Смерть на выбор

— Но если вы располагали информацией о том, что готовится убийство прокурора второго города России, почему не была усилена охрана, не были приняты другие меры безопасности?

Она буквально почувствовала, как воздух в комнате наэлектрилизовался, следователи по особо важным делам и их помощники, раньше присутствовавшие в качестве статистов, напряглись. Один даже привстал.

Молочно-голубые глаза Шишкова метали молнии. Камера сияла красным огоньком — писала тишину и растерянность. Лизавета ликовала — ради таких моментов они все и горят на работе. Как ответит главный контрразведчик страны — признает, что сведений о покушении не было, то есть их служба работает препогано, или заявит, что они все знали, но не уберегли, не сумели обеспечить охрану, — тоже не слишком приятное признание.

— По этому поводу ведется служебное расследование, кое-какие данные были, но их было явно недостаточно… К сожалению, у меня больше нет времени, — остановил съемку Анатолий Иванович и, сопровождаемый свитой, покинул штаб по расследованию политического убийства года. Последний «свитский» офицер контрразведки оглянулся в дверях, и Лизавета с удивлением поймала его восхищенный взгляд. Она-то думала, что они все больны корпоративной солидарностью. Так или иначе, его патрон публично расписался в собственной беспомощности. Интервью в тот же вечер вышло целиком — с паузой.

Теннис-клуб, в котором гонял по корту мяч Андрей Григорьевич Балашов, был действительно элитарным. Элиту отбирали при помощи имущественного ценза. Членский взнос — пятьсот долларов за сезон — не каждому по силам. Но даже если какой-то амбициозный выскочка, желающий обзавестись полезными знакомствами, и наскребет требуемую сумму, ему придется подумать и о транспорте — клуб находился в двадцати минутах езды от центра, но добраться туда можно было только на машине. Этот район позабыли охватить муниципальным транспортом.

Лизавета и Балашов сидели в клубном баре — после двух сетов, один из которых Лизавета выиграла, а другой проиграла, апельсиновый сок казался нектаром и сомой одновременно.

— Я заказал ужин, здесь неплохо готовят. — Балашов по-прежнему был подчеркнуто вежливым. Даже с небольшим перебором — двадцать два по части хороших манер.

Лизавета лениво кивнула и продолжала разглядывать сидящего напротив человека, одного из самых богатых людей Петербурга. Худощавый, подтянутый, без единого седого волоска сорокапятилетний шатен с серыми глазами производил приятное впечатление. Но была в его облике какая-то несуразность — только Лизавета не могла понять, какая именно.

— О делах я за едой не говорю. Аперитив? — Балашов обворожительно улыбнулся.

— Джин-тоник, если у них готовят коктейли…

— Приготовят.

Когда принесли украшенные лимонами стаканы, Балашов произнес деловой тост:

— За наше грядущее сотрудничество, я очень хочу, чтобы оно состоялось.

И тут же изложил свои предложения — Лизавета готовит программы, презентационные ролики, круглые столы и прочие предвыборные видеоматериалы для блока «Вся Россия», она следит за тем, чтобы программа блока и кандидаты блока предстали перед избирателями во всей красе, она сама выбирает, с кем работать, каких операторов и какие студии использовать, деньги — не проблема, был бы результат. И за все за это она получает зарплату — пять тысяч долларов в месяц.

— Что значит результат? Победа на выборах прежде всего. То есть если вы не победите, то зарплаты мне не видать как своих ушей?

— Какая чепуха. Нет…

— А как тогда вы будете оценивать мою работу? Кто будет решать, справляюсь я или нет? Ваши условия заманчивы, но требования крайне расплывчаты. Похоже на покупку кота в мешке.

— Мне нравится ваш подход. — Балашов хорошо усвоил уроки Карнеги. — Не мне вам объяснять, что такое создание привлекательного образа. Создайте такой для блока «Вся Россия».

— Вас устраивало, как работал Кастальский? Я бы хотела посмотреть его продукцию. — «Собственно, ради этого я и пришла», — подумала Лизавета.

— Посмотрите, только там было кое-что не так, хотя программы хорошие в целом.

