Дьявольская секта (Сборник)

Фаллон вытряс из трубки пепел.

— Что ж, мне пора заняться расписанием работ на следующую неделю, — сказал он. — Между прочим, Рудецки видел в лесу чиклерос. Я распорядился, чтобы никто не покидал лагерь и не шлялся по окрестностям. Это касается и вас.

Последнее замечание быстро развеяло мои фантазии. Я вернулся в лагерь и отправил через лагерь номер один телеграмму для Пэта Харриса, в которой сообщил ему об этих малоприятных событиях. Ничего больше, к сожалению, сделать я не мог.

Программа моих подводных исследований несколько разочаровала Фаллона.

— Всего два часа в день? — с недовольным видом спросил он.

Мне пришлось объяснять ему биофизические основы ныряния на значительную глубину:

— Мы опускались на глубину около ста футов, абсолютное деление на которой равняется четырем атмосферам, или шестидесяти фунтам на квадратный дюйм. На дыхании это никак не сказывается, поскольку впускной клапан пропускает воздух в легкие под давлением, равным давлению окружающей ныряльщика воды. Так что опасности быть раздавленным из-за разницы в давлении не существует.

Проблема заключается в том, что с каждым вдохом ныряльщик получает в четыре раза больше как кислорода, так и азота. И если кислород легко усваивается организмом, то лишний азот скапливается в тканях. При резком изменении давления до нормального, он освобождается, образуя в кровеносных сосудах пузырьки, кровь вскипает, и человек погибает. Вот почему следует подниматься с глубины на поверхность очень аккуратно и со множеством остановок, продолжительность которых рассчитана Адмиралтейством, вернее, врачами морского министерства, специалистами в этом деле.

— Хорошо, — раздраженно прервал меня Фаллон, — мне все это понятно. Но ведь все равно у вас уходит на погружение и всплытие только половина дня. Вы вполне могли бы делать одно погружение утром, а второе — после обеда.

— Это невозможно, — сказал я. — Требуется по крайней мере еще пять часов, чтобы после подъема ныряльщика на берег весь избыточный азот вышел из его организма. Так что увы, но мы можем нырять только один раз в день.

Фаллон вынужден был удовлетвориться этим.

Плот, сделанный для нас Рудецки, оказался весьма полезным. Мы отказались от первоначального замысла подвесить на спущенном с плота тросе запасные баллоны, а вместо этого укрепили их на плоту, и по гибким шлангам воздух подавался непосредственно к впускному клапану. Таким образом я получил возможность обследовать подводную пещеру на глубине семидесяти футов. Она оказалась довольно большой и имела форму вывернутого мешка, что навело меня на мысль накачать в нее воздух при помощи шланга и насоса, вытеснив при этом воду. Мы обрели уникальную возможность снять на глубине с себя маску и нормально дышать воздухом. Перед входом в пещеру я на всякий случай повесил лампу и оставил запасной фонарь внутри.

Фаллон перестал выражать недовольство, когда увидел, что мы достаем со дна. Правда, сперва нам пришлось откачать неимоверное количество ила и тины, и первым нашим трофеем был человеческий череп, навеявший на меня мрачные предчувствия, но зато потом мы стали отправлять наверх самые разнообразные изделия: золотые и медные маски, кубки, чаши, колокольчики, кулоны, браслеты, перстни, серьги, ожерелья и пуговицы с элементами из нефрита, а также ритуальные ножи из кремния и обсидиана, копья, пращи, сохранившиеся в воде под слоем ила, и восемнадцать тарелок типа той, что демонстрировал мне Фаллон.

Но венцом нашей добычи была изящная золотая статуэтка девушки высотой около шести дюймов. Аккуратно очистив, Фаллон поставил ее перед собой на стол.

— Выполнено в стиле майя, — озадаченно проговорил наконец он, — но столь тонкую работу они сделать не могли. Взгляните хотя бы на ее профиль!

Катрин взяла статуэтку в руки.

— Она прекрасна, не правда ли? А что, если ее изготовил для жрецов майя сам Виверо?

— Бог мой! — воскликнул Фаллон, потрясенный этой догадкой. — Так оно, скорее всего, и есть! В таком случае нам невероятно повезло.

