утром.

Я поверил ему на слово. По грунтовой дороге мы дошли до гравийной, а еще через полтора километра увидели серый дом, окруженный кирпичными службами. Человек с костлявыми плечами, щуплый и слегка прихрамывавший, смазывал за домом насос. Ролли назвал его Дебро.

— Да, Бен, — ответил он Ролли. — Она проехала здесь часов в семь утра, неслась как угорелая. Ехала одна.

— В чем она была? — спросил я.

— В бежевом пальто, но без шляпы.

Я спросил, что он знает о Картерах, — он был их ближайшим соседом. Дебро не знал о них ничего. Раза два он говорил с Картером, и тот показался ему вполне симпатичным парнем. Однажды они с супругой хотели навестить миссис Картер, но Картер сказал, что ей нездоровится и она легла. И сам Дебро, и его жена видели ее только издали, в машине или на прогулке.

— Вряд ли кто из здешних с ней встречался, — закончил он, — ну, конечно, кроме Мери Нуньес.

— Мери у них работает? — спросил помощник шерифа.

— Да. В чем дело, Бен? Там что-то случилось?

— Он ночью упал со скалы, а она уехала и никому ничего не сказала.

Дебро присвистнул.

Ролли пошел в дом, звонить шерифу. Я остался на дворе с Дебро в надежде вытянуть из него что-нибудь еще — на худой конец, его мнение. Но ничего, кроме удивленных восклицаний, не добился.

— Сейчас пойдем поговорим с Мери, — сказал помощник шерифа, вернувшись во двор; а потом, когда мы ушли от Дебро, пересекли дорогу и через поле направились к купе деревьев:

— Странно, что ее там не было.

— Кто она?

— Мексиканка. Они все там в низине живут. Муж ее, Педро Нуньес, отбывает пожизненное в Фолсоме за убийство бутлегера Данна — это было при ограблении, два-три года назад.

— Здесь убил?

— Ага. В бухточке под домом Тукера.

Мы прошли под деревьями и спустились по склону туда, где вдоль ручья выстроились пять хибар, формой, размером и суриковыми крышами напоминавших товарные вагоны, — каждая со своим огородиком. Перед одной, на пустом ящике из-под консервированных супов, нянча смуглого младенца, сидела с кукурузной трубкой в зубах расплывшаяся мексиканка в розовом клетчатом платье. Между домами играли оборванные, грязные дети, драные грязные дворняги помогали им шуметь. На одном огороде смуглый мужчина в некогда синем комбинезоне едва шевелил мотыгой.

Ручей мы перешли по камням; дети, перестав играть, наблюдали за нами. Навстречу нам с лаем бросились собаки и рычали, тявкали вокруг, пока кто-то из ребят их не прогнал. Мы остановились перед женщиной. Ролли улыбнулся младенцу и сказал:

— Ишь, здоровенный какой негодяй растет!

Женщина вынула трубку изо рта, чтобы пожаловаться:

— Животиком мается все время.

— Тц, тц, тц. Где Мери Нуньес?

Чубук показал на соседнюю хибарку.

— Я думал, она работает у этих, в доме Тукера, — сказал Ролли.

— Иногда, — безразлично отозвалась женщина.

Мы подошли к дому. В дверях появилась старуха в сером халате и глядела на нас, размешивая что-то в желтой миске.

— Где Мери? — спросил помощник шерифа.

Обернувшись, она сказала что-то кому-то в доме и отошла в сторону, уступая место в дверях другой женщине. Эта другая оказалась невысокой и плотной, лет тридцати или чуть больше, с умными черными глазами и широким плоским лицом. Она стягивала на груди темное одеяло, свисавшее до полу.

— Здравствуй, Мери, — приветствовал ее помощник шерифа. — Ты почему не у Картеров?

— Нездоровится, мистер Ролли. — Она говорила без акцента. — Знобит… дома сегодня сижу.

— Тц, тц, тц. Нехорошо. Врач тебя смотрел?

