Канарский вариант

Девочки, по всему чувствовалось, были нам искренне рады. В своем заточении на экзотическом острове со всеми прелестями его ландшафтов, они тем не менее оставались бесконечно и удрученно одинокими, а мы - типы с грязными, чего греха таить, мыслишками, наверняка очевидными, - являлись для них все-таки неожиданной отдушиной с перспективой каких-то долгосрочных отношений, в отличие от категории залетного, однонедельно-курортного контингента.

Естественно, для усиления заинтересованности в наших персонах затянутых в Серегины сети красоток приходилось разглагольствовать и пыжиться, обещая прогулки на катере (я легко представил себе реакцию Василия), плавание с аквалангом (реакция папани и Вовы) и - совместный поход на выставку местных живописцев в культурный центр Ла-Олива (наверняка мазня, потерянное время на ее глубокомысленное созерцание, однако придумать более оригинальное культ-мероприятие на данном клочке вулканической суши я не сумел).

О делах Вериного мужа - полагаю, рискованных - вопросов мы, конечно, не задавали, да и вообще, как я заметил, в любой праздной отечественной компашке, имеющей отношение к коммерческой активности, с недавних пор выспрашивания о том, кто чем занимается, становились откровенно неприличными, поскольку, думается, любой бизнес неизменно имел криминальный оттенок, а все тяготели к благолепному имиджу в глазах окружающих.

Естественно, умолчали мы и о своих подводных изысканиях, хотя военные приключения папани, связанные с островом Фуэртевентура, я описал, вызвав у дам восхищение подвигами родителя. Правда, в итоге Вера не без сарказма спросила:

– Так что, вы осуществляете поход по местам боевой славы фашистских подводников?

Сергей, тут же припомнив пришедшийся к месту анекдот, сменил галс, замяв скользкую тему.

Танцуя с Леной, я вдруг с уверенностью ощутил, что наша сегодняшняя встреча обязательно получит свое продолжение, далекое от вульгарных определений моего грубияна папаши.

В нас утвердилось то бесспорно истинное мгновение щемящего обоюдного понимания необходимости друг другу, от которого мы, также взаимно смутившись, онемели и возвратились за стол подобно двум заговорщикам.

Официант принес на десерт какое-то зеленое желе, а заверещавший в сумочке у Веры телефон - черную новость из Питера: час назад застрелили ее муженька-коммерсанта.

Безоблачная атмосфера нашего застолья истаяла, как случайный июльский град.

Вера окаменела лицом, прошептав:

– А ведь я этого ждала…

Мы подавленно молчали. Далекая страна, наша родина, на серых и нищих просторах которой разгуливал, безраздельно властвуя, жирный неуязвимый динозавр криминала, напомнила нам о своем жестоком существовании очередной жертвой - в миллионной череде убитых бандитами, умерших от нужды и бездомья.

Нам, сидевшим здесь, повезло: к нам благоволила судьба, мы сумели изловчиться, ускользнув от зубов и когтей чудовища, но смрад его донесся и сюда, в благословенные Богом дали.

– Ты можешь отвезти меня в аэропорт? - спросила Вера Сергея.

– С Тенерифе утром летит чартер в Москву. - Она говорила отрешенно-спокойно, будто там, вдали, умер давно обреченный больной, и только дергающийся уголок губы и потемневшие от боли глаза выдавали ту круговерть чувств, что сейчас владела ей.

– Конечно. - Сергей скомкал лежавшую на коленях крахмальную салфетку, бросив ее на стол.

– И еще, ребята… Присмотрите за Леной и за сыном… Мало ли что?..

Я отозвался сумрачным кивком на ее взгляд, ищуще остановившийся на мне.

Ресторанный угар оборвал мягкий хлопок автомобильной дверцы.

Спустя полчаса мы приехали в дом. Ребенок спал, и будить его Вера не стала.

Мы помогли собрать ей вещи, и вскоре она с Сергеем уехала в аэропорт.

Какое-то время мы с Леной молча сидели на кухне. Затем она произнесла задумчиво:

– Наверное, я несу аморальную и циничную чушь, но все-таки - есть во всем этом один плюс: она его не любила… Я знаю.

– Почему?

– Потому что он любил только деньги. И сложил голову из-за них, проклятых…

– Да не только в деньгах дело, - сказал я.

– А в чем?