— Олег был прекрасным профессионалом. Что вы имеете в виду? — Лизавета заметила, что Балашов начал беспокоиться.

— У нас возникли кое-какие трения. Сейчас это уже несущественно. А программы — посмотрите. Идемте ужинать.

Готовили в теннис-клубе действительно хорошо — бифштекс, кофе, вишневый пирог и свежий салат вполне соответствовали мировым стандартам.

«БМВ» Балашова остановился у Лизаветиного дома, и они договаривались о том, когда она сообщит о своем решении. Лизавета заметила машину Саши Смирнова. Он нагнал ее на лестнице. Но если бы не знакомые «Жигули», Лизавета его бы не узнала. Заплывший синий глаз, пластырь на переносице, распухшие губы, говорил он с трудом, как будто побывал у дантиста и еще не прошло действие новокаина.

— Чаем угостишь?

— Конечно, а что случилось? — Лизавета оглядела его раны.

— За чаем и расскажу.

Как выяснилось, почти все утро Саша провел в прокуратуре, — проверял список кандидатов от блока «Вся Россия», который дала ему Лизавета. Сашин приятель работал там в компьютерном центре. Выяснить удалось и много, и ничего. По информации ЦАБа, все выдвиженцы блока были чисты, как альпийский снег. Зато проверка по оперативным банкам данных показала, что почти каждый замешан в финансовых махинациях, так или иначе проявлялся в сомнительных местах и встречался с подозрительными людьми.

— Но ничего выдающегося, грешки, — подвел итог Саша и осторожно отпил из чашки, которую придвинула ему Лизавета.

— Да уж, сейчас, чтобы чья-то репутация была подорвана, надо как минимум доказать, что он отцеубийца или, на худой конец, украл общественного тигра из зоопарка и уморил его голодом.

Лизавета не зря помянула тигра — именно голодающий тигр фигурировал номером первым в списке прегрешений одного президента, за год успешно проделавшего путь от всеобщей любви и обожания к изгнанию.

Не очень довольный собой Саша возвращался в РУВД, и на него напали. Очень странно. Двое, явно знающих его в лицо, втолкнули его в подворотню. Последовала серия профессиональных ударов по лицу — причем первый для удобства второго как клещ вцепился в Сашины руки. Потом прозвучал странный совет: «Не суйся куда не просят». Точкой был еще один удар — зубодробительный. Саша в тот момент прикрывал лицо рукой. После чего они спокойненько сели в машину и уехали.

— И это среди бела дня, да и я не хиляк какой-нибудь. Но, честно говоря, я не успел ответить — все заняло одну минуту. Чистая работа. И вот в довершение всех несчастий меня вызвал следователь нашей райпрокуратуры и сообщил, что дело Кастальского закрыто.

— Почему?

— А я знаю? Он мне ничего не объяснил. Только сказал, чтобы я им больше не занимался. Его право. А потом уже мое собственное начальство разнос устроило. По высшему разряду. За разгильдяйство. И что я мог возразить с таким лицом? Типичный разгильдяй.

Он, даже опухший и в синяках, был похож на провинциального студента-отличника, а никак не на разгильдяя. Лизавете захотелось погладить его по голове.

— Не расстраивайся. Все уладится. Только… — Она секунду помолчала. — Только о чем тебя предупреждали?

Лизаветин вопрос остался без ответа — помешал телефонный звонок. Саша Смирнов вздрогнул — Лизавета поторопилась снять трубку. Бабушка до сих пор не одобряла, что к ней ходят в гости и звонят за полночь.

— Гриша Воробьев приветствует вас, — Гриша немного запинался, кажется, он бурно отпраздновал свое возвращение из Москвы, — самая красивая женщина из тех, кого я знаю. Лизавета, голубушка, ты все еще мисс Марпл и комиссар Мегрэ в одном лице или уже занялась личной жизнью, как я тебе советовал?

— Почему ты спрашиваешь? — холодно ответила Лизавета. Ей не очень нравилось вести беседы с теми, кто уже отыскал истину в вине.

— Потому что я могу сделать тебе подарок, если, конечно, красивейший в мире частный сыщик готов принять подарок от столь недостойной личности.