Куколка для монстра

– Хорошо, – ни один мускул не дрогнул на лице Леща. – Давайте помогу вам надеть рубашку…

С помощью Леща, не забывая стыдливо прикрывать рукой грудь, я натянула пахнущую свежестью огромную мягкую рубаху. Спирт и потеря крови делали свое дело, я слабела на глазах, глаза слипались. Я даже не заметила, как заснула.

А когда проснулась, было очень раннее утро или самый краешек ночи. Не открывая глаз, сквозь неплотно сжатые ресницы, я рассматривала обстановку и восстанавливала события предыдущего вечера.

Пока никаких проколов. Я останусь здесь как минимум на три дня, это ясно. Сотрясение мозга, постельный режим, да еще синяки, да еще рана, да еще документы, которые должны купить Леща с потрохами. Он ведь давно ходил кругами вокруг этого дела. Но эти вещи пока не должны меня волновать. А за три дня многое может произойти… И – главное – я смогу стать для него интересной.

Ладно, оставим для Леща сбой темпа, стиль свободной импровизации, рубато – вот как это называется, единственное слово в одном из кроссвордов Виталика, которое я не отгадала. Кстати, а где наш ковбой, где наш борец с несправедливостью, защитник угнетенного и обиженного государства?

Ковбой сидел за огромным, похожим на футбольное поле столом и копался в документах. Это были привезенные мной бумаги: я узнала бы их из тысячи. Перед ним стояла пепельница, полная окурков: я хорошо запомнила из досье, что он курит легкомысленные сигареты с ментолом – маленькая, почти женская, слабость, единственный сомнительный штришок в монументальном образе.

У его ног лежала огромная, устрашающего вида собака, которую вчера я даже не заметила. Наверное, это и есть та самая дворняга Старик, в которой Лещ души не чает. Удивительная для собаки мудрая деликатность:

Старик лишь повернул морду в мою сторону, отреагировав на мое пробуждение, и снова положил ее на лапы. Оставив Леща, бумаги и собаку, я наконец-то получила возможность по-настоящему рассмотреть его логово. Такое может свести с ума кого угодно, ничего не скажешь. Лещ, купивший половину верхнего этажа дома, сломал все стены и устроил здесь настоящий пентхауз, в стиле нью-йоркских богемных мастерских: никаких перегородок, любовь Меньших к открытым пространствам неистребима. Недаром из всех видов спорта он предпочитает гольф.

Дизайн квартиры был безупречен: кажется, его делал американец, очень дорогой архитектор из Лос-Анджелеса. Мебели немного, кроме широкой низкой кровати, на которой я сейчас лежала, минимум посадочных мест. Зато целую стену занимают постоянно работающие телевизоры: преодолевая шум в голове, борясь с черными точками в глазах, я пыталась сосчитать количество каналов, которое принимало бунгало Леща, – и не могла. Наверняка вся крыша истыкана антеннами и спутниковыми тарелками, только так Михаил Меньших может выразить свою телевизионную любовь ко всему миру.

Огромное количество книг, огромное количество картин, обсевших стены, как мухи, в основном авангард, соц-арт и концептуализм, редкостная мерзость: русские художники, метнувшиеся в прежние времена на Запад, – его друзья, через одного. По периметру комнаты, через две стены, проходит окно, от пола до потолка. Стекло пуленепробиваемое, это мне тоже известно. Если продержаться у него до вечера (а сейчас меня вдруг начинают одолевать сомнения), то можно будет увидеть панораму Москвы…

Все пока выглядит симпатичным, но пора открывать глаза и вступать в игру. Быстро и про себя: маленькая секретарша, напуганная до смерти, но держащаяся с достоинством. Маленькая секретарша, напуганная до смерти. Маленькая секретарша, держащаяся с достоинством; до смерти, с достоинством, до смерти, с достоинством, с достоинством, с достоинством…

Я осторожно приподнялась на подушках и тотчас бессильно опустилась: маленькая секретарша проснулась и жаждет знать, какой сюрприз преподнесет ей сегодняшний день…

Поглощенный бумагами Леш тем не менее сразу же заметил мое легкое движение и поднял голову. Как у любого человека, подвергающегося постоянной опасности, у него было очень развито периферийное зрение, и он чутко реагировал на любое колебание воздуха. Увидев мою проснувшуюся безвольную голову и широко открытые глаза, он ободряюще улыбнулся.

