Километры саванов

– Приберегите для себя свою жалость. Я ее не признаю. И сама не испытываю жалости к нему. Вот почему я его не убью.

– Значит, он убьет вас.

– Нет. Я спокойна. Пострадали бы его дела, его расчеты, его планы...

– Может наступить день, когда эти дела, расчеты и планы ничего не будут значить. Одна капля способна переполнить чашу.

Я видел, как образуется эта капля воды величиной со здоровенную катаракту. Но был преисполнен решимости ее нейтрализовать.

– Нет, – повторила Эстер, тряся головой, – Он меня не убьет.

– Не могу понять, с какой стати я вас принимаю, – пробурчал Рене Левиберг, глядя на меня сквозь беспрерывно моргающие веки.

Он сидел за письменным столом строгих очертаний, ничем не загроможденным, с одним бюваром с золотыми углами в центре. На зеленом бюваре лежала толстая авторучка, готовая подписывать чеки, но явно не на мое имя. На выдвижной доске размещались телефон, пепельница и интерфон. Через открытое окно доносился перестук где-то энергично работающей в этом трудолюбивом улье пишущей машинки.

Высокопоставленный приказчик не двинулся со своего кресла, не протянул мне руки, не предложил сесть. И все же я сел. Разговор грозил затянуться.

– Может быть, потому, – ответил я, – что ваш возраст позволяет припомнить газету "Слухи". Распространители этой газеты снабжались удостоверением, в котором можно было прочесть: "Не заставляйте отвечать, что вас нет у себя, когда у вас просят встречи от имени "Слухов", глашатая всех слухов". Часть парижской истории...

Он подморгнул, но это ничего не означало... Он моргал беспрерывно.

– Мне наплевать на парижскую историю, – оборвал он. – Прошу вас, ближе к делу.

– Хочу предложить вам свои услуги, сударь.

– Зря теряете время. Наймом не занимаюсь. Я вполне способен сам справиться с Морено. В любом случае, я не настолько глуп, чтобы нанять для борьбы с ним того, кто является его другом или... сообщником. У меня нет привычки транжирить собственные деньги.

– Речь не о Морено, и свои услуги я предлагаю вам бесплатно.

– Это же неслыханно!

– Со мной случается.

Он схватил авторучку и принялся ей поигрывать:

– Не доверяю бесплатным услугам. Они могут оказаться весьма дорогостоящими.

– Конечно, платить вам придется. Но не мне.

– Кому же в таком случае?

– Не знаю.

– Послушайте, дорогой мой сударь...

Он говорил с наигранной самоуверенностью, повышая голос, чтобы обмануть самого себя:

– ...если ваша загадочная мина – всего лишь уловка, чтобы закрепиться в нашем доме и вытянуть из меня деньги, то эта уловка не сработает.

Он едва не сломал авторучку, резко стукнув ею по столу.

Я пустил пробный шар:

– Мне казалось, вам нужен детектив. По его лбу пробежали складки:

– Вы слышали об этом от Эстер?

– С мадемуазель Эстер мы говорили только о прошлом.

– Именно... вы олицетворяете прошлое, которое я не хотел бы воскрешать... Нет, сударь, детектив мне ни к чему... А если бы он мне и понадобился, то к вам бы я не обратился.

– Жаль. Со мной не сравнятся все Жоливе вместе взятые.

– Жоливе?

Очевидно, это имя ему ничего не говорило.

Голос его не мог обмануть мое натренированное ухо. Что бы Левиберг ни утверждал, а он пустил частного сыщика по следу. Но отозванный полицейский работал в команде и ничего удивительного, что он его не знал.

– Жоливе или Доливе, – сказал я. Он бледно улыбнулся:

– Так вы и сами не знаете? Видимо, очередная уловка.

Не произнося ни слова, я смотрел на него. А приглядевшись, я опять не произнес ни слова. Моя молодость прошла. Пора бы это знать. Ты не силен, Нестор. Я же был приятелем Морено. Даже погибая от тревоги, он бы меня не нанял, что бы я ему ни раскрыл. К тому же он уже нанял моего коллегу. При таких обстоятельствах нечего мне откровенничать.

В память об Алисе я вынашивал замысел стать посредником между Эстер и парнями, которые хотели сбыть ее братцу доказательства проступка сестры при оккупации. Теперь же мне следовало если и не отказаться целиком от своей надежды, то во всяком случае не рассчитывать на то, что Рене Левиберг прольет мне хотя бы слабый свет на всю историю. Мне придется выпутываться совершенно одному и действовать быстро, весьма скудными шансами на успех.

