Петля для полковника

Ну а что с астраханскими товарищами? Три года мы уже не контачим совершенно. Калиев и Уткин с июля лавочку закрыли. И если Калиев еще в Астрахани, то лишь потому, что не хочет демонстрировать внезапную охоту к перемене мест. Это обычно настораживает. Зибуллин и его картонки вообще никому не нужны. А Артем… Я-то с Артемом только по телефону говорил, меня он не знает. И деньги передавались не мной, и куртку не я забирал… А по голосу фоторобот не составишь… Все идет путем…» — Преснецов удовлетворенно потянулся на диване.

XVII

Лейтенант Сиволодский, обдумав предложение Быкова договорить со второй женой Киреева, решил, что, наверное, будет еще вернее расширить круг поисков — прозондировать всех тех, у кого Киреев мог просить укрытия в трудное для него время.

Свой визит к Ирине Владимировне Киреевой тем не менее Сиволодский откладывать не стал. Его поначалу удивило, что предшественница Лидии, яркой и претенциозной, оказалась уже далеко не молодой женщиной, поблекшей, с милым интеллигентным лицом. Кто бы мог подумать, что такая женщина, один облик которой вызывает невольное уважение, не только могла быть женой Киреева, но и могла прощать, значит, любить его и после развода принять его вновь. Она будто прочитала мысли молодого человека и сказала, но не оправдываясь, а объясняя:

— Страшная вещь женское одиночество. И страшная, и странная — толкает к противоречиям. Так чем я могу вам помочь? Плохо, что убийца до сих пор на свободе. Это ведь определенно маньяк… За что ему было убивать Виктора, мирного незнакомого ему человека?.. Так и еще кому-то он бросит на шею веревку…

— В те дни, когда Виктор Николаевич жил у вас, к вам кто-нибудь заходил, звонил по телефону? — спросит Сиволодский, поняв, что Ирина Владимировна явно не знает о «втором плане» жизни бывшего своего супруга.

— Меня об этом уже спрашивали в прокуратуре. Я говорила, что по просьбе Виктора Николаевича устроила все так, чтобы избежать лишних визитеров. Раз он пришел ко мне, значит, устал, значит, ему непросто. Действительно, его сестры вели себя в тот момент не слишком родственно… Виктору Николаевичу никто не звонил, но буквально накануне того дня я ждала звонка с работы. Позвонили. Я подошла к телефону, вызывали Виктора Николаевича. Спокойно, вежливо. Я машинально крикнула: «Виктор!» — и тут же услышала в трубке гудки. Виктор Николаевич был страшно расстроен. А я решила, что это Лидия Сергеевна так его «проверяет». Все это я уже рассказывала следователю прокуратуры.

— А кто, по вашему предположению, мог вот так позвонить?

Чужой голос. Голос человека бесспорно молодого. Это все, что я могу сказать. Прокурору я тоже об этом говорила.

— Если бы вам дали послушать этот голос, по телефону, например, вы смогли бы узнать его?

— Да. Я по профессии логопед. Протяжное «о» в том голосе у меня осталось на слуху. Очень характерно для некоторых говоров, скажем, поволжского…

— Прокуратура интересовалась списком тех лиц, которых ваш бывший супруг просил с ним не соединять? — осведомился Сиволодский, подумав, что тот, кто вызвал Киреева к телефону, мог быть вообще случайным человеком, которого остановили на улице и попросили разыграть приятеля.

— Нет, об этом речи не было. Такого списка не существовало… Виктор сказал — нужен отдых, разгрузка, никого не хочу видеть и слышать… Это, увы, касалось и его жены. Он ведь с ней крупно поссорился накануне гибели.

— Отчего? В чем была причина ссоры?

Женщина развела руками:

Было бы неприлично и бестактно интересоваться этими подробностями мне при наших с Виктором отношениях.

— Ну а предупреждал ли вас Виктор Николаевич, что ему особенно нежелательно говорить, допустим, с Преснецовым, Балакиным, Уткиным, Калиевым?

— О Балакине он вообще как-то и не говорил. О Калиеве? Нет, его приезда он не ждал, тоже речи не было. Уткин… Такую фамилию я никогда не слышала. О Преснецове разговора не было. Но Федор и не стал бы сюда звонить. Я его не жалую, он это знает.

— А с чем был связан этот запрет?

