Давай поговорим! Клетка. Собака — враг человека

Коллега по заезду шепнула Светлане, что с «этими гадами лучше не спорить, выбьют зубы, или еще что». Естественная брезгливость, вызванная в преподавательнице русской художественной словесности липкими поползновениями этой профессиональной солидарности, обидела Ларису. Надо же, она собиралась помочь этой захожей шлюхе, поддержать ее морально, и даже готова была выделить кое-какой инвентарь, то есть презерватив из своей коллекции, а она!!!

Состоялась словесная разборка, в результате которой Светлана узнала о себе много нового. Лариса вдобавок во всеуслышание заявила, что она «не лошадь и не собирается обслуживать двоих», если «эта тварь соскочит».

Молодые люди с первого сиденья признали эту точку зрения справедливой и заявили, что никому «соскочить» не позволят.

Тут учительница поняла всю сложность переплета, в который угодила. Как из него выбираться, она не знала, хотя понимала, что выбираться надо. Одно было ясно, шумные и прямолинейные способы не годятся. Зубы было жаль. Остается хитрость, хитрость всегда с собой. Может быть, запугать? Рассказать о влиятельном папаше, о грядущей мести? Пообещать деньги? Заявить, что начинаются месячные?

Не годится все это.

Как-то сразу было понятно, что все это бесполезно. Даже в болезненном состоянии ее принудят доставить удовольствия какому-нибудь омерзительному грубияну с зеленой котлетой денег.

В замкнутом пространстве не очень-то похитришь, надо сначала выбраться из этой коробки, там видно будет. Можно будет закричать, побежать к людям.

Когда машина въехала в глухой, уже совсем зимний поселок, и эта надежда учительницы рухнула. К кому тут апеллировать, к кому бежать?

Приехали.

Направляясь от машины к дверям бахновской дачи, она не знала, что будет делать, но собралась с моральными силами и почти не волновалась.

Выход найдется.

И вот она сидит в кресле.

— Так что мы будем делать, Зацепин? — спросила Светлана Савельевна еще более учительским голосом, чем в первый раз.

Ученик оправлялся от психологического шока, но еще не оправился.

— Не знаю, Светлана Савельевна, что скажете.

— Где же твои родители?

— Кто где. Мать умерла, отец в Африке.

— А ты, значит, вот чем занимаешься, шлюх выписываешь, замечательно!

Денис странно так улыбнулся.

— Чего же ты молчишь, или ты не для себя?

— Для себя.

— То есть взрослых никого в доме нет?

— Почему, взрослых двое.

— Двое? А кто второй?

Денис опять улыбнулся. Он почти полностью пришел в себя и начал видеть в происходящем не только дикие, но и забавные стороны.

— Если захотите, вы с ним познакомитесь. За отдельную плату.

— Что значит за отдельную, что значит за плату?! Откуда у вас столько денег? Папа из Африки присылает?!

Светлана знала свои возможности, при желании могла нагнать страх на три десятка головорезов и головорезок. Но сейчас она не чувствовала, что ей удалось повергнуть этого белобрысого негодяя в состояние классной оторопи. Он умудряется ее не бояться, он смотрит на нее не так, как должен смотреть шестнадцатилетний ученик на опытную учительницу.

Что-то вроде легкой снежной бури почувствовала Светлана Савельевна в груди. Но тактики давления не отставила. Хотя бы потому, что знала, все остальные — хуже.

— Где ты можешь заработать столько денег? Думаешь, я тебе поверю, что ты вообще способен работать? Украл. Только у кого? У родителей или у пьяного в метро. Молчишь? Молчи, но ответить тебе на эти вопросы придется, будь уверен, я устрою тебе веселую жизнь.

Даже произносимые хорошо поставленным, уверенным голосом, слова эти ей самой казались бессильными, глупыми и жалкими. И этот подлец понимает все. Загадочная улыбочка, неуловимая улыбочка блуждает по почти недетскому личику.

— Ты думаешь, что я попала в очень уж глупую ситуацию и ты сможешь этим воспользоваться? Шантажировать меня будешь или еще что-то подобное? — смех, который Светлана Савельевна заставила себя исторгнуть, прозвучал одновременно и надрывно, и развратно. Она играла роль проститутки всего лишь полтора часа, но роль эта уже успела наложить на нее отпечаток.

