Сотрудник агентства «Континенталь» (Сборник)

— Заходите, — сказал я. — Я должен осмотреть дом. Хотите сопровождать меня — прошу. Только тихо, а дальше — посмотрим.

Он вошел с таким видом, будто я — святой Петр, открывший ему врата рая. Я захлопнул за ним дверь и повел через вестибюль к главному коридору. Кругом никого не было. Но недолго.

Из-за угла вдруг появилась Габриэла Леггет. Шла она босиком. Тело прикрывала лишь желтая ночная рубашка, забрызганная чем-то темным. Обеими руками она держала перед собой большой кинжал, почти меч. Он был красный, влажный. Красными, влажными были и ее голые руки. На одной из щек виднелся кровавый мазок. Глаза были ясные, блестящие и спокойные, лобик — гладкий, губы решительно сжаты. Она подошла, глядя в мои, вероятно обеспокоенные, глаза с полной безмятежностью. Казалось, она ожидала меня здесь увидеть, знала, что я ей попадусь.

— Возьмите, — сказала она ровным голосом и протянула кинжал. — Это улика. Я его убила.

— Гм, — выдавил я.

Все еще глядя мне прямо в глаза, она добавила:

— Вы — сыщик. Заберите меня туда, где таких вешают.

Руками мне шевелить было легче, чем языком. Я взял у нее окровавленный кинжал — широкий, с большим обоюдоострым лезвием и бронзовой рукояткой в виде креста.

Из-за моей спины выскочил Эрик Коллинсон и, раскинув дрожащие руки, бормоча что-то нечленораздельное, пошел к девушке. Она со страхом отпрянула от него, прижалась к стенке и взмолилась:

— Не пускайте его ко мне.

— Габриэла! — крикнул он, протянув к ней ладони.

— Нет, нет. — Она тяжело дышала.

Чтобы загородить девушку, я встал перед ним, уперся рукой ему в грудь и рявкнул:

— Угомонитесь!

Он схватил меня за плечи сильными загорелыми пальцами и стал отпихивать. Я решил ударить его в подбородок тяжелой бронзовой рукояткой. Но так далеко дело не зашло: не спуская глаз с девушки, он вдруг забыл, что хотел спихнуть меня с дороги, и руки у него ослабли. Я толкнул его в грудь посильнее, оттеснил к другой стене коридора и отступил в сторону, чтобы видеть сразу обоих.

— Потерпите. Надо узнать, в чем дело, — сказал я ему и, повернувшись к девушке, показал на кинжал: — Что произошло?

Она уже успокоилась.

— Пошли, сейчас увидите, — сказала она. — Только, ради Бога, без Эрика.

— Он не будет мешать, — пообещал я.

Она хмуро кивнула и повела нас по коридору за угол, к небольшой приоткрытой железной двери. Она вошла первой. Я за ней. За мной Коллинсон. В лицо нам повеял свежий ветерок. Я задрал голову и увидел на темном небе тусклые звезды. Я взглянул вниз, под ноги. В свете, проникавшем сквозь дверной проем, мне удалось разглядеть, что мы шагаем по белому мрамору или, скорее, по пятиугольным плитам под мрамор. Было темно, если не считать света из двери. Я вынул фонарик.

Неспешно ступая босыми ногами по холодным плитам, Габриэла повела нас к какому-то серому квадратному сооружению, неясно маячившему впереди. Потом остановилась и сказала:

— Здесь.

Я включил фонарик. Свет заиграл, рассыпался по широкому белому алтарю, отделанному хрусталем и серебром.

На нижней из трех ступенек, лицом вверх, вытянув руки по швам, лежал доктор Риз.

Казалось, он заснул. Одежда на нем была не измята, только пиджак и жилет расстегнуты. Рубашка потемнела от крови. В груди виднелись четыре одинаковые раны, как раз такой формы и размера, которые мог нанести этот большой кинжал. Из ран уже ничего не сочилось, но, когда я приложил руку ко лбу, он был теплым. На ступеньки и на пол натекла кровь, рядом валялось пенсне на черной ленточке, целое.

Я выпрямился и направил луч фонарика девушке в лицо. Она моргала, жмурилась, свет ей мешал, но лицо оставалось спокойным.

— Вы убили? — спросил я.

— Нет! — завопил Коллинсон, словно только что проснулся.

— Заткнитесь, — приказал я ему и подошел к девушке поближе, чтобы он не мог вклиниться между нами.

— Так вы или не вы? — переспросил я.

