Привет от Вещего Олега

— А почему Олег не копает вместе со всеми? — Во мне проснулось чувство социальной справедливости.

Да у него сердце болит, — сострадательно вздохнула Тамара Семеновна. — Он в экспедицию очень просился, Алексей Михайлович из–за болезни не хотел его брать, но парень весь деканат обошел, упросил все–таки. Вот он в исследованиях участвует, а работы тяжелой не выполняет. Тем более на такой жаре.

Я понимающе кивнула:

— Но тут, я смотрю, и без него накопали много интересного! И, как ни странно, девушки?

— Одна девушка, — уточнила Тамара Семеновна. — Инга Пономаренко. Ей действительно везет на находки. Ребята даже поначалу завидовали ей, говорили, это не она, а Ринат ей редкости со шведского раскопа таскает!

— Ринат? — Удивилась я.

— А вы ничего не заметили? — С готовностью отозвалась моя собеседница. — Впрочем, у вас и времени–то было мало. Ведь Ринат просто сохнет по Инге!

Наконец появился Арне, своим приходом прекративший этот поток новостей и сплетен местного значения. Он объявил, что намерен отправиться в монастырь.

— Не рано ли? — Съязвила я. — Вроде вы еще не успели тут как следует согрешить?

Швед засмеялся и пояснил, что хочет посмотреть, как там идет работа по реставрации фрагментов фресок.

— И к тому же там самое вкусное во всей округе варенье из крыжовника! — И где только успел заполучить такую ценную оперативную информацию?

В монастыре реставраторы пожаловались нам на ретивых студентов, которым доверили было маркировать фрески — точнее, их мелкие фрагменты, казавшиеся на первый взгляд просто кусочками камня.

— Мы им объяснили, что самое важное — сохранить гладкую сторону, на которой остатки колера, — жаловалась моложавая реставраторша. — Так эти архаровцы сделали все с точностью до наоборот! — Женщина показала нам коробочку, где лежало десятка два камушков: их единственная гладкая поверхность была любовно и с чисто русской щедростью замазана белилами. Видимо, студенты предпочли путь наименьшего сопротивления и подготовили бывшие куски стены к маркировке именно с самой удобной стороны.

— А потом, когда обнаружили свою ошибку, взяли да выбросили одну коробку, мы ее потом выбирали со свалки по кусочку! — Продолжила свои жалобы исследовательница. — И как теперь быть? Студентов мы, конечно, выгнали, но как вернуть рисунок?

Арне немедленно включился в беседу о возможности отмыть фрагменты, не повредив колера, а в моей душе зашевелилось странное сомнение: не слишком ли много тут всего странного происходит? В какую–то нехорошую линию выстраивались вырванная из книги учета страница, студенческие сплетни о находках Инги и блефе со шведского раскопа и теперь вот еще эта история с колером! То, что его могли измазать случайно, я вполне допускала. Но ведь под эту лавочку вполне можно замаскировать и нечто более серьезное, чем простое шалопайство! Интересно, насколько ценными были те фрагменты?

Да здесь все ценное, — ответила мне реставратор. Я поняла, что мы с ней думаем о разном. А мне, похоже, уже не избавиться от подозрительности. Ведь как просто все выглядит и какие топорные отговорки идут в ход! Или это просто у меня криминальное мышление, от которого я не избавлюсь уже никогда?

Вечером я рассказала о своих подозрениях Лизке.

— Как думаешь, это у меня просто криминальная деформация менталитета, или тут в самом деле что–то нечисто?

Она пожала плечами:

— То есть, ты считаешь, здесь может быть не обычная небрежность и халатность, а что–то похуже?

— Я не знаю, что думать, — честно призналась я. — Но вот если бы я замышляла что–то нехорошее, как раз и постаралась бы обставить все именно как эту самую небрежность и халатность!

— Ну, не доверять твоему криминальному чутью у меня оснований нет, — засмеялась Лизка, припомнив недавнюю историю с убийством. Потом стала серьезной и посмотрела на меня:

— А тогда что нехорошее, Клава?

