Решальщики. Развал. Схождение

— Эй, человек! Водку в студию! И я назову все слово целиком!..

Вот только вместо порядком измученного нынешним обслуживанием вип-персон официанта на сей зов материализовался сам хозяин заведения. Оценив состояние решальщиков, Геннадий Юрьевич опередил Петрухина и первым назвал «все слово целиком». И слово это, как нетрудно догадаться, было непечатным.

В общем, Шепитько решительно отказал гостям в продолжении банкета и распорядился срочно заказать для них таксомоторную развозку.

Более того, Геннадий Юрьевич проследил за тем, чтобы по прибытию мотора гости были засунуты в оный, и самолично продиктовал водиле адреса доставки. Заранее щедро расплатившись и строго-настрого предупредив, дабы тот гнал в адреса, не реагируя на, буде таковые озвучены, приказания клиентов из разряда: «Шеф, у киосочка притормози!»

За всю обратную дорогу решальщики не произнесли ни слова.

Молчали. Каждый за своё.

Петрухин, уже сгрузивший историю с Московцевым в архивный отдел своего мозга, сейчас размышлял о возможных перспективах «трубного дела» и о том, чем персонально для него реализация таковых перспектив может обернуться.

Проблема была действительно серьезной, а главное — совсем некстатишной. Хотя… разве бывают проблемы кстати? Он-то, Дмитрий, вовсю размечтался, что в следующем месяце выплатит последний транш за лечение Костыля и начнет наконец мантулить на себя, на семью. Надо бы и мебель в квартире поменять, и тачки купить — себе и Натахе. Опять же, в связи с рождением ребенка денег потребуется — у-у-у-у! Но если «Магистраль» начнут трясти по-настоящему, Брюнет, при всех своих связях и возможностях, может и не устоять.

И что тогда? Куды в таком разе податься бедному крестьянину Петрухину? Охранником на шлагбаум? Бр-рр… «Только не это, только не это, только не это, шеф!» [33] К слову сказать, именно по этой причине Дмитрий сразу и с легкостью согласился с Виктором Альбертовичем, что тему с загрузкой скандальных аудиофайлов в Сеть следует попридержать.

Во-первых, не стоит в нынешней непростой ситуации дразнить жирных гусей. А во-вторых, наличие в «магистральных» загашниках подобного рода компромата вынудит враждующие стороны сохранять некое подобие статуса-кво. Безусловно, имейся у них по-прежнему в наличии такая ударная фигура, как Сережа Коптев, можно было попробовать агрессивно додавить эту шахматную партию — сдвоить ладьи, добавить ферзя. Но сейчас Коптев гнил, будучи зарытым под соснами в окрестностях Васкелово. А вместе с ним оказались погребенными и былые надежды довести партию до конца.

А вот у Купцова, напротив, не выходила из головы финальная сцена разборки со следственно-судейским тандемом. Все эти дни Леонид был решительно настроен докрутить эту историю, эффектно завершив ее предъявлением обвинения и Устьянцевой, и Архипову. В своем прежнем «магистральном» статусе таковое осуществить было нереально, однако теперь…

Купцов пестовал надежду, что, восстановившись в органах, он первым делом «размотает дело» оборотней из СКП и тем самым докажет Петрухину, что тот — не прав. Что, даже являясь частью Системы, с ней можно и нужно сражаться, вычищая скверну и улучшая карму. Сражаться и — побеждать.

Однако несколько часов назад Купцовские мечты накрылись… хм… одним местом. Которое, применительно к иным ситуациям, безусловно «интересно», но — только не в данном конкретном случае.

И от осознания факта своего поражения, а следовательно, как ни крути, Димкиной правоты, было сейчас Купцову — и муторно, и тошно…

— Приехали к первому адресу. Кто выгружается?

— Чей туфля? — Петрухин прижался лицом к стеклу, всмотрелся в ночь. — О! Моё!.. Купчина, выйдем на последнюю сигаретку?

— Д-давай.

— Шеф! Буквально пару минут?

— Не велено, — буркнул со своего места таксист.

— Это кем же?

— Человеком, который за вас расплатился.

