Золушка

Хвост по-прежнему держался за ним.

Отто не спеша свернул к югу на сорок первую федеральную дорогу. Хорошо бы отыскать местечко с единственной дверью, без второго выхода. Например, какой-нибудь подходящий бар. Этот ублюдок скорее всего последует за ним. Убедившись, что гаду не удрать, можно начинать игру. Как в кино. Подойти и предложить: «Эй, парень, ты вроде собираешься провести со мной всю ночь, почему бы нам не выпить вместе?» Эдди Мэрфи сыграл так однажды, да, кажется, это был именно он. В том фильме, где он играет копа из Детройта.

В зеркале заднего вида отражались огни машины.

Едет почти впритык.

Осторожно.

Расстояние футов двадцать. Может, тридцать, не больше.

Эту машину он видит впервые.

Обнаружил ее, отъехав всего три квартала от «Лачуги». Остановился купить сигарет и заметил, что какая-то машина ткнулась ему чуть ли не в задний бампер. И стояла на месте, когда он вышел из лавочки с пачкой сигарет. Черный «торонадо» с красными полосами, как у гоночного автомобиля. И с затемненными стеклами. Сильно затемненными, не разглядишь сквозь них, кто за рулем. Машина тронулась за ним почти сразу, как он отъехал, минуты не прошло. Стало быть, парень либо новичок, либо не считает нужным прятаться. Следит в открытую.

Сам Отто ездил на тускло-синем «бьюике-сенчури». Коли ты детектив, тачку выбирай неприметную, чтобы никому не бросалась в глаза. Иначе засекут тебя в один миг. Ежели бы автодилеры торговали линялыми машинами, он бы купил целую дюжину. Нынешняя его колымага выцвела с годами, теперь она внимания не привлекает, слава Богу.

Однако нынче ночью не поработаешь — «торонадо» тут как тут.

Это был торжественный прием. Мюриэл и Гаролд Лангерманы праздновали серебряную свадьбу. Мужчины в белых смокингах, дамы в вечерних платьях. Ударник из маленького джаз-оркестра спустился на пляж и разогнал гитаристов. Потом вернулся в дворик-патио под террасой и присоединился к пианисту и контрабасисту. Они заиграли «Это было в Монтерее». Луна рассиялась еще ярче, и вода в заливе сверкала под ее лучами, словно битое стекло.

— О чем ты думаешь? — спросила Сьюзен.

— О том, что я пойман и попал под арест.

— Это плохо?

— Наоборот, хорошо.

«…Давным-давно», — пели музыканты.

— Ты чудесно выглядишь сегодня.

Сьюзен слегка улыбнулась.

— А ты просто красавец.

— Благодарю.

Рост у него ровно шесть футов (правда, его сестра Глория утверждала, что он, пытаясь очаровать одну милую девушку, хвастался, будто рост у него шесть футов и два дюйма), а вес сто семьдесят фунтов. Волосы черные, глаза карие… Лицо? Его партнер Фрэнк выражается так: «твоя лисья физиономия». Пожалуй, это не совсем подходит под определение «красавец». Так, ничего. Вполне терпимо. В кругу изысканно красивых мужчин в джинсах от знаменитых модельеров Мэтью Хоуп чувствовал себя заурядным.

«…Губы красные, как вино…» — пели в патио.

Ему хотелось поцеловать Сьюзен.

— Нет, правда, Мэтью, в смокинге ты всегда выглядишь прекрасно.

С самой первой встречи она называла его Мэтью.

Другие обычно называли Мэтт или Мэтти. Сестрица Глория, Бог весть почему, употребляла имя Мэтлок. Но для Сьюзен он был Мэтью, и это ему очень нравилось. Он благодарен ей за это. И за многое другое.

Он снова поднял на нее глаза.

— Ну что? — спросила она.

— Давай уйдем отсюда, — быстро выговорил он.

Черный «торонадо» все ближе.

Между ними пятнадцать футов, не больше.

И вдруг — это было похоже на сцену из «Тайных сражений», когда огни в зеркале заднего вида прямо-таки ослепляли парня за рулем, кто же его играл, не могу вспомнить, тот самый, который в «Челюстях», и огни то вспыхивали, то гасли, и было понятно, что погоню ведет космический корабль. Очень похоже, только… только в его зеркале огни смещаются влево, потому что «торонадо» догнал его и идет рядом. Затемненное стекло в правом окне «торонадо» опустилось, и на Отто нацелилось дуло автомата.