Она сказала, что нет. Ролли сказал, что надо показаться. Она сказала, что врач ей не нужен: ее часто знобит. Ролли сказал, что, может, оно и так, но тогда тем более надо показаться: лучше не рисковать и следить за своим здоровьем.

Да, сказала она, но врачи так дерут — мало того, что болеешь, еще им платить. Он сказал, что в конце концов без врача болезнь обойдется дороже, чем с врачом. Я уже стал думать, что это у них на весь день, но Ролли все-таки перевел разговор на Картеров и спросил у женщины, как она там работала.

Она сказала, что нанялась к ним две недели назад, когда они сняли дом. Ходила туда к девяти — раньше десяти они не вставали, — стряпала, убирала, а уходила вечером, вымыв посуду после обеда, — обыкновенно в половине восьмого. Известие о том, что Коллинсон (которого она знала как Картера) погиб, а его жена уехала, кажется, было для нее неожиданным. Она сказала, что вчера вечером Коллинсон отправился гулять один. Это было около половины седьмого, — пообедали вчера почему-то раньше. Сама она ушла домой в начале седьмого, а миссис Картер читала книгу на втором этаже.

Мери Нуньес не могла или не хотела сообщить ничего такого, что объяснило бы мне тревогу Коллинсона. Она твердила, что ничего о них не знает, только миссис Картер непохожа была на счастливую женщину, совсем непохожа. Она, Мери Нуньес, слава Богу, сама обо всем догадалась: миссис Картер любит кого-то другого, но родители выдали ее за Картера; этот другой, конечно, и убил Картера, а миссис Картер с ним сбежала. Иных оснований для этого вывода, кроме ее женской интуиции, у Мери не нашлось, поэтому я спросил о гостях Картеров.

Она сказала, что никаких гостей не видела.

Ролли спросил, ссорились ли Картеры. Она сказала было: «Нет», — но сразу спохватилась: ссорились часто и отношения у них были плохие. Миссис Картер не нравилось, когда муж был с ней рядом, и она несколько раз говорила — Мери это слышала, — что если он не оставит ее, она его убьет. Я попытался выяснить подробности и спросил, что было поводом для этих угроз и как именно выражалась миссис Картер, но Мери ничего не могла ответить. Определенно она помнила только одно: миссис Картер угрожала убить мистера Картера, если он не уедет.

— Теперь, можно сказать, все прояснилось, — с удовлетворением заметил Ролли, когда мы перешли через ручей обратно и поднимались к дому Дебро.

— Для кого прояснилось и что прояснилось?

— Что жена его убила.

— Думаете, она?

— И вы так думаете.

Я сказал:

— Нет.

Ролли остановился и устремил на меня озабоченный взгляд.

— Почему нет? Разве она не наркоманка? Да к тому же с придурью, как вы сами рассказывали. Разве она не сбежала? И ее вещи, что там остались, грязные и в крови. Разве не грозилась убить его? Ведь он испугался, вызвал вас?

— Угроз Мери не слышала, — сказал я. — Это были предостережения — о проклятии. Габриэла Коллинсон серьезно в него верила, а к мужу относилась так хорошо, что даже спасти хотела. Все это я с ней уже обсуждал. Она бы за него и не вышла, — когда он увез ее, она была сама не своя и не понимала, что делает. А потом ей стало страшно.

— Но кто же поверит?..

— Верить никого не просят, — проворчал я, двинувшись дальше. — Я говорю вам то, в чем я уверен. И если на то пошло, я не верю, что Мери Нуньес сегодня не была у них в доме. Может быть, к смерти Коллинсона она не имеет отношения. Может быть, она просто пришла туда, увидела, что их обоих нет, увидела окровавленные тряпки и пистолет — и не заметила, как задела ногой гильзу. Потом удрала домой и выдумала болезнь, чтобы ее не тягали; она уже имела это удовольствие, когда судили ее мужа. Может быть, и не так. Но девять женщин из десяти в ее положении поступили бы именно так; а чтобы я поверил в ее внезапную болезнь, мне нужны доказательства.