Я встал.

– Извините меня, – сказал я.

Чтобы дать ему возможность, в случае чего, передумать, я медленно тянул слова и едва волочил ноги.

Он не передумал. Не сделал и жеста, чтобы меня остановить. Даже не потрудился проводить меня до двери своего кабинета, на которую указал совершенно излишним движением подбородка, уподобляясь Муссолини с его наигранной картонной мужественностью. Он предоставил мне самому выбираться на улицу.

На углу я натолкнулся на Ребуля.

– Что случилось? – спросил я удивленно.

– Сам хотел бы знать. Отчасти поэтому я и здесь, – ответил однорукий. – Элен поручила мне вас подстеречь. Фару повис на телефоне. Он хотел бы вас повидать и сейчас, наверное, в агентстве.

Я нахмурил брови:

– Гм... Не следовало мне говорить ему о вашем вчерашнем фараоне. Этот пройдоха всегда хочет знать больше всех. Все же странно, что он прореагировал так стремительно. Вы ничего не знаете?

Он покачал головой:

– Ничего.

Мы вышли на угол улицы Полумесяца, к кафе, где в 1914 году был убит Жорес.

– Давай зайдем. Выпьем по стаканчику, и ты мне расскажешь, обо всем ли договорился в кафе "У Рекса" относительно нашего фараона.

– Идет.

Пока мы сидели за стойкой с двумя поллитрами, он объяснил мне все. Я старался все получше запомнить, чтобы не сбиться, излагая Фару.

– Значит, – заметил Ребуль, – я не ошибся? Это был сыщик?

– Уволенный, – уточнил я. – По имени Доливе. Странный малый. Он помог побегу опасного бандита. Сейчас подрабатывает в частном секторе у одного коллеги. Чтобы вершить своими делами из притона... Видишь ли, старик, схваченный тобой на лету номер телефона принадлежит притону на улице Луны.

– На самом деле? – присвистнул калека. – Везет же некоторым из нашего цеха...

Снова посерьезнев, он добавил:

– ...В таких условиях будет нетрудно установить, кто хозяин. Не так уж много детективов, у которых предрассудков меньше, чем у сотрудников агентства "Фиат Люкс".

– Да, не так уж трудно, – вздохнул я.

Я разглядывал сохранившиеся под стеклом в честь социалистического трибуна пожелтевшие снимки Жореса и номер "Юманите" с сообщением о зверском деянии Виллена.

– Да, не так уж трудно, – повторился я. – Но что нам это даст?

– Не знаю, – сказал Ребуль. – Я даже не знаю, что вы ищите.

– Иголку в стоге сена. Он улыбнулся:

– Не ново.

– И все же меня не покидает впечатление, что на этот раз я сшибу себе лоб.

– Послушайте. Дело о шантаже – это для вас раз плюнуть. Ведь речь идет о шантаже, так?

– Не совсем. Левиберг думает, что именно так, и как все те, чье имя на слуху, боится скандала, даже если ему не в чем себя упрекнуть, предпочитает не поднимать волны. Вот почему в ответ на обычные предупреждения он опубликовал объявление и согласился на встречу, которую я назначил, хотя речь идет о другом.

– О чем же?

– Ему хотят сбыть бумаги, доказывающие участие его сестры в исключительно мерзкой истории. Именно эти документы мне и хотелось бы заполучить прежде, чем до них доберутся другие. Будет очень нелегко. Ребуль вытаращил глаза.

– Тем более, – сказал он, – вся затея мне представляется глупой. Послушайте, я не понимаю, почему не шантажируют саму сестру?

– Я уже думал об этом. Навалились именно на Левиберга, потому что с помощью этих бумаг его хотят довести до каления и, думаю, расчет точен. Вот что мне пришло в голову. Вы свяжетесь с Заваттером и соберете все, что можно, о Левиберге. Сведения, которые я смог получить у сестры, вряд ли объективны. Вроде бы он ведет переговоры о покупке газеты "Меридьен", а конкурирующая группа хотела бы обставить его. Если это верно, то, может, стоит покопаться с той стороны. Видите ли, пока что все следы ведут к некоему покупателю. Я имею в виду не газету, а документы. Но меня интересует продавец этих документов. Когда я думаю о том, что единственным человеком, который мог бы, вероятно, повторяю, вероятно, меня просветить, был Леменье... Но Леменье...