Пуля для звезды. (Пуля для звезды. Киноманьяк. Я должен был ее убить. Хотите стать вдовой?)

— Отец Эллен чувствует себя виноватым, ведь он эгоистично настаивал на том, что она должна его навестить.

Я сам упрекаю себя, что не уговорил ее вернуться, чтобы взять брошь. Потом она бы улетела следующим рейсом и сидела сейчас живой-здоровой у родителей, вместо того чтобы…

— Джефф! — воскликнула она. — Ты не должен так думать. Тут нет твоей вины. — Она успокаивающе прижала меня к себе.

Конечно, я был подлецом, и знал это. Но должен же я, в конце концов, спасать свою проклятую Богом шею!

Хочу сказать еще кое-что. Больше всего в тот момент мне хотелось обнять ее, разложить на диване и переспать с ней. Женщина была мне нужнее, чем все остальное, а я уже говорил, что Френсис была очень привлекательной женщиной. Я не знал, какова она в постели, но имел большое желание это выяснить.

Усилием воли пришлось укротить свое страстное желание. Я знал, что симпатия Френсис проистекала совсем из других побуждений, чем нужно было для осуществления моих намерений. Ласки ее не были чувственными. Она утешала, как полагала, убитого горем друга и мужа своей лучшей подруги, и не могла догадываться, что у меня, в моем положении, могут быть какие-то задние мысли.

В следующий миг все эти мысли как ветром сдуло. Раздался звонок в дверь, и я вздрогнул, как от удара по голове. Френсис понимающе улыбнулась и успокоила.

— Это всего лишь Миллзы, — сказала она. — Я пригласила их, так как подумала, что тебе нужно немного отвлечься…

— Ты очень предусмотрительна, Френсис. Я так тебе благодарен…

Следующий час мы провели вчетвером за разговорами о том и сем. Миллзы и Френсис были так любезны, внимательны и тактичны, и так чертовски порядочны, что меня постепенно даже стала мучить совесть. Я сам был озадачен, как легко мне давалась роль убитого горем супруга.

Пока Эллен не вынудила меня принять крайние меры, я считал себя средним человеком, не лучше и не хуже других. Я был слаб, но разве многие другие не такие же? Я стремился добиться успеха, пойдя самым простым путем, но разве многие не поступают так же? Я никогда не думал, что ненависть и страх за одну ночь могут превратить меня в хладнокровного, расчетливого убийцу. И тем не менее это произошло.

Мы говорили, среди прочего, о панихиде по Эллен, которую я обещал, будучи у Вильямсов. Я предложил некоторое время не беспокоить родителей Эллен, чтобы прошло первое потрясение, и отложить дней на десять богослужение в епископальной церкви Крествилла, прихожанами которой мы считались. Френсис вызвалась от моего имени поговорить со священником и составить список тех, кто должен присутствовать на траурной церемонии.

Я еще дополнил образ безутешного вдовца тем, что позволил уговорить себя поехать домой к Миллзам и переночевать у них, чтобы не возвращаться в опустевшую таким трагическим образом квартиру и не оставаться один на один со своими воспоминаниями о счастливых годах, которые мы там провели. О, Боже!

21

На следующее утром я появился в конторе, хотя на это никто не рассчитывал, тем более не ожидалось никаких совещаний или переговоров с моими клиентами. Я пришел сюда из тех соображений, что это может произвести хорошее впечатление на коллег. Всегда при них сохранять самообладание и, несмотря ни на что, высоко держать голову. Я пришел еще и потому, что мне не оставалось ничего другого, как выжидать — ждать окончательных результатов с места гибели самолета и событий, связанных с исчезновением Джоан.

Я знал, что должен терпеливо переносить личные или телефонные выражения соболезнования от всех коллег и друзей, но решил как можно скорее покончить с этим, особенно потому, что со своей стороны не испытывал ни горя, ни скорби. Только беспокойство, связанное с чувством страха и вины, которые могли легко меня выдать.

Должен сказать, что каждый стремился покончить с этим как можно скорее и остерегался сентиментальностей. Не знаю, говорила ли с ними Френсис, или это происходило само собой. Во всяком случае, я перенес все гораздо легче, чем ожидал.