— Чему здесь удивляться, — сказал я и обвел рукой выставленные на полках сокровища. — Ведь все эти предметы были принесены в жертву, не так ли? Майя дарили Чаку самые ценные вещи. Вот и эту статуэтку они кинули в синот.

— Фигурка была отлита, — добавил Фаллон, — и, скорее всего, самим Виверо. Но ведь он мог сделать и несколько таких статуэток.

— Я склонна думать, что эта была первой, — сказала Катрин.

— Сколько же все эти находки могут стоить? — обвел я взглядом сияющие золотом драгоценности. — Сколько за них молено выручить, продав их с аукциона?

— Эти уникальные предметы никогда не пойдут с молотка, — нахмурился Фаллон. — Правительство Мексики позаботится об этом, и я тоже.

— И все же, чисто умозрительно, сколько можно за все это выручить на черном рынке или на торгах? — повторил свой вопрос я.

— Какой-нибудь беспринципный делец вполне смог бы взять за эти вещи — спустя определенное время, конечно, — не менее полутора миллионов долларов США, — подумав, ответил мне Фаллон.

У меня даже дух перехватило: ведь мы не осмотрели еще и половины синота, так что же еще нам предстоит найти на его дне?! Чем глубже мы раскапывали донные наслоения, тем чаще извлекали оттуда всяческие предметы. Фаллон прикинул, что их общая стоимость могла достигнуть и пяти миллионов долларов!

— Неудивительно, что Гатт проявляет к нашим работам повышенный интерес, — наконец сказал я: — Теперь, я надеюсь, вам это понятно?

— Признаться, я не рассчитывал найти предметы из золота, — сказал Фаллон. — На земле их давным-давно уже растащили. Интерес же к нашей экспедиции Гатта я объяснял тем, что он принял вздор, который нес в своем письме Виверо, за чистую монету. Синот же я просто недооценил. — Он постучал пальцами по столу. — Так же, впрочем, как и Гатта: я принял его за обычного охотника за сокровищами, который не разбирается в археологии.

— Но Гатт, как сказал Харрис, образованный гангстер, — добавил я. — Он не станет переплавлять золотые редкости в слитки и найдет покупателя. В этом ему поможет тот же Джеррисон, имеющий обширные связи. Я рекомендую вам, мистер Фаллон, немедленно спрятать все сокровища в мексиканском банке.

— Вы правы, — согласился Со мной Фаллон, — Кроме того, нам следует оповестить о наших необыкновенных находках мексиканские власти. Я сам займусь всем этим.

Неумолимо надвигались затяжные дожди, с началом которых участок неизбежно должен был превратиться в море грязи. Фаллон вынужден был распорядиться сворачивать работы. Это означало всеобщую эвакуацию в лагерь номер один. Рудецки беспокоился за оборудование, но Фаллон отнесся к этой проблеме с поразительной беспечностью.

— Оставьте все здесь, — сказал он. — Нам это пригодится на следующий год.

— Но к тому времени здесь ничего не останется, — негодовал Рудецки. — Эти чиклерос все разворуют.

— Не трепите себе из-за пустяков нервы, — посоветовал ему я. — Фаллон купит новое снаряжение.

Бережливый Рудецки не мог с этим смириться, он тщательно упаковал генераторы и насосы, чтобы предохранить их хотя бы от непогоды.

— Хотя я и трачу зря время, — бормотал он, — но ведь нужно же хоть что-то сделать!

И он принялся заколачивать досками окна домиков рабочих, эвакуирующихся на грузовом вертолете.

Вместе с рабочими улетали и археологи. Прощаясь с Фаллоном, молодые энтузиасты обещали вернуться на следующий сезон и возобновить раскопки. Фаллон снисходительно улыбался им, помахал рукой, когда они садились в вертолет, и вновь окунулся в работу, сразу же переменившись в лице. Участвовать в сборах и принимать решения он отказался, поэтому по всем вопросам Рудецки теперь обращался ко мне. Я поступал так, как считал правильным, недоумевая, что творится с Фаллоном: таким мрачным и отрешенным я его видел впервые. Он уединился в столовой, где хранились находки, и с утра до вечера изучал их, делая записи в своем блокноте. Расстаться с драгоценными экспонатами он наотрез отказался, заявив, что лично заберет их с собой, когда настанет время улетать.