Таможня дает добро

Наконец две пирамиды уже искрились шампанским соломенного цвета. Поблескивали капельки и пузырьки в ярких электрических лучах.

— Подходим и разбираем, — с придыханием произнесла Белкина и облизнула ярко накрашенные губы. — Только одна просьба: не берите нижние бокалы сразу.

Под смех все стали разбирать бокалы, до краев наполненные шампанским. На удивление, хватило всем, и еще пять штук остались сиротливо стоять на подносах, отражаясь в тонком слое разлитого вина.

Режиссер посмотрела на часы, глубоко вдохнула и произнесла:

— Варя, мы с тобой делаем уже десятую передачу, и, надеюсь, она не станет последней. Ты продемонстрировала нам людей из твоего золотого фонда. Мы уже повстречались с наемным убийцей, с торговцем крадеными детьми, с изготовителем наркотиков, с тремя сутенерами, с десятью проститутками, двумя депутатами Государственной думы, — женщина загибала пальцы.

— Добавь сюда организатора финансовой пирамиды, который умудрился инсценировать собственное убийство, — добавила Белкина, — и моего любимого непрофессионального фотографа, который умудрился снять сцену убийства в доме напротив. Я бы с удовольствием вращалась среди другой публики, — призналась Белкина, — но читатель, к сожалению, не любит общения с приятными людьми, ему куда ближе душевные и моральные уроды. Я лишь вовремя ощущаю веяние времени и поставляю газете нужную информацию. Благо, Москва в этом смысле — настоящий кладезь. Здесь что ни типчик, то урод.

Режиссер повыше подняла бокал, повертела его в пальцах за длинную ножку.

— Варя, ты как‑то обещала мне, что в одной из следующих передач появится твой главный герой, легендарный Муму, и расскажет зрителям всю правду о том, как…

— Тише! — оборвала ее Белкина. — Я слово свое сдержала.

Режиссер удивленно подняла брови.

— Варя, предупреждать надо.

— Да–да, в сегодняшней передаче Муму, которого я тебе обещала, появился собственной персоной.

Режиссер растерянно обвела взглядом тех, кто стоял на подиуме. Половину публики она знала, других видела впервые.

— Честно, я не обманываю.

Белкина, улучив момент, подмигнула Дорогину и перепуганной Тамаре. Солодкиной показалось, что буквально все собравшиеся в этот момент посмотрели на них двоих, но затем сообразила, что Белкина подмигнула еще десятку людей, и режиссер окончательно растерялась.

— Варя, я не думала, что ты меня так подставишь. Не могла ты хотя бы в эфире сказать, что Муму присутствует в студии инкогнито?

— Тогда бы все смотрели не на наемного убийцу, а на зрителей в зале, — отпарировала Белкина.

— Это он? — резко спросила режиссер, указав рукой на стоявшего неподалеку от нее мужчину в темном пиджаке и светлых брюках, чье лицо показалось женщине наиболее мужественным.

Мужчина засмеялся.

— Я бы сам хотел знать, кто такой Муму, но, по–моему, Белкина его просто придумала.

— Нет, он существует на самом деле, — хитро улыбалась Варвара.

— А вы‑то сами где работаете? — поинтересовалась режиссер.

— О некоторых вещах спрашивать так же неприлично, как и интересоваться возрастом женщины.

— В ФСБ он работает, и никакой это не секрет, — устало проговорила Белкина. — Так что думай, ищи, анализируй. Я тебе задачку подкинула, обещание свое выполнила и теперь могу жить до следующей передачи со спокойной совестью.

— Это он? — взглядом режиссер указала на Сергея Дорогина.

Тот добродушно улыбнулся и пожал плечами.

— Может, и я. Но тот Муму, о котором писала Белкина, был, если я не ошибаюсь, глухонемым.

— Нет, у вас слишком доброе лицо для человека, который мог спокойно сварить в ванне банкира. Вы на такую жестокость не способны.

— Не знаю, не пробовал, нужды, наверное, не было. Все зависит от того, насколько человек мне противен. Подумаю на досуге.

Тамара боялась пошевелиться, боялась выдать своего любимого. Сам‑то он держался уверенно, а вот Солодкина ног под собой не чуяла.