— Ты думаешь, я очень боюсь того, что станут говорить в этой поганой школе, если ты раззвонишь, что я подрабатываю таким вот способом?

— Думаю, вы очень этого боитесь.

Наклонившаяся во время своей речи глубоко вперед Светлана Савельевна резко откинулась на спинку кресла. Лицо бесцветно полыхало, руки свирепо мяли в карманах пальто платок и зажигалку.

— Что же ты хочешь сказать?

Денис хотел было поиздеваться над тавтологической фразой, вышедшей из уст лучшей стилистки школы, но раздумал. Зачем мелочиться, ведь предстоит значительно более высокий уровень сатисфакции.

— Что никому не расскажу о том, что произошло здесь. Никто об этом не узнает. Никогда.

— Что значит «произошло»?!

— Ни ваш муж, ни ваш отец, ни один из сорока учителей и восьмисот школьников, никто ни о чем не узнает.

— А взамен? — осипшим вдруг голосом спросила учительница.

Денис улыбнулся, просто и располагающе.

— Вы сделаете то, зачем сюда явились.

Светлана закрыла глаза и замерла, не дыша и не двигаясь.

— Зачем вы так реагируете? Не все ли вам равно, с кем сделать то, ради чего вы сюда приехали. Мне, допустим, даже обидно. С кем-то, может быть, старым, вонючим бегемотом, вы готовы были, а со мной почему-то нет. Здесь мог оказаться сумасшедший маньяк, и вы бы, как миленькая, обслужили его…

— Ах ты хорек! Вот ты что задумал, да я тебя сейчас… — она приподнялась, вытаскивая кулаки из карманов.

Денис тоже привстал, сохраняя спокойное и уверенное выражение лица.

— Да бросьте вы. Куда вам деваться. Сейчас Руслика позову — вот вам первый свидетель, и слава вам обеспечена. А эти ребята, что приехали с вами, по первой моей просьбе появятся здесь и заставят вас сделать все, что нужно. Кому же охота деньги терять.

Не сводя глаз с говорящего ученика, Светлана Савельевна слегка покачивалась и выглядела как бы отчасти задумчиво.

Денис чувствовал свою полную победу.

— Посудите, я избавляю вас от таких неприятностей, а взамен требую такую мелочь.

— Мелочь…

— Конечно, мелочь. Я вас быстро отпущу, не буду четыре часа изводить.

Голова Светланы Савельевны стала поворачиваться, пытаясь освободиться от тисков шарфа, на губах появилась гримаса, свидетельствующая о приближении чего-то такого…

28

Войдя в переулок, Никита сразу увидел машину и понял — живая: из выхлопной трубы сочился дымок. Он направился к ней быстрым шагом. Знал, что «ребята» сидят внутри и покуривают, сам многократно участвовал в таких сидениях.

Никакого плана действий у него не было. И не ощущалось никакой нужды в нем, настолько был уверен, что все получится так как надо. В последнее время в «Купидоне» было не велено выезжать в эскорт с оружием во избежание неприятностей, город был заполонен патрулями.

Бесшумно ступая по мягкому снегу, Никита приблизился к правому борту машины. Левой рукой открыл дверцу. Правая, скомканная в кулак, многозначительно оттопыривала карман куртки.

— Выходите, ребята.

— Зачем? — было спрошено у него через гнилые зубы.

Пришлось взять говорящего за волосы. Короткие, но не настолько, чтобы нельзя было уцепиться.

— Пойдем в дом, погреемся, — убеждаемый и словом и делом сутенеришко покинул транспортное средство. Поставив его на колени и пригибая голову к снегу, Никита показал сквозь куртку свой правый кулак водителю.

— Ты тоже.

Все, кто сталкивался с Никитой по работе, считали его немного ненормальным. Тихим, но опасным. Эти двое к тому же присутствовали при сцене связывания его перед отправкой к шефу на разборку. Сам факт, что он после всего этого здесь, парализовал волю к сопротивлению.

Когда водитель захлопнул дверь, последовала негромкая, но твердая команда:

— Иди к дому. Медленно.