«Ах, черт…» — мелькнуло в голове, и это была его последняя мысль, потому что раздался выстрел, второй, но второго Отто уже не услышал — пуля угодила ему в левый висок, и его руки, отпустив рулевое колесо, упали, словно подстреленные птицы, а «бьюик», потеряв управление, на полном ходу съехал на обочину и врезался в большую стеклянную витрину ателье по ремонту телевизоров. Витрина разлетелась, дюжина, а может, и больше телевизоров разделили ее участь. «Торонадо» мчался дальше на юг по сорок первой магистрали, темное стекло в правой дверце было поднято.

Мэтью потом никак не мог поверить, что новость о гибели Отто Самалсона он впервые услышал, когда лежал в постели возле Сьюзен.

Его дочь, наверное, подумала бы, что они оба сошли с ума.

Возможно, так оно и было.

Постель вела их по дорогам воспоминаний.

В его спальне негромко играло радио. Музыка пятидесятых. Их музыка.

Воспоминания о Сьюзен.

Когда он впервые увидел ее, она сидела на перевернутом пластиковом ведерке для льда, спиной к озеру, и пела вместе с парнем, который бренчал на мандолине. Широкая юбка закрывала расставленные в стороны ноги Сьюзен, ветер с озера шевелил ее длинные каштановые кудри. В темных глазах вспыхнули искры, когда она увидела Мэтью…

За окном горели прожекторы плавательного бассейна, свет проникал в спальню, и в этом свете Мэтью видел обнаженное тело Сьюзен.

Клубок воспоминаний.

Сьюзен — невеста, такая сияющая, в пышном белом платье и белых сандалетах, с белой гвоздикой в волосах, и зубы в улыбке ярко-белые, а лицо розовеет, когда она раскрывает ему объятия…

Она шепнула, что ей нравится его дом.

Он прошептал в ответ, что дом наемный.

Воспоминания.

Вот она стоит, буйная, возбужденная, в дверях их спальни, на ней черный пояс и черные нейлоновые трусики, туфли тоже черные, на высоких каблуках. Темные волосы закрывают один глаз. «Я хочу тебя, Мэтью, возьми меня…»

Она спросила, нравится ли ему жить в одиночестве.

Он ответил, что нет, не нравится.

Когда столько лет живешь вместе, знаешь каждый изгиб, каждую впадинку, каждый уголок ее тела, выучил их наизусть и приникаешь к ним…

— Сегодня вечером в Калузе…

Новости.

Он взглянул на часы: одиннадцать часов три минуты.

Поцеловал Сьюзен.

— …убит водитель. Неуправляемая машина сошла с магистрали и врезалась в витрину телеателье…

Ее губы, он помнил их такими, какие они были в молодости.

Груди такие же упругие.

Ноги…

— …идентифицирован как Отто Самалсон, частный детектив, офис которого находится в Хайгейте…

— Что?! — выкрикнул Мэтью.

Сьюзен посмотрела на него в недоумении.

— Ты слышала?

— Нет, я не слушала. А что? Что такое должна я была услыхать? — Испуганная, она села в постели, прикрыв простыней обнаженную грудь.

— Ш-ш-ш, — прошипел он.

Но диктор уже говорил о чем-то в Сарасоте…

— Он назвал имя Отто Самалсона, ты слышала?

— Да не слышала я ничего! Кто он такой?

— Господи Иисусе! — Мэтью вскочил с кровати.

— Мэтью, в чем дело?

— Я должен… мне надо позвонить… Сьюзен, если это Отто… понимаешь, тебе лучше… то есть я должен позвонить, прости, пожалуйста.

Он ушел в комнату, превращенную в домашний офис, и позвонил в управление охраны общественного порядка, попросил позвать детектива Мориса Блума. Детектив Кеньон ответил, что Блум на отдыхе, но человек, застреленный на сорок первой федеральной дороге, и в самом деле частный детектив Отто Самалсон.

Мэтью поблагодарил и повесил трубку.

Когда он вернулся в спальню, Сьюзен была уже одета.

— Я как раз вспомнила, почему мы развелись, — сказала она и ушла.

И пришел кошмар.

Кошмар воспоминаний.

Он завладел постелью Мэтью. Завладел его сном.

…Я как раз вспомнила, почему мы развелись…

Слова Сьюзен. Отворились шлюзы памяти, и на волю вырвалось первое ночное видение. Мэтью вернулся домой в четверть первого ночи; в их доме, где они живут вместе со Сьюзен, горит в кабинете свет, и Сьюзен голая сидит за письменным столом. «Мне только что позвонил человек по имени Гаролд Хеммингс», — говорит она, и у Мэтью пересыхает в горле.