Бриллианты Вольштейна

— Впечатляет.

— Впечатляет, — повторил он, решив, что это комплимент. — Ты думаешь, я что-нибудь понимаю в архитектуре? Я знаю, чего хочу, все это знают, но не больше. Видишь картину на стене? Матисс. Это все, что я могу о ней сказать. Готов спорить, об архитектуре ты знаешь больше моего. И об искусстве. И о Матиссе тоже. Я прав?

— В какой-то степени.

— Но я также готов спорить, что такого дома у тебя нет. И на стене у тебя не висит картина Матисса. Я имею в виду не копию, а чертов оригинал. Я прав?

Я ответил, что да, но не стал говорить, что не стал бы жить в его доме и за большие деньги, а Матисс мне совсем не нравится. Не хотел выводить его из себя.

— У меня есть такой дом и такая картина, а у тебя их нет, Лондон. Знаешь, почему?

— Наверное, причина в деньгах.

— Правильно. В деньгах и силе. Если мне нужен дом, я иду к архитектору и говорю ему, чего мне хочется. Если мне нужна хорошая картина, я звоню дилеру и говорю, чтобы он подыскал мне самую лучшую. Вот почему я получил и этот брифкейс.

Он подошел к приземистому столику из красного дерева с уродливыми кривыми ножками, вдавил сигару в пепельницу.

— Ты это испытал на собственной шкуре, Лондон. Брифкейс был у тебя, а я хотел его получить. Я предложил тебе продать брифкейс, но ты отказался. Не захотел взять мои деньги. Тогда пришел черед силы. Я послал к тебе двух парней, чтобы показать, что я не шучу. Они задали тебе хорошую трепку. В итоге брифкейс у меня, а ты не получишь ни цента.

Я молча смотрел на него.

— Без силы никак не обойтись, — назидательно добавил он. — Сколько просидит в своем кресле президент, если у него не будет армии? А возьмем бизнес. Как создавались профсоюзы? Рабочие, эти бездельники, принимали решение бастовать. Не желали работать. Тогда босс нанимал крепких ребят и приказывал им разбить пару-тройку голов. И забастовки как не бывало. Все работали.

Я напомнил ему, что профсоюзы все еще в деле. Он окинул меня презрительным взглядом.

— А знаешь, почему? Они поумнели. Обзавелись своими крепкими парнями и при необходимости сами могут разбить голову тем, кто им мешает. Сечешь?

Я кивнул. Посмотрел на Билли, типичного представителя многократно упомянутых крепких парней. Сильного и глупого. Посмотрел на Ральфа. Он, скорее, тянул на правую руку босса, чем на крепкого парня. Извилин у него было побольше, да и револьвер его выглядел грозно. Не то, что моя «беретта». Уж не из этого ли револьвера убили блондинку, подумал я.

— А тебе, Лондон, ума не хватило. И вместо денег ты получишь пулю в лоб. Одно мое слово, и Ральф тебя прикончит. Только не здесь… незачем пачкать кровью ковер.

— В квартире женщины вы ковер запачкали.

Он как-то странно взглянул на меня.

— Билли велит тебе выйти из дома, и ты выйдешь, потому что не захочешь возобновить знакомство с его кулаками. Потом Ральф прострелит тебе голову, Билли выроет глубокую могилу и похоронит тебя. А садовник разобьет над ней клумбу. — Тут он расхохотался. — Нет, Билли не будет рыть могилу. Он даст тебе лопату и ты выроешь ее сам. Думаешь, что не будешь рыть? Думаешь, мы тебя не заставим? — Я понимал, что такие заставят. — Мы прикажем тебе рыть, и ты будешь рыть. Мы прикажем тебе лечь в могилу, и ты ляжешь. А потом мы пристрелим тебя, забросаем землей и разобьем клумбу. И ты исчезнешь. Словно тебя и не было.

Я медленно кивнул.

— И все потому, что на вашей стороне сила.

— Ты все понял, Лондон.

— Крепкие парни, — я покачал головой. — Хорошо, конечно, когда они работают на тебя, но возникают проблемы.

— Ты о чем?

— Приходится с ними общаться.

— Ты говоришь о Билли?

— Я говорю о Билли. — Я глубоко вдохнул и подумал, действительно ли они заставят меня рыть себе могилу и хватит ли у меня духу не подчиниться им. — Полагаю, вы знаете о нем далеко не все.

На лице Баннистера отразилось недоумение. Я же смотрел на Билли и вспоминал, с какой силой могут бить его кулаки. Думал о том, что сказал при нашей прошлой встрече Ральф, и надеялся, что Билли отреагирует на мои последующие слова именно так, как я того и жду.

