За секунду до взрыва

Здесь пахнет заговором.

— Это, наверное, Майкл придумал.

— Конечно, а кто же еще? Все придумал Майкл. А теперь расслабься, пожалуйста, ты в хороших руках. — На лице ее появляется улыбка. — Ты в прекрасных руках.

Как послушный щенок, он идет за ней к конторке, расписывается в регистрационном журнале, берет ключ от номера.

— У вас только один чемодан? — удивленно спрашивает дежурный администратор. У нее лицо херувима, белесые кудряшки и огромные груди. Губная помада на зубах.

Прежде чем Корт успевает сообразить, что ответить, вмешивается Моник.

— Да, только вот этот чемодан. А нам много одежды и не понадобится, — она делает многозначительную паузу, — у нас годовщина свадьбы. — Она берет его под руку и ведет к лифту.

Щеки у него пылают. Давно уже он не испытывал такого смущения, казалось, он навсегда забыл, что может что-то чувствовать.

Не успели они войти в номер, как в дверь постучали. Вошел посыльный с бутылкой шампанского.

— Мы этого не заказывали, — запротестовал Корт. Подозрительность, как всегда, взяла верх над всем остальным.

— Поздравления с годовщиной и наилучшие пожелания от нашего администратора, сэр, — сказал посыльный. И поставил бутылку на стол.

Что-то он тут слишком долго крутится. Ах да, ждет чаевых. Корт сунул ему деньги, и тот ушел.

Моник подлетает к столу. Рядом с бокалами лежит визитная карточка.

— Ах, какой внимательный! — говорит она и передает ему карточку. А сама начинает заниматься шампанским. Вот она уже сняла серебряную фольгу и занялась пробкой. Раздается громкий хлопок, Корт инстинктивно хватается за пистолет. Она смотрит на него, качая головой, и в следующую минуту ему уже кажется, что, может быть, Майкл прав. Может, он действительно перенапрягся и пора расслабиться.

— Почитай, почитай, что там написано, — указывает она на карточку в его руке.

Он послушно читает:

— «Поздравляем с годовщиной свадьбы. Желаем приятно провести у нас время».

Она подходит к телевизору и включает программу Си-эн-эн. Пока ничего… Корт проверяет часы.

— Расслабься, — повторяет она и протягивает ему бокал. — Чего у нас предостаточно, так это времени.

Она поднимает бокал. Опять эта улыбка! Кажется, он догадывается, что у нее на уме и что ему это понравится.

Ничто не повторяется. И время вовсе не лечит раны. Скорее наоборот.

Она смотрит на него вызывающе, уперев руки в бедра.

— Ну что, опять проблемы? У нас всегда проблемы. Ничего, кроме проблем! Все кончено, как ты не можешь это понять! Его посадили. Все кончено. Господи, какое я почувствовала облегчение, когда об этом узнала.

— Облегчение?! — взорвался он. — Майкл в тюрьме, а для тебя это облегчение?! Да его могут теперь засадить до конца жизни, а ты говоришь так, как будто это праздник.

— Это и есть праздник. Мы свободны. Свободны! Да он же нас просто использовал. Меня — почти три года, тебя — не знаю, сколько… Пять лет? Сколько ты проработал на него? Может быть, ты сделал слишком много? Может, в этом все дело?

— А что будет… с нашей организацией? Что будет с «Дер Грунд»? — Что-то похожее на чувство вины промелькнуло в ее глазах. Ага, значит и ее можно перебороть. — Ты такая же, как все остальные: сдаешься, не закончив дела. — Он почти кричал. Подошел к телевизору, сделал погромче звук — он слушал программу Си-эн-эн постоянно, когда не спал.

— Да он тебя просто загипнотизировал. Тебе надо промыть мозги! Ты что, забыл, что он вовлек нас с помощью шантажа? Я вот не могу этого забыть. Никогда не забуду. Теперь он за это расплачивается. И поделом. Ну почему, почему я должна была выбросить из жизни эти два года? Назови хоть одну причину. И почему я не должна думать об этом так, как я думаю? Можешь ты мне сказать?

Да, он мог назвать ей причину, вполне понятную.

— Потому что нас все равно не оставят, если мы не закончим эту операцию. До нас все равно доберутся. — Он помолчал: пусть впитает его слова как следует. — Единственный способ освободиться, если ты действительно этого хочешь, — это довести дело до конца. Больше никаких операций не будет, Моник, потому что «Дер Грунд» больше не существует. Видишь, как все просто. Подумай как следует. Только так мы и сможем купить себе свободу.