«Такие минуты, — подумала женщина, — укорачивают жизнь, наверное, года на два, Хотя если честно самой себе признаться, то знакомство с Дорогиным укоротило мне ее лет на десять, уж точно. Хотя, с другой стороны, пару раз он мне спас жизнь, как и я ему.»

—- Кого тебе еще привести на передачу? — усмехнулась Белкина и допила шампанское. — Продажного прокурора?

— Ты лучше приведи не продажного,

— Я неисполнимых вещей не обещаю.

— Почему?

— Жизнь отучила.

— И все же я не отказалась бы, если бы ты привела в следующий раз своего Муму.

— Он здесь. Он уже побывал в нашей передаче, и ты свой шанс упустила.

— Сволочь ты, Белкина!

— Уж какая есть. Но заметь, при этом умудряюсь держать данное слово.

В студии уже появились другие люди, рабочие разбирали подставки, составляли стулья.

— По–моему, наше время заканчивается, с сожалением произнесла Белкина.

— Наше время в студии заканчивается, — поправила ее режиссер. — И если никто не спешит, то давайте перейдем в бар.

— Халявного шампанского больше не будет, — предупредила Варвара. — Но думаю, вы люди состоятельные и можете заплатить за дальнейшую выпивку сами.

Только теперь Тамара вспомнила, что они с Дорогиным приехали в студию на машине, и покосилась на пустой фужер в руках мужчины.

— Ты выпил шампанское?

— Нет.

— А как же…

— Ты беспокоишься, смогу ли я вести машину?

— Куда ты его дел, не в карман же вылил? Дорогин указал взглядом на неглубокий поднос,

в котором плескался тонкий слой вина.

— Надо уметь выливать незаметно.

— Даже я, все время державшая тебя за руку, не заметила, как ты избавился от спиртного.

-— Я не перестаю тебя поражать?

— Хорошо, если поражаешь приятными вещами.

Публика двинулась к выходу. Тамара зашептала на ухо Дорогину:

— Не пойдем наверх.

— Почему?

— Я уже устала. Так давно не была на людях.

— Как хочешь.

— Тебе бы хотелось остаться?

— Я даже не знаю. Мне хочется быть рядом с тобой.

— Врешь. За последнее время я тебе надоела хуже горькой редьки.

— Ты совсем не горькая, ты сладкая. Дорогин, воспользовавшись случаем, придержал

Тамару, и они оказались в хвосте процессии. Нежно поцеловал ее в щеку.

— Глупо, но я смущаюсь, — проговорила женщина.

— Нас никто не видел

Глава 8

«Ну и лох, — смеялся Саванюк, — я думал, Иванова долго убалтывать придется, а он все как на духу выложил, и про товар, и про то, что никто не знает, куда он его повез. Научился я с людьми разговаривать.»

В окнах вагончика горел яркий свет, дверь была нараспашку. Трое таможенников — двое белорусских, один латышский — расположились возле стола. Все курили, и дым клубами валил на улицу сквозь открытую дверь.

— Едет кто‑то, — сказал латыш Раймонд, посмотрев в окно.

На горке блеснули фары легковой машины и тут же исчезли, спрятавшись в ложбине.

— Кто, кто — конь в пальто, — подкузьмил его краснолицый таможенник. — Саванюк едет, больше в такое время некому.

Если белорусские таможенники поставили свои автоматы к стене, то латыш продолжал держать оружие между ног, будто опасался нападения.

— Точно, он.

«Жигули», взвизгнув тормозами, заехали на стоянку. Саванюк лишь захлопнул дверцу и быстро зашел в вагончик. Трое таможенников уставились на него.

— Ну как?

Бывший полковник расплылся в улыбке.

— Ни хрена не заподозрил.

— Что он лох, я и не сомневался, — рассмеялся краснолицый таможенник.

— Зря, — тут же обрезал его Саванюк, — иногда человек с виду простак простаком, вроде тебя, а прижмешь его, потом пожалеешь.

Саванюк подсел к столу, без спроса завладел пачкой сигарет латыша и глубоко затянулся.

— Завтра? — не выдержав, спросил латышский таможенник

Саванюк лишь утвердительно кивнул, глядя на немного обвисший от протекшей дождевой воды картонный потолок вагончика.