— А что тут странного? — спокойно спросила она. — Вы же слышали, что говорила мачеха о проклятии Дейнов, о том, что было и будет со мной и со всеми, с кем сведет меня судьба. Так чему удивляться? — И она показала на труп.

— Чушь собачья! — сказал я, пытаясь разгадать причину ее спокойствия. Я уже видел, как на нее действует наркотик, но здесь было что-то другое. Знать бы, что именно. — Зачем вы его убили?

Коллинсон схватил меня за руку и повернул к себе. Он был как в горячке.

— Что толку в разговорах? — закричал он. — Надо ее скорее увезти отсюда. Тело мы спрячем или положим в такое место, где на нее никто не подумает. Вам лучше знать, как это делается. Я увезу ее домой. А вы тут все устроите.

— Ну да! — сказал я. — Свалим убийство на здешних филиппинцев. Пусть их вместо нее повесят.

— Правильно. Вам лучше знать, как…

— Черта с два! — сказал я. — Ну и понятия у вас.

Его лицо пошло пятнами.

— Нет, мне… я не хочу, чтобы кого-то… вешали, — забормотал он. — Честное слово. Я о другом. Ведь можно устроить, чтобы он исчез. А? Я дам денег… Он бы мог…

— Заткните фонтан, — зарычал я. — Только время теряем.

— Но вы должны что-то сделать, — не отставал он. — Вас сюда прислали, чтобы с ней ничего не случилось. Вы должны.

— Умница.

— Я понимаю, что это трудно. Я заплачу…

— Хватит. — Я вырвал у него руку и повернулся к девушке. — Кто-нибудь при этом присутствовал?

— Никто.

Я посветил фонариком на алтарь, на труп, на пол, на стены, но ничего нового не обнаружил. Стены были белые, гладкие и сплошные, если не считать двери, через которую мы вошли, и такой же на противоположной стороне. Четыре побеленные стены поднимались прямо к небу.

Я положил кинжал рядом с телом Риза, выключил фонарик и сказал Коллинсону:

— Надо отвести мисс Леггет в комнату.

— Ради Бога, давайте увезем ее из этого дома, пока не поздно.

— Хороша она будет на улице босиком и в забрызганной кровью рубашке.

Я услышал какое-то шуршание и включил свет. Коллинсон стаскивал с себя пальто.

— Моя машина стоит на углу. Я отнесу ее на руках. — И он направился к девушке, протягивая пальто.

Габриэла забежала мне за спину и застонала.

— Не давайте ему до меня дотрагиваться.

Я хотел остановить его. Он отбил мою руку и пошел за ней. Она — от него. Я почувствовал себя чем-то вроде столба карусели, и ощущение мне не понравилось. Когда этот болван оказался передо мной, я саданул его в бок плечом, так что он отлетел к углу алтаря. Я подошел поближе.

— Хватит! — прорвало меня. — Если хотите помогать нам, то не валяйте дурака, делайте что говорят и оставьте ее в покое. Понятно?

Он выпрямился и начал:

— Но вы не имеете…

— Оставьте ее в покое. Оставьте в покое меня. Еще раз влезете — получите пистолетом по челюсти. Хотите получить прямо сейчас — скажите. Так как?

— Ладно, — пробормотал он.

Я повернулся к девушке, но она уже серой тенью, почти не шлепая босыми ногами, летела к двери. Я бросился за ней, громыхая по плитам ботинками, и поймал ее за талию уже в дверях. Но тут же получил удар по рукам и отлетел к стене, приземлившись на колено. Надо мной во весь рост высился Коллинсон и что-то орал. Из всего потока слов мне удалось разобрать только: «Черт вас подери».

Я встал с колена в самом чудесном настроении. Быть сиделкой при свихнувшейся барышне недостаточно, вдобавок получай тычки от ее жениха. Мне понадобились все мои актерские таланты, чтобы невозмутимо спросить Коллинсона:

— Ну зачем вы так?

Я подошел к стоявшей в дверях девушке.

— Пошли к вам в комнату.

— Только без Эрика, — потребовала она.

— Больше он не будет мешать, — снова пообещал я, надеясь, что на этот раз не ошибусь. — Пошли.

Она поколебалась, затем переступила порог. Коллинсон, с застенчивым, одновременно свирепым, а в целом очень недовольным лицом, вышел вслед за мной. Я прикрыл дверь и спросил Габриэлу, есть ли у нее ключ.

— Нет, — ответила она, будто вообще не знала о существовании ключей.