Километры саванов

Иное чувство? И еще какое, Нестор! Она уже давно что-то заподозрила, но кому доверить роль брошенного в тихую заводь камня в надежде, что братец утонет в поднявшейся грязи? Черт возьми, конечно же Нестору Бурма! И в дневнике многократно повторяется его имя. Если бы Морено вернулся. Вот предлог. Лучше Бурма никого не найти. Но послушайте! Превосходная мысль. И мысль оказалась действительно превосходной.

– Она обратилась ко мне с единственной целью – защитить вас...

Скажешь тоже. Когда она звонила мне, выследив Перонне и обнаружив его операцию с фальшивыми долларами, ее голос дрожал от волнения. Мне нужно кое-что вам показать. Наконец-то у нее в руках оказалось средство, которым она могла сразить своего брата. Сообщник гангстера. И вместо того, чтобы, как мы договорились, дожидаться меня, она не смогла удержаться и отправилась назад, чтобы снова насладиться тем зрелищем... И из-за этого умерла. Именно, умерла.

– …и мне хотелось бы, чтобы вы об этом не забывали.

– Не забуду, – ответил Левиберг.

– Превосходно. А теперь возьмите это.

Я вынул снимки – фото и негатив – и положил их на бювар:

– Вот что хотел вам продать Марсо-Марселлен. Этот снимок был сделан сообщником Перонне по его приказу.

Опасаясь, что в один прекрасный день ваша признательность ослабеет, Перонне хотел приобрести средства давления на вас. Но упустил фото из своих рук. И захотел заполучить их обратно, когда в чужих руках они вдруг стали опасны и для него. Предполагаю, что когда Марсо-Марселлен предложил вам сделку, Перонне посоветовал согласиться... так же, как в вечер встречи он побудил вас раздобыть наличные, чтобы заплатить то, что требовалось?

Моя осведомленность не удивила Рене Левиберга.

– Да, – выдохнул он.

– И еще один вопрос, сударь. Глядя на этот снимок, вас можно бы счесть закоренелым сообщником Перонне, а вы им не были. Отсюда мораль: критически выслушивайте сплетни шантажистов. Идет ли речь о гангстере или гестапо...

Ну что же, пусть с мертвой, но я рассчитался с Эстер за ее деньги.

– Да, несомненно, – произнес Левиберг.

В задумчивости он долго рассматривал фотографии. Наконец, поднял свои черные мигающие глаза:

– Сколько?

– Вы меня оскорбляете, – усмехнулся я. – Но не стану вас разочаровывать. Два миллиона. Двумя чеками. Первый на имя мадемуазель Клотильды Филиппон. Она "вдова" юного остолопа и негодяя. Мне бы не хотелось, чтобы она вообразила, что он был еще и лжецом. Другой – на мое имя. Но не для меня. У несчастной убитой дурехи наверняка где-то у кормилицы остался сирота.

Я вышел с двумя чеками в кармане. В последний раз обернулся я на широкий, словно речное устье, фасад шестиэтажного здания. Ткани Берглеви. Хлопчатобумажные изделия. Шелка. Шерсть. Полотна.

Экраны для киногрез? Простыни для любви? Саваны, и ничего другого.