Соблазны Джулии

Глава 4

После окончания колледжа урсулинок, синьорина Эмилия была принята в университет и с осени начала посещать занятия, для чего каждый день отправлялась в Милан.

В добропорядочных домах города М.., все еще поговаривали о синьоре Джулии. Она в каком-то смысле стала призраком, являвшимся на все собрания друзей и знакомых. Разговоры о ней продолжались до весны, потом смятение, вызванное ее отсутствием, улеглось. Адвокат, после нескольких появлений в обществе, не посещал больше никаких собраний. Таким образом, он стал мало-помалу держаться в стороне и даже заметно сократил свою профессиональную деятельность. Если прежде его считалипросто слегка нелюдимым, то теперь он приобрел репутацию отшельника и мизантропа. Никто не мог сказать, что жена опозорила его, кроме, разумеется, комиссара, которому известна была история с Барзанти, но тот избегал произнести и слово о ней; и тем не менее другая тень, еще более темная и мрачная, тень необъяснимого преступления, давала достаточный повод, чтобы навлечь на адвоката страшное подозрение.

Его дочь, скрытная и внешне безучастная, начинала понемногу приобретать манеры и привычки молодежи ее возраста. Не вынося людей старшего возраста, она сократила круг своих друзей до нескольких университетских товарищей, которые были попутчиками в ее поездках из М.., в Милан.

Когда перед летними каникулами она в последний раз совершала путь из Милана в М..., она оказалась сидящей напротив молодого человека, примерно двадцати восьми лет, который объявил, что знает ее. Она не узнавала его, однако молодой человек напомнил, что два года назад он был на приеме у нее дома и что потом он встречал ее в других домах города М... В конце концов он представился: Карло Фумагалли.

Он показался ей симпатичным мужчиной, совсем не таким, как постоянные товарищи по университету. В меру властный, с мышлением скорее свободным, однако привлекательным.

Они увиделись вновь за игрой в теннис спустя пятнадцать дней. Инженер Фумагалли обосновался в М.., на все лето. Парусный клуб начинал строительство небольшого порта, и инженер, будучи экспертом в делах такого рода, принял руководство работами.

На протяжении всего лета, в долгие послеобеденные часы, Эмилия продолжала видеться с инженером; и однажды, в предвечернее время, в компании с другими юношами и девушками она отправилась на продолжительную прогулку с ним на яхте.

Когда парусник уже возвращался в порт, подгоняемый последними дуновениями ветра, Эмилия, сидевшая позади, положила голову на румпель руля, который держал Карло. Другие были или впереди, или любовались закатом. Эмилия почувствовала прикосновение к своим волосам чего-то, что не могло быть ветром, уже почти стихшим. Это были пальцы Карло, которые слегка ласкали ее волосы. Она переменила положение и посмотрела на Карло улыбнувшись. На судне произвели потешный залп, и вслед за этим оно опустило паруса в маленьком порту.

За все лето в их отношениях не произошло никаких изменений. Как-то однажды они Повстречались на улице, и инженер сказал Эмилии, что вскоре должен будет вернуться в Милан, где они, может быть, смогли бы как-нибудь после занятий встретиться в кафе на Монтенаполеоне. Эмилия не сказала "нет" и даже назначила ему день.

Два раза в неделю они встречались теперь в этом кафе. Эмилия понемногу отстранилась от компании студентов и стала, как и ее отец, малообщительной и замкнутой.

Наступила следующая весна, почти сразу же сменившаяся летней жарой. Маленький порт парусного клуба уже был закончен, но инженер Фумагалли вернулся в М.., в отпуск. Дни он проводил с Эмилией за теннисом или на яхте, а по вечерам танцевал с ней на террасе отеля "Европа".

Никто в городе не был в столь близких отношениях с адвокатом Эзенгрини, чтобы иметь возможность сказать ему, что его дочь слишком уж часто посещает молодого инженера из Милана. Однако она сама объявила ему об этом осенью, в начале третьего университетского года.

Когда однажды вечером, после обеда, дочь в нескольких словах сообщила ему, что собирается обручиться с инженером Фумагалли, адвокат Эзенгрини неуклюже вскочил со стула, словно ему нанесли страшный удар в спину.