Она расхаживала по комнате, заложив руки в карманы. Конечно, для него эта операция значила больше, чем для нее. Один из тех, кого он собирался убить, а именно теперешний президент компании «Айшер Уоркс Кемиклз» был для Корта причиной всех его несчастий: того, что сын родился с неизлечимыми дефектами; того, что жена не смогла этого вынести и покончила с собой. Того, что погибла его семья. Моник ему была нужна лишь как помощница, только потому, что проделать такое в одиночку было бы просто немыслимо.

— О какой еще операции ты говоришь? Ты что, шутишь? — Она смотрела на него с подозрением. — Да мы же ничего сейчас не можем. Мы как собака на трех лапах.

— Может, мы и на трех лапах, но укусить-то мы еще можем. — Он похлопал рукой по чемоданчику, в котором лежал детонатор. Подошел к ней. Ах, какое удивительное ощущение собственной власти он сейчас испытывал! Непонятно даже, чем оно было вызвано, это ощущение, — детонатором в портфеле или вот этой женщиной? Ему захотелось тут же овладеть ею. Прямо здесь, сейчас. К любви это не имело никакого отношения. Вообще к чувствам это не имело отношения. Только к власти. Хотелось подчинить ее себе полностью, чтобы она вся раскрылась перед ним, чтобы вся была в его власти. Во время оргазма, он это помнил, лицо ее было, как у маленькой девочки, которая не может понять, больно ей или приятно. Господи, как же он хотел ее сейчас!

— Мы собака на двух лапах, — поправила она саму себя. — Нас ведь осталось всего двое.

В бессилии она опустилась на край кровати. Он сел рядом.

— И двуногая собака еще может передвигаться. Вот если останется одна лапа, собака может только лечь и умереть. Я этого делать не собираюсь.

Она прижалась к нему всем телом.

— Что же теперь?

Он торжествовал.

— Теперь нам надо убить время. — Он перегнулся и расстегнул верхнюю пуговицу у нее на блузке. Она легонько хлопнула его по руке, но он знал, что это ничего не значит.

— Скажи мне, — проговорила она.

Он расстегнул еще одну пуговицу.

— Я собираюсь сбросить еще парочку самолетов. Один здесь и еще один в Вашингтоне. И тогда с «Айшер Уоркс» будет покончено.

— Тогда, во Франкфурте, ты говорил то же самое.

— Верно.

— И как же ты собираешься покончить с ними? Ну, убил ты Айшера, они тут же нашли ему замену.

— В лице Ганса Мознера, — прервал он. Для нее это имя ничего не означало, для него же оно означало все. Именно Мознер руководил фабрикой в Далсберге в тот период, когда жена Корта была беременна. Ядовитые выбросы отравили тогда всю местность. И нанесли непоправимый вред плоду. Теперь Мознер стал президентом компании. — Мознер будет на этой встрече в Вашингтоне. Он и есть наша главная цель.

Моник смотрела на него скептически.

— Значит, у нас будет не одна цель?

На подоконник снаружи опустился голубь. От ядовитых выбросов крылья у него были почти обесцвечены.

— Все не так просто, — проговорил он. — Ты все поймешь… со временем. Ты сама увидишь.

— Что я увижу?

Чем меньше она будет знать, тем лучше. В то же время ему не терпелось все ей рассказать. Его план был настолько идеален, что просто необходимо было с кем-нибудь поделиться. Сама сложность этого плана наполняла его чувством гордости, всемогущества, превосходства. После целого месяца, проведенного в полном одиночестве, в сложных приготовлениях, ее общество вдруг показалось ему благодатью, ниспосланной свыше.

— Думаю, тебе не нужно знать все, — сказал он. — Могу рассказать только следующее. Самолет, который мы должны взорвать сегодня, везет основные химические компоненты для производства пестицидов. В Соединенных Штатах их продать невозможно из-за американских законов. Для того чтобы обойти эти законы, американский филиал компании «Айшер Уоркс» производит эти компоненты в Штатах, затем направляет в Мексику, где на их основе производят те же самые пестициды, которые в Америке объявлены вне закона. Их используют на мексиканских полях, собранный же там урожай отправляют морем в Штаты. Вот так и замыкается этот круг. Но сегодня карусель должна остановиться. И это только начало.