– В той территории, на которой их зарабатываешь. - Я поднялся. Обойдя стол, подошел к ней, обнял хрупкие плечи и поцеловал нежные пряди, упавшие на висок. Сказал: - Все. Завтра приеду.

– Оставайся, - неуверенно отозвалась она. - Комнат много, я тебе постелю.

– Мне будет трудно уснуть, зная, что ты где-то рядом, - дипломатично поведал я.

Она посмотрела мне в глаза. Сказала:

– Я об этом пожалею…

– Не думаю, - с лживой уверенностью заявил моими устами встрепенувшийся в глубине порочный соблазнитель.

Уже утром, забываясь в зыбком, истомленном сне, я вспомнил скабрезные разглагольствования папани. Старый чертяка все-таки в чем-то был прав!

Весь экипаж машины боевой под художественным руководством моего мучителя родителя прикатил, немилосердно сигналя под окнами, ровно в половине десятого утра.

– У вас тут что, работа? - не открывая глаз, прошептала Леночка, прижимаясь ко мне восхитительно горячим, ароматным телом.

– Да, дьявол ее побери! - Я с трудом пытался разлепить набухшие веки.

– Какая?

– Ну… работа-то не волк, зато начальник - зверь! - С трудом сохраняя равновесие, я шагнул к окну.

Папаня, стоявший у «Мерседеса» с распахнутыми настежь дверьми, выразительно погрозил мне кулаком.

– Щ-щас, мою бабушку так-растак! - Я скривил ему зверскую рожу. - Без меня не обойдетесь, что ли?!

– Так и поделим все без тебя, - донесся бесстрастный ответ. - Спи. Дорогой товарищ. - После папин голос повысился: - Его благородие только просыпается, а у меня уже вся жопа мокрая от беготни! Всю ночь с бомбой мудрили, герметизировали, кабель с ранья покупали-выбирали…

Я обернулся к Лене. Молвил повинно:

– Должен ехать. Служба!

Она с неохотой раскрыла глаза. Произнесла через вздох:

– Позвольте чисто мужской вопрос: что делаете сегодня вечером?

– И вечером - служба, - ответил я. - На мне ребенок и любимая женщина. Буду с ними занят до следующего утра.

– А утром снова на службу? - Она потянулась. - Ладно. Что в таком случае вы предпочитаете на ужин, любимый мужчина?

– Мы пойдем в ресторан.

– Ну-ну! - сказала она рассудительно. - Не надо излишнего изобилия красивых жестов. Источников доходов на острове Фуэртевентура весьма немного. А на помощь извне теперь рассчитывать не приходится. Или вы граф Монте-Кристо?

– Стремлюсь быть таковым, - поведал я. - Но покуда не выходит. Хорошо, согласен: пускаемся в семейное плавание. Дизеля - на экономический режим!

Острить-то я острил, но, когда выходил из дома, не без трепета душевного подумал о той доле правды в каждой шутке, что в количественном своем отношении иной раз невольно над самой шуткой преобладает…

На Леночку, как мне показалось, я произвел впечатление во всех смыслах благоприятное, однако беда всех этих первых впечатлений в том, что им довольно трудно соответствовать в дальнейшем.

– Хорош! - восхищенно сказал папаня, обозрев мою деформированную активным образом ночной жизни физиономию. - Герой полотна Пикассо! Матрос с торпедированного сухогруза… Ну, починил разбитое сердце свояченицы покойного?

– Поехали, изуверы, - хрипло откликнулся я. - Дайте воды.

– Чего, уже потек радиатор? - не удержался от пошлой подковырочки братец Вова - клянусь, наверняка глубоко завидовавший мне.

– Слушай, я тебе не подушечка для иголок! - взорвался я.

– Чего ты злишься? Я ж о тебе беспокоюсь… Вот и презервативы тебе купил, черного цвета, специально…

– Почему… черного? - обернулся я на него.

– Ну… в доме траур… Твой такт оценят…

Я беспомощно отмахнулся от негодяя вялой со сна кистью.

Обижаться на братца было бессмысленно. Слышал, что как-то, спьяну наткнувшись на процессию, возглавляемую его знакомым, хоронившим жену, Вова, давно не видевший приятеля, удивившись, спросил его: ты что, мол, разве женился? И, услышав скорбное подтверждение, протянул руку, торжественно заверив: «Поздравляю!»