- Нет, - отрезал он, - я против.

Напрасно Эмилия настаивала, утверждая, что имеет самые решительные намерения выйти замуж. Отец, все более упрямясь, заявлял, что он полностью против ее замужества. Эмилия поняла, что дальше бесполезно его упрашивать и больше не говорила об этом. Однако это не помешало ей продолжать видеться с нежеланным отцу женихом; она даже позволила себе проводить с ним воскресенья, когда молодой человек, который был теперь окончательно принят в обществе города М..., приезжал на озеро, чтобы посвятить свободный день Эмилии.

Обо всем этом адвокат ничего не знал, хотя и не был уверен, что его запрет будет соблюдаться. Но зато между ним и дочерью встала стена отчуждения. Они больше почти не говорили между собой. Один раз, без сомнения, раздраженный беспрерывными телефонными звонками, раздававшимися из Милана, адвокат сказал ей:

- Если ты ослушаешься меня, то это будет только потому, что ты меня презираешь и, несомненно, ненавидишь.

- Скажи лучше, где моя мать! - вскричала девушка, сама удивленная этой выходкой, которой не было у нее и в мыслях.

Вследствие этих слов дом адвоката стал ледяной и безмолвной могилой.

Комиссару Сканкалепре было известно, что синьорина Эмилия и инженер Фумагалли считались женихом и невестой и что они поженятся, как только совершеннолетие девушки позволит им обойтись без родительского согласия. Адвокат не подавал ни малейшего признака, который бы свидетельствовал об изменении отношения к этому браку, о котором он и слышать не хотел. Никто ему об этом и не заикался, так как всем было известно, что инженер Фумагалли ухаживал за синьорой Джулией и тем или иным образом мог быть замешан в ее исчезновении. Да и Эмилия была в курсе: жених сам сказал ей об этом, чтобы объяснить позицию ее отца. Естественно, он ограничился рассказом, что знал синьору Джулию и много раз встречал ее в Милане и что поэтому полиция устроила ему допрос сразу после ее исчезновения; но он не мог ничем доказать, что его встречи с синьорой Джулией носили случайный и невинный характер.

Теперь все ожидали, когда Эмилии исполнится двадцать один год и она объявит о своей свадьбе. Внутреннее чувство говорило Сканкалепре, что этот брак всколыхнет застоявшиеся воды прошлого и на поверхности возникнет нечто новое по прошествии почти трех лет с момента загадочного исчезновения синьоры Джулии. Дата, ожидаемая с таким нетерпением и боязнью одновременно, приближалась. Двадцать один год исполнялся Эмилии 18 июня; но уже за месяц до этого она начала собирать все документы, необходимые для бракосочетания, которое и состоялось утром 21 июня в маленькой церкви, стоящей на холме за городом М... Никто не был приглашен на церемонию и никто не был уведомлен, за исключением комиссара Сканкалепре, который от имени инженера Фумагалли и синьорины Эмилии в это же самое утро направился к адвокату Эзенгрини с возложенной на него миссией.

Сразу же после церемонии бракосочетания супруги покинули город. Эмилия заранее приготовила к отъезду чемодан и отослала его к своей подруге детства, куда она зашла за ним, возвращаясь из церкви. Она поставила чемодан в багажник большого автомобиля инженера, сама уселась рядом с ним и отправилась навстречу неизвестности.

Тотчас после отъезда молодых людей комиссар Сканкалепре посетил адвоката Эзенгрини. Он нашел его глубоко подавленным, и ему стоило немалого труда начать , разговор.

- Это второй побег, комиссар, - сказал адвокат. - И на этот раз меня постигла такая же участь!

Сканкалепре объяснил ему, каким образом синьорина Эмилия готовилась и исполнила свое решение. Он был убежден, что это было наилучшим вариантом, поскольку несогласие между отцом и дочерью сейчас неразрешимо.

Сканкалепре, побеседовав о ситуации, создавшейся в доме Эзенгрини, и о новой реальности, вызванной браком Эмилии, дал ясно понять адвокату, что его дочь имеет намерение по возвращении из свадебного путешествия вступить во владение домом и парком, которые являются ее собственностью согласно завещанию дедушки.