Соучастники

— Сомневаюсь. Я хочу просмотреть досье Ллойда, а потом снова навещу его, — проговорила Джекки. — Если тогда он предложит мне выпить, я, наверное, соглашусь.

Они вошли в общий зал. Ричард Харрис поднялся и сообщил, что Монтеса сейчас допрашивает начальник.

— Уэнделл ему прямо заявил: чем скорее он заговорит, тем меньший получит срок. Меня удивило, когда он спросил его о двоих белых. Понимаешь — так, будто нам известно, кто они такие. Тут Монтес занервничал. Но мы на него крепко надавили. Он еще долго держался, все качал головой и, наконец, потребовал адвоката и уже собирался ему позвонить. Достал из кармана карточку и положил ее на стол. Аверн Кон! Уэнделл прочитал и сказал: «А я думал, что Аверна уже лишили адвокатской практики». Он отпустил Монтеса домой — подумать, как жить дальше. Он ушел, а Уэнделл заметил: «Он до того сжался, что у него задница стала как орех — молотком не разобьешь».

— Аверн Кон… — произнес Делса.

— Уэнделл говорит, раньше он защищал Монтеса, а потом его переманил Тони Парадизо. Да вот, я тебе сейчас покажу. — Харрис взял со стола досье и передал его Делсе.

Фрэнк поглядел на снимок, сделанный в полиции, и улыбнулся. Он сел за стол, не снимая куртки, и набрал номер Джерома Джувана Джексона.

— Приятель, мне нужно, чтобы ты заскочил к нам.

— Знаете, у моей матери не заводится машина. Я должен ее проверить и увидеть, что там не в порядке.

— Где живет твоя мама? Я сам заеду.

— Видите ли, — замялся Джером, — я не знаю точно, когда к ней попаду. Завтра день рождения моей девушки, Нэшел. Я обещал отвезти ее в магазин, чтобы купить ей подарок…

— Джером, — перебил его Делса, — позволь, я тебе кое-что прочту. У меня тут объявление, и в нем наверху крупными буквами написано: «В розыск». И приводятся приметы преступника: чернокожий, рост метр восемьдесят, возраст 22 года, дреды, усы, борода — такая куцая, убогая бороденка, Джером, с проплешинами. Зовут его Орландо Холмс.

— Да, помню, вы меня о нем уже спрашивали, — отозвался Джером. — У него в подвале три убитых мексиканца.

— Верно, — подтвердил Делса. — А внизу страницы, Джером, написано: «За информацию, ведущую к его аресту, будет заплачено вознаграждение в 20 000 долларов».

— Сколько времени вы здесь еще пробудете? — встрепенулся Джером.

Через сорок минут Делса инструктировал Джерома, сидевшего рядом с ним за столом:

— Постарайся воспользоваться твоими уличными знакомствами. Расспроси соседей, вдруг кто-нибудь знает, что случилось с Орландо? Найди его девушку Тенишу, через ее мать. Я дам тебе ее адрес и фамилию. Найди ее мать, если сумеешь. Думаю, ей удастся тебе помочь.

— А если я зайду в дом к Орландо и пошарю там?

— Ладно, можешь зайти, я разрешаю. Мы предвидели такой вариант. Но есть одна проблема. Допустим, ты найдешь его номер телефона, и я позвоню. Знаешь, на что я нарвусь?

— Кто такой Орландо? — спросил Джером. — Такой пижон с дредами и куцей бородой? Никогда о нем не слышал.

Делсе нравилось, как Джером демонстрировал свое чувство юмора и как непринужденно он вел себя в управлении полиции.

— Вот что ты сделаешь, — сказал Делса. — Если найдешь телефонный номер, позвони и объясни, что повсюду ищешь Орландо. Мол, у тебя с ним незаконченное дело. Или скажи, что хочешь узнать, как ему понравились «Любовные качели».

— Вы что, сошли с ума? Передать ему такое? Связать себя и влипнуть… — Три-Джи осекся. — Значит, мне искать номера телефонов, только и всего?

— Джером, — ответил Делса, — хороший следователь не знает, что он ищет, до тех пор, пока не найдет то, что ему нужно.

— Хороший следователь? — Джером кивнул, подумал и расплылся в улыбке: — Класс!

— Пойди туда днем, — посоветовал Делса. — Днем тебе все будет видно. Оцепление сняли, соседка съехала. Посмотри стены, может, телефон записали на обоях. Или на дверце кухонного шкафчика, например… Оглядись, короче, и пойми, что тебе нужно искать.

Джером взял объявление о розыске:

— Я могу забрать его с собой?

