Четвертый под подозрением

Когда он вышел из ванной, она лежала в кровати и читала.

— Та же самая книга? — удивился он.

— Что значит «та же самая»?

— Мне кажется, ты всегда читаешь одну и ту же книгу.

Элизабет положила книгу на прикроватную тумбочку:

— Ты когда-нибудь слышал о том, что нельзя войти в одну и ту же реку дважды?

— Греческая философия?

Она пожала плечами:

— Возможно. Ну вот, а я не верю, что можно прочесть одну и ту же книгу дважды.

Она подвинулась, пуская его под одеяло. Чуть позже она спросила:

— Почему ты стал полицейским?

— Просто стал, и все.

— Ты даже сам себе не веришь.

Фрёлик повернул голову и заглянул ей в лицо. Вместо ответа, улыбнулся.

— Я что, зашла на охраняемую территорию? — спросила Элизабет. — «Проход запрещен! Опасно! Осторожно, злая собака!»

— После окончания факультета правоведения я подал заявление в полицейский колледж… и поступил.

— После факультета правоведения?! Ты мог бы поступить в адвокатскую контору! Мог бы стать адвокатом, обзавестись своей практикой и зарабатывать миллионы! А ты вместо этого бегаешь по городу и суешь нос в дела других людей.

— Сую нос в дела других людей?

Он поздно сообразил, что ответил, пожалуй, резковато. Но исправить что-либо оказалось невозможно — все уже было сказано. Фрёлик украдкой посмотрел на Элизабет. Ее голова лежала у него на груди. Он провел пальцем по рисунку на обоях. Другой рукой погладил ее по голове, понимая, что она просто хотела разведать обстановку.

— Но ведь такое правда случается? Тебе приходится совать нос в чужие дела?

Он не ответил.

— Ты обиделся?

— Нет.

— Хорошо хотя бы, что ты не судья.

— А что с судьями-то не так?

— Мне они не нравятся. Во-первых, из-за того, чем им приходится заниматься, а во-вторых, из-за того, что они такие… всех оценивают.

Потом они какое-то время лежали молча. Ее голова покоилась на его животе. Он играл с прядью ее черных волос.

— О чем ты думаешь? — спросила Элизабет.

— О том, что на самом деле я мог бы стать судьей. Наверное, с карьерной точки зрения мне следовало так поступить. — Он по-прежнему играл с ее волосами. Она лежала тихо. — Я люблю свою работу, — добавил Фрёлик.

Элизабет подняла голову и спросила:

— Почему?

— У меня есть возможность знакомиться с самыми разными людьми. Вот с тобой, например, познакомился.

— Но ведь что-то должно было подтолкнуть тебя к тому, что ты стал полицейским. Наверное, ты еще когда-то давно захотел…

— Почему тебя это интересует?

— Люблю секреты.

— Я уже догадался.

Элизабет опустила голову.

— На нашей улице жил один полицейский, — сказал Фрёлик. — Отец моей одноклассницы. Славной девочки по имени Беате. У него был «форд-кортина» старой модели. С круглыми задними фонарями — такие выпускали в шестидесятые годы.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь, — заметила Элизабет, — но это не важно.

— Этажом выше жила девушка по имени Вивиан. Она занималась проституцией, хотя ей было всего восемнадцать или девятнадцать.

— А тебе сколько было?

— Лет десять. Я тогда не знал, что такое «проститутка». И о сексе тоже понятия не имел. Другие мальчишки говорили о Вивиан разные гадости и показывали мне порнографические журналы, в которых женщины обнажали свои интимные места. Те фотографии казались мне отвратительными.

— Там были и ее снимки — Вивиан?

— Нет, но мои приятели хотели, чтобы я понял, чем она занимается. А может, от разговоров о ней у них вставало, кто знает? Я в той области отставал от других. В десять лет меня интересовали только рыбалка, велосипед и все такое. Мне Вивиан казалась самой обыкновенной девицей — темноволосая, какая-то… высохшая. На ногах у нее проступали тонкие синие вены. А сами ноги у нее были довольно бледные. Она часто сидела на лестнице и курила. Ну вот, однажды к нашему дому подошли двое мужчин. Один был в пальто, и у него были прилизанные жирные волосы. Второй, с челкой, носил очки и короткую кожаную куртку. У него все время дергалось лицо. Я играл на улице с другими мальчишками, а Вивиан в мини-брючках курила на крыльце. Едва заметив тех двоих, она тут же встала и скрылась в подъезде. Слиняла.