Днем я попросил Френсис связать меня по телефону с начальником службы гражданских полетов в Солт-Лейк-сити. Тот сообщил, что лишь нескольких из ста восьми пассажиров сумели опознать, и Эллен в их число не входит. Он сомневался, что будут найдены еще трупы. «Остальные превратились в прах и пепел».

Я бормотал в трубку какие-то слова, выражавшие покорность судьбе, но внутренне чертовски радовался. Мне также доставило удовлетворение узнать, что теперь будут заниматься преимущественно поисками обломков самолета в надежде определить причину катастрофы. Так как это меня ни в малейшей степени не касалось, мне было безразлично, что там обнаружится.

Все же, положив трубку, я почувствовал, как вспотели мои руки. Я поспешно вытер их и промокнул лоб носовым платком. Неужели это нервное напряжение никогда не закончится?

А когда через несколько минут вошла Френсис и осторожно сообщила, что звонит мистер Вильямс и хочет со мной поговорить, у меня снова выступил пот. Я вскочил со стула, как ужаленный.

— Какого черта ему нужно? — едва не проревел я. Виной тому было участливое выражение лица Френсис. Обычно она сообщала мне о телефонных звонках через переговорное устройство, не вставая из-за своего письменного стола. Я ринулся к телефону, но сдержался, заметив ее испуг.

— Извини, Френсис, — печально сказал я. — Нервы.

— Ничего, — ответила она. — Я и так ограничила звонки до минимума, но была уверена, что с ним ты захочешь поговорить.

Как это часто бывает, когда ожидаешь самого худшего, ничего не случилось. Он лишь хотел сообщить мне, что они с миссис Вильямс смогут выехать в конце недели, и мы устроим панихиду в следующую субботу, в четыре часа дня. Хотя обычно, приезжая на Восток, они останавливались у нас, на этот раз он решил снять номер в отеле «Плаза» в Нью-Йорке и приехать в Крествилл только к панихиде. Я очень хорошо их понимал. У нас дома слишком многое напоминало об Эллен, но и там они тоже собирались пробыть очень недолго. По разным причинам они не могли больше выносить эти места.

Я тоже решил, как только все останется позади, продать квартиру, а до того времени пожить в другом месте, возможно, в нашем клубе, где всегда были свободны несколько комнат.

Правда, на тот вечер о моем пристанище позаботился Гораций. Они с женой пригласили меня на ужин и предложили остаться на ночь. У меня, в сущности, не было никакого желания идти к ним, но я не нашел правдоподобного повода для отказа. Кроме того, мне следовало быть очень осторожным в отношениях с Горацием, ведь он был не только моим шефом, но и очень близким другом семьи. Для него и для миссис Скотт смерть Эллен стала почти таким же потрясением, как и для ее родителей. Я утешал себя мыслями, что пока буду у них, могу, по крайней мере, не опасаться нервных потрясений.

Ну, тут я оказался слишком оптимистичным.

Выяснилось, что приглашая меня, Гораций имел в виду нечто большее, чем обычное гостеприимство.

Ужин закончился, и мы сидели одни за ликером в его кабинете, когда он задал мне откровенный и совершенно неожиданный вопрос.

— Джефф, не намекала ли Эллен тебе в последнее время, что хочет изменить свое завещание?

Я сидел в низком клубном кресле, и когда этот вопрос как бы из пустоты дошел до меня, чуть было не выронил рюмку. Я попытался скрыть свою реакцию, отставив рюмку, но тем самым только ухудшил положение, так как наполовину расплескал ее содержимое.

— Проклятие, — буркнул я чуть слышно.

— Сожалею, Джефф, — сказал Гораций. — Пожалуй, для тебя это несколько неожиданно. Я в самом деле не хотел этого. — В его голосе звучало извинение, но я чувствовал, что он с интересом наблюдает за мной.

Я быстро достал носовой платок и вытер стол.

«Возьми себя в руки, парень, — призывал я себя. — Теперь только не нервничать». И громко заявил:

— Прошу меня извинить, Гораций, я весь день такой рассеянный. Боюсь, что ужасы прошедших дней и постоянная бессонница берут свое. Но так не может продолжаться. Мне нужно взять себя в руки. Я должен делать свое дело.