— Это давняя история. Я просто не хотела, чтобы муж общался с этими людьми, особенно с Преснецовым. Виктор стал пить, появились женщины… — Она усмехнулась. — И я пыталась вмешаться. Потом мы развелись, и их отношения с Преснецовым и всей этой торгово-продуктовой компанией благополучно возобновились. Но уже без меня.

Все это наводило на мысли, подтверждающие догадки Быкова, но никаких твердых фактов не давало.

С тем Сиволодский и вернулся в министерство.

Полковник Быков сидел в своем кабинете и ничего не делал. То, что Вячеслав Иванович ничего не делает, Сиволодский видел впервые, и именно от впечатления ничем не занятого, но сидящего на рабочем месте измученного человека ему стало больно. До его сознания дошел весь трагизм положения Вячеслава Ивановича, Ведь ясно же — чтобы оправдаться от наветов, надо вести дело дальше, разматывать клубок, а он от этого «клубка» отстранен. Сиволодский не знал, как и заговорить с Быковым, как пробиться сквозь отрешенный взгляд и отчужденное выражение лица. На всякий случай заметил бодрячески:

— А был Ирине Киреевой звонок, анонимный, — и подробно рассказал о нем.

— А дочери Киреева в Янтарпилс ты звонить не пробовал? — спросил Быков, явно думая о чем-то другом.

— Больно далеко…

— Ну и что? Еще логичнее для непрофессионала искать скрывающегося человека подальше от места розыска. Давай, накручивай Янтарпилс, а я пошел — в отдел кадров вызывают.

Сиволодский энергично завертел телефонный диск.

— Да? Я слушаю? Говорите! — послышался в трубке женский голос.

— Мария Викторовна, говорит лейтенант Сиволодский из опергруппы полковника Быкова. Мы ведем расследование по факту гибели вашего отца…

— Да, я вас слушаю.

— Вас вызывали в прокуратуру?

— Нет, зачем? Отец у меня не был. Никаких сведений он мне о себе не давал.

— Понял вас, — треск в трубке мешал разговору. — А у вас кто-нибудь в те дни справлялся об отце?

Помехи вдруг прекратились, и голос Марии Викторовны сказал будто совсем рядом:

— Да. За несколько дней до гибели отца. Дня за четыре. Поэтому я никак не связала. Но меня и не спрашивали. А сама я была в таком состоянии…

— Понимаю, говорите…

— Позвонил мужской голос, спросил отца. Не ответив еще, у меня ли отец, я спросила, кто вы и откуда звоните, я очень удивилась… Человек сказал «с Москвы, Артем». Именно так сказал: «с Москвы…»

— Больше никаких особенностей в его речи вы не заметили?

— Нет.

— Он не «окал»?

— Не могу сказать. Слышимость была плохой.

— И все? Больше ничего?

— Я сказала, что Виктор Николаевич не приезжал, спросила, разве он собирается и кто вы, но Артем повесил трубку.

— Вы знаете среди знакомых отца человека по имени Артем?

— Нет, никогда не слышала.

«Вот и я не слышал», — подумал Сиволодский,

— Мария Викторовна, если кто-то позвонит вам снова, немедленно сообщите нам!

— Конечно!.. Телефон полковника Быкова у меня есть.

Сиволодский хотел было сказать, что лучше звонить по другому телефону, хотел уже назвать свой номер, но удержался, не стал. «Что я хороню Вячеслава Ивановича!» — одернул себя.

Итак, эти сведения надо немедленно передать Валентине Михайловне! И Сиволодский принялся набирать Керчь, управление внутренних дел. Через минуту услышал голос Левченко:

— Вячеслав Иванович? — спросила она с надеждой…

— Валя, это я, Сиволодский! За Киреевым охотился человек по имени Артем!..

— Я так и знала! — неожиданно отозвалась Левченко. — Я сейчас сама охочусь за этим Артемом… Его фамилия Сабатеев. Передо мной лежит его фотография. Похож на наш фоторобот, но еще больше похож на Ильина — общностью облика. Будем его искать. Он уволился с рыбозавода в Астрахани…

— Он из Астрахани?.. — переспросил Сиволодский. — Вторая жена Киреева — логопед, она настаивает, что у человека, разыскивавшего Киреева по телефону, характерное, но не ярко выраженное поволжское «о».