Дьявольская секта (Сборник)

— Боже мой! — воскликнул я, переведя дух. — Здесь всегда такое пекло?

Обернувшись ко мне, Холстед глумливо ухмыльнулся:

— Мехико вас определенно испортило: здесь, на побережье, климат гораздо мягче, чем, к примеру, там, где находится лагерь номер два. То ли еще будет!

Мне стало жаль себя.

В домике работал кондиционер, поэтому было немного прохладнее. Фаллон представил нас высокому плотному мужчине:

— Знакомьтесь, Джо Рудецки, начальник этого лагеря.

— Рад с вами познакомиться, мистер Уил, — пробасил Рудецки, протягивая мне свою лапу.

Позже я выяснил, как Фаллону удалось так быстро ор-, ганизовать эту операцию. Он просто-напросто одолжил у одной из своих нефтедобывающих компаний бригаду материально-технического обеспечения. Эти ребята имели опыт работы в трудных условиях тропического климата: в Северной Африке, Саудовской Аравии и Венесуэле. Обследовав лагерь, я с удовольствием отметил, что потрудились они на славу. Но и отдыхать они умели, не, забывали даже о таких мелочах, как холодная кока-кола, не говоря уже о максимальном комфорте.

Мы провели в лагере весь день и остались ночевать. Фаллон и Холстед занимались проверкой нужного им оборудования, а мы с Катрин готовили к работе акваланги. Брать их с собой в лагерь номер два мы посчитали нецелесообразным, поскольку он являлся лишь временной базой. После того, как мы найдем Уаксуанок, предполагалось разбить возле него лагерь номер три.

В полдень мы сделали перерыв на обед. Есть не хотелось, из-за жары у меня пропал аппетит, но я с удовольствием выпил бутылочку холодного светлого пива, которую мне любезно сунул в руку Рудецки. Готов поклясться, что оно шипело в моей пересохшей глотке.

Акваланги были в полном порядке, и я вызвался помочь Фаллону, однако он покачал головой:

— Вряд ли вы будете нам полезны, — сказал он. — Ведь вы не разбираетесь в этой сложной технике. Кстати, если вы оглянетесь, то увидите представителей майя, — не без удивления добавил он, глядя через мое плечо.

Обернувшись назад, я увидел двух мужчин, стоящих за взлетно-посадочной полосой в нескольких шагах от леса. Одеты они были в мешковатые штаны и белые рубахи. Никаких признаков волнения незнакомцы не выказывали. Лиц их на таком расстоянии я не разглядел.

— Мне кажется, они в полной растерянности, — сказал Фаллон. — Такого нашествия им видеть еще не доводилось. Они не досаждают вам, Джо? — спросил он у Рудецки.

— Туземцы? — переспросил тот.— Нет, мистер Фаллон, ведь они здесь поблизости не живут, они с побережья. А тут у них небольшая кокосовая плантация.

— Эти люди отрезаны от мира,—пояснил мне Фаллон. — С одной стороны — море, с другой — лес. Их, должно быть, немного, всего одна семья: пальмы не прокормят две. Так что им приходится во всем полагаться на самих себя.

— Так как же они умудряются жить в таких условиях? — удивился я, потрясенный столь мрачной картиной.

— Ловят рыбу, черепах, собирают черепашьи яйца, — пожал плечами Фаллон.— Иногда им удается подстрелить дикую свинью. Два раза в году они продают копру, а на вырученные деньги покупают одежду, иглы и патроны.

— Это те самые потомки воинственных индейцев, о которых вы рассказывали?

— Эти ребята не станут бунтовать, они смирные, — улыбнулся Фаллон. — Гораздо опаснее индейцы, живущие во внутренних районах. Но еще опаснее чиклерос. Вам они здесь еще не встречались, Рудецки?

— Они было сунулись к нам, но мы их прогнали,— мрачно кивнул Джо. — Они нагло обворовывали нас. — Он оглянулся на Катрин, разговаривающую с Холстедом, и понизил голос: — На прошлой неделе они убили туземца, мы нашли на берегу труп.

Фаллона эта новость мало обеспокоила. Он достал свою трубку и сказал:

— Организуйте охрану лагеря и не пропускайте их сюда ни под каким, видом. А рабочим передайте, чтобы не слонялись по окрестностям. Пусть сидят в лагере.