Фрёлик замолчал, потому что зазвонил телефон. Элизабет с любопытством посмотрела на него.

— Только не говори, что сейчас подойдешь!

— Может, и не подойду, — буркнул он, слушая звонки и не шевелясь.

Они долго лежали и слушали звонки. Наконец телефон замолчал.

— Продолжай, — велела Элизабет.

— На чем я остановился?

— Пришли двое, а Вивиан слиняла.

— Одного из мальчишек звали Ингве. У него был велосипед «Томагавк» — знаешь, такой, с длинным седлом. Ингве поднял с земли камень и швырнул в тех двоих. И мы тут же последовали его примеру. Они показались нам врагами. Мы тоже стали подбирать камни.

— Вас было двое?

— Нас было человек пять или шесть. Ингве был самый старший, ему исполнилось четырнадцать. Моим друзьям было тринадцать и двенадцать. Я был самым младшим; помню, я тогда до чертиков испугался. Никогда в жизни я так не боялся. Тип, у которого дергалось лицо, набросился на Ингве и ударил его. Ингве упал на дорогу; у него пошла кровь. Потом ему пришлось вызывать скорую. Мне стало так страшно, что я убежал. Завернул за угол, забился между мусорными баками, и меня вырвало — вот до чего я испугался.

Фрёлик посмотрел вниз, на свою грудь, и встретился взглядом с Элизабет. Он широко улыбнулся.

— Продолжай, — шепнула Элизабет.

— Отец Беате быстро с ними разобрался. Все признавали его авторитет; ему не нужно было ничего говорить или показывать свое удостоверение. Он даже был не в форме. Просто пришел и восстановил справедливость. Наверное, с того дня все и началось. Сосед стал для меня… символом.

— Брюс Уиллис, — улыбнулась Элизабет.

— Кстати, потом выяснилось, что он вовсе не такой уж герой…

— Кто, Брюс Уиллис?

— Отец Беате.

— Что он сделал?

Фрёлик пожал плечами:

— Беате умерла несколько лет назад. Подсела на героин. Когда она не пришла на встречу одноклассников, девочки рассказали, что отец много лет избивал ее и насиловал. — Он потянулся и сухо закончил: — Иллюзии выцветают и исчезают! — Элизабет промолчала. — Таков уж наш мир. Полон иллюзий, того, чего нет на самом деле.

— Кому ты рассказываешь!

— Что я люблю? — переспросил Фрёлик, услышав ее вопрос. Он перевернулся на спину и задумался. — Люблю играть на воображаемой гитаре, исполнять песни группы «Дорз», особенно альбом «Женщина из Лос-Анджелеса»…

— Какой ты зануда! Ладно тебе. Скажи, чем ты любишь заниматься на самом деле!

— Люблю смотреть в окно, когда утром просыпаюсь в своей постели, — потягиваясь, ответил он.

— Еще! — потребовала она.

— Что «еще»?

— Еще что ты любишь?

— Сначала ты.

— Я люблю летом лежать в траве и наблюдать, как облака меняют форму.

— Еще!

— Ехать на велосипеде с горы теплым летним вечером.

— Еще!

— Теперь твоя очередь.

— Люблю переписывать названия дисков и пластинок и расставлять их в алфавитном порядке.

— Правда?

— Да.

— Ясно. — Элизабет свернулась калачиком и прошептала: — Давай еще!

— У меня есть любимые места, в которых мне нравится бывать одному.

— У меня тоже. — Элизабет подняла голову и заглянула ему в глаза. — На пляже… Вечером, когда я сижу на пляже и слушаю шелест волн, набегающих на берег. Если кто-то подходит и заговаривает со мной, я просто не слышу…

— Да, вода — она такая, — кивнул Фрёлик. — Со мной то же самое, когда я хожу на рыбалку — на реку или ручей, где есть пороги.

— Не верю.

Он покосился на нее. Ему показалось, что она немного обиделась.

— Ладно, сдаюсь. Все не так.

— Когда ты становишься такой, мне больше не хочется откровенничать, — сказала она.

— Эй, ты! — Фрёлик сел и стал смотреть на Элизабет в упор. Наконец она тоже посмотрела ему в глаза. — Не сердись!