— Наверное, вы не знаете, чем он занимается со своей мамашей. Он с ней спит, Баннистер. И не только. Он…

Тут мой монолог прервался.

Билли бросился на меня. Я увидел, как за его спиной Ральф поднял револьвер и прицелился в меня. Но стрелять явно не собирался. Зачем? Он полагал, что кулаков Билли хватит с избытком. Все произошло очень быстро. Билли целил мне в голову. Я отклонился, и огромный кулак просвистел над моим плечом. Я же использовал его руку, как рычаг, подсел под него и развернул его на сто восемьдесят градусов. Далее все сделала инерция. Мне осталось лишь направить его на Ральфа. И паровоз-Билли полетел на него. Может, Ральф хотел выстрелить в меня, может, он случайно нажал на спусковой крючок. Не знаю. Так или иначе, прогремел выстрел, и футболка Билли окрасилась кровью. А потом оба они повалились на пол — грохот от их падения силой не уступал выстрелу — и остались лежать. Я повернулся к Баннистеру. Тот держал в руке револьвер. Направленный на меня.

И такая тишина установилась в гостиной, что я слышал, как за стенами особняка поют птички и стрекочут цикады. Я посмотрел на Баннистера, потом на револьвер, вновь перевел взгляд на Баннистера.

— Видите, как бывает. Сила Билли обернулась против него. А все потому, что мозгами природа его обделила.

Револьвер не дрогнул. Губы Баннистера искривились в улыбке, но взгляд остался ледяным.

— Ловко. Очень ловко. Что это? Дзю-до?

— Что-то вроде этого.

— Использование против него его же силы. Да, я понимаю. У меня когда-то работал японец, худой, как спичка. Он мог без труда швырнуть мужчину моих габаритов через комнату. Знаешь, что ты сейчас сделал?

Я молчал. Почему не послушать умного человека?

— То же, что и Билли. И использовал свои мозги против себя. Через минуту-другую я тебя пристрелю, и ты умрешь. Твои мозги разлетятся по ковру. И какой тогда от них будет прок?

Как бы невзначай я сунул руки в карманы пиджака. «Беретта» лежала на прежнем месте. Я старался не думать о том, что бы могло произойти, если бы Ральф или Билли обыскали меня и забрали пистолет. В критической ситуации о таком лучше не думать.

— Вы бы все равно меня убили. Не вижу разницы.

— Может, и убил, может — нет.

— Убили бы, это точно. Убийств на вашем счету много. Еще одно ничего не изменит.

Он рассмеялся.

— Болван. За четырнадцать лет я никого не убивал сам. Ты будешь первым, если только Ральф не очнется и не избавит меня от лишних трудов.

Я взглянул на Ральфа, погребенного под тушей Билли, и решил, что если тот и очнется, то нескоро.

— Пусть сами вы на спусковой крючок не нажимали, но приказывали другим. А это одно и то же. Вы — убийца, Баннистер. Вы убили воров, укравших драгоценности, чтобы сэкономить сто «штук». Вы убили женщину, которая попыталась вас обмануть. Теперь убьете меня. Поздравляю. — Как мне показалось, мои обвинения его только забавляли. Я же сжал «беретту», указательный палец лег на спусковой крючок. Оставалось только радоваться, что оружейные фирмы изготовляют такие маленькие пистолеты. «Беретта» даже не оттопыривала карман. — Вы — свинья, — продолжил я словесную атаку. — Со всеми вашими деньгами и властью вы не желаете вылезать из канавы. Нравится вам валяться в грязи. Вы убиваете, как животное, и будете жить, как животное, пока кто-нибудь не разнесет вам голову, или вас не посадят на электрический стул.

Но Баннистер разительно отличался от Билли. Он даже не разозлился. Его скрипучий голос остался ровным и спокойным.

— Дурень. Знаешь, что у тебя вместо мозгов? Вместо мозгов у тебя дерьмо. И всякий раз, когда ты пытаешься сказать что-нибудь умное, ты дуреешь и дуреешь.

— Неужели?

— Можешь не сомневаться, болван. Думаешь, я заказываю убийство ради того, чтобы убить? Просто так не убивают. Это глупо. Воришек убили только потому, что они пытались обмануть меня. Если кто-то тебя обманывает, ты обязан ударить в ответ. Они пришли ко мне и попросили за свои драгоценности сто «штук». Я им заплатил, а они попытались удрать и с деньгами, и с драгоценностями. Поэтому их убили, а деньги вернулись законному владельцу.