— Да куда еще здесь можно пойти? — усмехнулся Рудецки.

В хорошенькое же местечко мы попали, подумалось мне, если убийство здесь считается обычным делом и никого не волнует.

— А кто такие эти чиклерос? — робко поинтересовался я.

— Это продукт местной нелепой системы уголовных наказаний, — с кислой миной пояснил Фаллон. — Здесь произрастает редкое дерево, запоте, из сока которого делают жевательную резинку. Такое дерево есть еще в Гватемале и в Британском Гондурасе. Ни один нормальный человек не согласится собирать в чаще этот сок. Майя тоже не дураки, чтобы рисковать своей шкурой. Поэтому правительство использует для этой работы заключенных. Сезон сбора сока продолжается шесть месяцев, но многие сборщики остаются на весь год. Они бродяжничают, порой убивают друг друга, но могут пришить и чужака или индейца,— Фаллон пыхнул трубкой. — В Кинтана-Роо человеческая жизнь ценится дешево.

Я призадумался. Если Фаллон говорил правду, эти леса крайне опасны. Не даром же майя отказываются в них работать;

— Но рочему эти деревья не выращивают на плантациях?— спросил я.

— По той же причине, по которой существовало рабство с тех пор, как один человек надел на другого ярмо. Труд заключенных обходится дешевле, чем выращивание деревьев на плантациях. Если бы любители жевательной резинки знали, как ее делают, их бы стошнило от одного вида пластинки. — Он ткнул в меня мундштуком своей трубки. — Если вам когда-нибудь случайно повстречаются чиклерос, советую быть поосторожнее и не делать резких движений. Если очень повезет, они не обратят на вас внимания.

Я начал сомневаться, что живу в двадцатом веке.

— А как насчет потомков воинственный индейских племен? — спросил на всякий случай я.

— Это длинная история, — хмыкнул Фаллон. — Испанцам потребовалось двести лёт, чтобы покорить майя, но племя лакондон подмять под себя им так и не удалось. В 1847 году майя устроили в Кинтана-Роо восстание, переросшее в Войну Каст. В ту пору индейцев здесь было больше, чем теперь, и они задали мексиканцам жару. Мексиканцы не смогли вернуть утраченные позиции, ив 1915 году майя объявили о создании своего независимого государства. Они поддерживали тесные отношения с Британским Гондурасом и торговали с английскими компаниями. Главарем майя был тогда генерал Майо, опытный старый вояка, но мексиканцы удачно сыграли на его тщеславии. В 1935 году они заключили с ним договор, сделали его генералом мексиканской армии и заманили в Мехико, где он не устоял перед соблазнами цивилизации. В 1952 году он умер. После 1935 года майя стали терять свой боевой дух, сказывались тяготы войны. Население сокращалось, люди голодали, и, воспользовавшись этим, в Чан Санта-Круз стали проникать мексиканские поселенцы. Так что теперь здесь не более нескольких сотен потомков тех индейских повстанцев, но на своей территории всем заправляют они. Во всяком случае, мексиканских сборщиков налогов они к себе не пускают, — с улыбкой закончил свой рассказ Фаллон.

— И археологов они тоже не жалуют, — добавил Холстед, подошедший к нам вместе с супругой.

— Ну, сейчас уже стало лучше, — возразил Фаллон, — времена изменились, нравы смягчились. Это при генерале Майо любой прибывающий в Кинтана-Роо чужестранец автоматически считался мертвецом. Помните, я рассказывал вам о скелете археолога, замурованном в скалу над морем? Теперь индейцы уже не те, и если их не трогать, ведут себя миролюбиво. Они лучше, чем чиклерос.

— Ну как, Уил, вы все еще в восторге от этой экспедиции? — спросил меня Холстед, улыбаясь уголками губ.

— Но почему это не известно общественности? — спросил я у Фаллона, не обращая на Холстеда внимания. — Правительство использует рабский труд, истребляет целый народ, и до этого никому нет дела?

 Фаллон постучал трубкой о ножку стола, вытряхивая пепел.

 — Африку называют иногда Черным континентом, — сказал он. — Однако в дебрях Центральной и Южной Америки есть такие черные дыры, что они не идут с Африкой ни в какое сравнение. А журналисты не очень-то любят выбираться из своих лондонских и нью-йоркских кабинетов. Так откуда им знать, что здесь творится?