— Оно твое, — заявил Делса.

Джером посмотрел на него поверх объявления:

— А может, вы, полицейские, сами поймаете Орландо и получите награду?

Делса покачал головой:

— Нет. Мы трудимся за зарплату. Награды, Джером, предназначены только сознательным гражданам — таким, как ты.

— Вот это да! — присвистнул Джером.

Делса снял куртку, повесил ее на вешалку, вернулся к столу и позвонил Келли Барр:

— Как дела?

— Зазвонил телефон, и я подскочила от неожиданности.

— Мы хотим, чтобы вы пришли завтра и ответили еще на несколько вопросов. Это не займет много времени. Я могу заехать за вами, а после беседы вновь отвезти домой.

— Значит, вы меня не арестуете.

— За что?

— Я шучу.

— Да, я понял, но о чем вы думали, когда сказали это?

— Вы хотите устроить допрос по телефону?

— Отложим до завтра, — откликнулся Делса. — А вообще я бы мог подъехать к вам хоть сию минуту. Который теперь час? — Он поглядел на часы. — Почти шесть.

— А отчего нельзя поговорить у меня? — поинтересовалась Келли.

— Я могу подождать.

— Вы спросили меня, о чем я думала. Вам до смерти хочется выяснить, и в то же время вы готовы подождать.

— Вы мне скажете?

— Завтра я, возможно, забуду. Фрэнк, я сижу здесь одна, страшно боюсь и не знаю, что еще случится.

— Ладно, я к вам заеду, — пообещал он, даже не подумав, нужно ли ему это делать.

— Я отвечу на все вопросы, — заявила Келли. — Но нельзя ли нам немного расслабиться и вести себя не так официально?

— Это ответственное и тяжелое дело, Келли, — пояснил Делса, — а ты — свидетельница. — Она услышала его серьезные интонации, впрочем, они всегда были серьезными, и, значит, он по-прежнему воспринимал ее как свидетельницу. Сейчас он не принадлежал себе и был только копом, задававшим вопросы. — Я могу приехать сейчас, если хочешь, — добавил он.

— Лучше в половине восьмого, — уточнила она. — Мне надо принять душ, убрать квартиру, подыскать подходящую музыку.

— Келли… — произнес он.

— До встречи, Фрэнк, — попрощалась она и повесила трубку.

Через полтора часа он снова увидит ее, после того как в упор рассматривал утром в управлении полиции, а она курила свои длинные тонкие сигареты. Потом он стаскивал с нее сапоги, и она упиралась ногой ему в плечо; он отвечал на ее вопрос о взаимности, вновь глядел на нее и хотел погладить ее по лицу. Он мог тосковать о Морин, помнить ее и тосковать по ней, и в то же время он мог иногда впиться жадным взглядом в какую-нибудь женщину, гадая, какова она. Такое случалось редко, и он смотрел на этих женщин иначе, чем на Келли Барр, когда желал к ней прикоснуться. Прикоснуться? Господи, да просто съесть ее! Он был не в силах признать это сегодня утром и днем, но теперь мысленно слышал ее голос: «До встречи, Фрэнк» — и твердил себе: «Тебе крышка. Ты это понимаешь?»

Он ничего не мог с собой поделать. Ему хотелось чувствовать себя с ней непринужденно, но он допускал, что она причастна к преступлению, и ему не хотелось ничего знать — если только она сама не расскажет, как все произошло.

Морин сказала в больнице: она знает, что он снова женится. Когда он покачал головой, она возразила:

— Ты сам знаешь, что женишься. Ты ведь любишь девушек. Ты умеешь с ними обращаться. Тебе нравится флиртовать. Да, я знаю, ты снова женишься; тут ты ничего не можешь поделать.

Он поклялся Морин, что ни разу не изменил ей за девять лет их брака — даже в мыслях. Она ответила:

— Потому что ты знал: я пристрелю ее, эту потаскушку, кем бы она ни была. — И добавила: — Тебе нравится быть женатым. Ты опять так поступишь, и, по-моему, это комплимент. Я сделала тебя счастливым. — Морин тут же предупредила: — Но не торопись, проверь, можно ли с ней общаться, разговаривать. В браке куда больше разговоров, чем секса. Знаешь, за что тебя любят девушки? За то, что ты мягкий и нежный. Им приятно, когда ты улыбаешься, а глаза у тебя как у Аль Пачино. И даже хорошо, если она окажется хоть немного хитрее и сообразительнее тебя. Ведь нашему с тобой браку это не повредило. Но если у нее хорошо работает голова, она все равно не выйдет замуж за копа.