— Дожили, блин! Ну, и где здесь пропасть для свободного человека? Не ссы, шеф, минуты твоего творческого простоя будут дополнительно оплачены…

Решальщики выбрались на улицу, с наслаждением подставили физиономии бодрящему, а потому мало-мальски отрезвляющему невскому норду, с наслаждением закурили. «По последней».

— Ну всё, Ленька. Извини, ежели чего не так.

— Да ладно, старый, всё путём.

— Купчина?

— Я?

— Но согласись: все-таки нефигово мы с тобой эти полгода отпахали? Не знаю, как ты, но я себя за это время даже где-то зауважал. Как профессионала. Особливо после истории с Лисой и «Фениксом». Ну, и нынешней, разумеется.

— Согласен с тобой, Дима. По всем, кроме одного, пунктам.

— Это какого?

— За нынешнюю, как ты говоришь, «историю» уважать себя лично я не могу.

— Потому что ты смотришь на это дело не философически.

— Очень может быть, но тем не менее. На душе сейчас — словно кошки поскреблись.

— Это, наверное, те самые, которые сперва в мою душу насрали? — предположил Петрухин. — Когда теперь увидимся-то?

— Послезавтра, вернее уже завтра мы с Яной и Глебом вылетаем в Прагу. Обратно возвращаемся шестого числа. А вы?

— А мы завтра, вернее уже сегодня вечером едем в деревню. К Котьке Зеленкову, на Новгородчину. Неделя без телека, без Интернета, без Брюнета — райская, короче, жизнь. Куды там «баунти»? Опять же Натахе, в ее нынешнем положении, пользительно.

— Получается, теперь только девятого числа и свидимся?

— Получается, что так. Ты смокинг-то уже купил?

— Да пошел ты!

— Иду-иду.

Петрухин расплылся в довольной улыбке, хлопнул приятеля по плечу и, более ничего не сказав, нестойким шагом двинул к подъезду.

Попутно скосил глаза на окна — свет в кухне горел.

И это означало, что его возвращения ждали.

Ждали практически и без малого двое.

Значит — жизнь и ее пляски продолжаются.

А значит — это еще не конец Истории.

И не конец, хочется верить, Любви.

Ну, а все остальное, бог даст, по ходу пьесу подкорректируем.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Санкт-Петербург, 9 января 2012 года, пн.

Это был последний день затяжных новогодних каникул.

Больная голова Страны, с трудом оторвав от подушки опухшую стасорокатрехмиллионноликую физиономию, очухивалась, задавалась вопросами «кто я? где я?», требовала холодного пива и рвотно-позывно реагировала на остатки оливье. По столь уважительной причине в сей утренний час на петербургских улицах было непривычно пусто. Даже на такой «центровой», как Суворовский проспект.

Впрочем, на одном, отдельно взятом «пятачке» оного проспекта, а именно — у входа в здание районного Загса, сейчас наблюдалось действо, отдаленно напоминающее «флэш-моб». По правую руку от главного подъезда кучковалась группа товарищей в парадной полицейской форме, а по руку левую — схожая по количеству душ группа, только в ватничках и в не-по-погодных шапках-ушанках. Беглого взгляда на неодухотворенные лица «левых» было достаточно, чтобы распознать в лицах носителях людей с бурным тюремным прошлым и непростым настоящим.

В данный момент и те и другие товарищи много курили и взаимно косились — одни «антиподы» на других.

— Короче, едет автобус с народом внутри. Один пассажир начинает втолковывать другому. Мол, знаешь, почему менты всегда ходят парами? Это потому, что один из них умеет читать, а другой писать.

«Ватниковая» группа слаженно заржала. Ее представитель, он же рассказчик, выдержал паузу и громко продолжил. Явно играя сейчас на публику в обе стороны:

— Но это еще не конец истории. Как назло, в том автобусе ехали как раз два мента. Ну, и, типа, возбухли за честь мундира. Подходят они к этим пассажирам и просят предъявить документы. Те суют паспорта ближнему менту. Он берет их ксивы, открывает и говорит другому: «Так, Коля, записывай…»