— Да антиквариат, конечно! — Убежденно ответила я. — Здесь–то он стопроцентный, подделки исключены, выкопал, идентифицировал — и на продажу! Особенно если вещь регистрацию не прошла!

— Но тогда нужно рассказать об этом моему папе! — Лизетту, похоже, встревожил ход моих мыслей. — Ведь тогда он сможет хотя бы меры принять! Хотя… а если тебе показалось? А папа такой впечатлительный, он сразу может в милицию побежать! Слушай! — Ее глаза загорелись. — А давай проведем собственное расследование? Тебе не привыкать, а для меня будет как бы практика? — Лиза перешла на третий курс юрфака, где намеревалась получить свой второй диплом.

Так! Вот вам и клинический случай! Говорят, жены богатых людей со скуки клептоманией страдают, а у Лизки, стало быть, особый поворот в сознании? Миссис Шерлок Холмс! Ага, а потом ее муженек Юра будет ко мне в претензии за странные развлечения, в которые я вовлекаю его супругу? Еще выговор влепит, он же мой директор! С другой стороны, а если тут действительно что–то кроется, и вместе мы сможем докопаться до истины? Не хотелось бы, в самом деле, растревожить дядю Мишу на пустом месте…

Итак, отмахиваясь от комаров, как от вражеских лазутчиков, мы приступили к разработке плана частного независимого расследования. Пока, правда, было неизвестно, что именно предстояло расследовать.

Глава 4

Наутро, ожидая Арне с пробежки, я с удивлением увидела, что он бежит не один: да, похоже все–таки, что годы жизни на Апеннинах не прошли даром даже для нордического характера! Интересно, и ведь языковой барьер не стал помехой для романтического приключения с какой–то местной молодкой! Правда, девица явно маловата, но это, наверное, оптический эффект — на фоне долговязого Арне любая покажется коротышкой!

Пара спортсменов тем временем приблизилась, и я чуть не упала в обморок, признав в спутнице нашего новоявленного донжуана свою сестрицу Милу. Господи, откуда она взялась? Они подбежали ко мне, и Мила начала деловито прощаться на небезупречном шведском и, похоже, таком же финском — о ужас! И все это — не обращая ни малейшего внимания на мое скромное присутствие! Прощаясь с Арне, она кокетливо улыбнулась и пропела:

— В общем, приходите завтра на обед, я поговорю с Надей и думаю, что смогу решить этот вопрос! — Сказывалось многократное присутствие моей вездесущей сестрицы при папиных телефонных разговорах! — Надеюсь, вы измените свое мнение о нашем национальном характере! — Она помахала ручкой и настроилась удирать. Спешно попросив у шведа прощения, я погналась за ней — черт, придется переходить на здоровый образ жизни!

Настигнув сестрицу через несколько минут, я схватила ее за руку и строго спросила:

— Мила, о чем ты там договорилась с Арне?

— Просто пригласила его на обед, — Мила дергала руку, пытаясь вырваться, но я держала ее крепко. — Я просто хочу, чтобы он не думал так плохо о русских!

— С чего это ты взяла, что он плохо думает? — Спросила я с подозрением.

— Он сам сказал. — Мила опять попыталась вырваться. — Он тут встретил какую–то свою соотечественницу, она ему наговорила, что русские злые и завистливые, а поскольку раньше он с нашими нигде не встречался, то вот ей и поверил! А насчет нас решил, что мы просто исключение из правил.

— А ты правильно его поняла? — История приобретала неприятный оборот, который совершенно не вписывался в мои планы, и в сердце шевелилась смутная надежда на недостаточные познания сестренки. Мила обиделась от души:

— У меня по финскому, между прочим, одни пятерки! И я сначала по–шведски это услышала, тоже испугалась, что недопоняла чего, и попросила по–фински повторить! А теперь у меня душа болит за наше национальное достоинство! — Она гордо вскинула свою рыжую голову с пышным хвостом противных, унизанных бусинками и перевитых ленточками «африканских» косичек. Я отпустила ее руку, чем она немедленно воспользовалась и бросилась наутек, крича мне:

— Я скажу Наде, чтобы приготовила что–нибудь национальное! Только не знаю еще что!