– Доброе утро, Анна.

– Не могу ответить вам тем же.

– Я сварю вам кофе.

– Если можно. Я должна…

– Вы должны лежать. Пока, во всяком случае. Сейчас подъедет один человек…

Должно быть, я очень точно отыграла загнанного в угол зверька, потому что Лещ сразу же попытался меня успокоить.

– Не волнуйтесь. Это врач, мой близкий друг. Он уже был здесь сегодня ночью. Он осмотрит вас.

– Со мной все в порядке, – он должен оценить мое мужество, черт возьми! – Егор…

Лещ уже должен знать об убийстве журналиста в гостинице «Золотой колос», его информационные мальчики представляют собой группу быстрого реагирования, этакий спецназ от журналистики.

– Как зовут вашего друга?

– Я говорила… Егор. Егор Самарин.

Леш поднялся из-за стола, подошел к кровати, присел на самый ее краешек и осторожно коснулся моей здоровой руки. От его ладони шло успокаивающее тепло. Нет, он все-таки хорош, черт возьми!..

– Ваш друг погиб. Его убили.

– Там, в гостинице? Гостиница «Золотой колос».

– Да.

– Они говорили мне, что убили его… Говорили…

– Кто – «они»?

Соберись, Анна, будь точной, сейчас главное – Егор.

– Егор всегда останавливался у меня, когда приезжал в Москву. Уже много лет… А в этот раз он позвонил с вокзала, попросил, чтобы я подъехала к гостинице к девяти утра. Он встретит меня в вестибюле… У меня служба, я сказала, что у меня служба, я не могу приехать, давай встретимся вечером. Он сказал, что вечером уже должен быть в поезде, что у него небольшое дело в Москве. Я даже посмеялась: откуда такие конспиративные настроения. Если нужно, я могу отпроситься со второй половины дня. Но он настаивал на встрече… Нужно знать Егора. Если он настаивает, значит, произошло что-то действительно важное…

– И вы поехали?

– Конечно. Я даже на работу позвонить не успела.

– Он встретил вас?

– Да. Я даже сначала не узнала его. Я никогда не видела Егора таким. Он вел себя довольно развязно, такой себе подгулявший провинциал, который ошалел от мегаполиса. На глазах у всего холла бесцеремонно стал целовать меня… Мы дружим много лет, я очень дорожу нашими отношениями. Дорожила… Но никогда у нас не было и намека на адюльтер. Никаких поползновений. Я ничего не понимала. Он ткнулся губами мне в ухо и сказал: «Воспринимай все естественно, я потом тебе объясню». В общем, этот трагифарс продолжался несколько минут. Шлюшка и простак, только и всего. Со стороны, должно быть, это выглядело как встреча дешевых любовников на час. Сейчас я это понимаю. Он даже позволил себе ущипнуть меня за задницу, – представляю, каких усилий это стоило интеллигентному Егору… И администратору ляпнул что-то вроде: «Эта девочка со мной». Хотя никто не просил его…

Лещ поощрительно молчал. Я тоже замолчала, закрыла глаза и приложила руку к голове.

– Отдохните. Не стоит продолжать, – я видела, каких трудов стоит Лещу сказать это: он хотел знать все подробности немедленно.

– Нет-нет, все в порядке. В лифте он попросил у меня прощения.

– За сцену в вестибюле?

– Нет. За нее, должно быть, тоже. Но не это главное. Егор удручающе интеллигентен, – я судорожно вздохнула и снова поправила себя:

– Был… Был. Не могу поверить в это… Он сказал, что не имел права, не должен был втягивать меня в это дерьмо. Он так и сказал – «в это дерьмо». Но другого выхода у него нет. Человек, к которому он ехал и на встречу с которым надеялся… Его не было в Москве. Егор сказал, что он пробил все телефоны. А этот человек нужен ему немедленно.

Леща действительно не было в Москве вчерашним утром, он вернулся из короткой служебной командировки в Канаду только во второй половине дня, – здесь моя позиция была безупречна.

– Похоже, этим человеком были вы.