Двойное золотое дно

Антименко поставил возле дивана, где с комфортом расположилась моя драгоценная особа, телефон и ушел на кухню заниматься приготовлением кормежки для болящей.

В течение получаса я решила вопрос о больничном (позвонила Алине, она врач) и сообщила начальству о временном отсутствии на работе ценного кадра в моем лице. Начальство благосклонно хмыкнуло, решив, что за недельку в грязи они не погрязнут. Потом я отменила обязательный визит к маме, сославшись на подвернувшуюся халтурку. Сообщать мамочке диагноз «халтурки» я не собиралась. Приедет, окружит заботой, будет настаивать на переезде больного ребенка в отчий дом... Плавали — знаем.

Раз выдался нежданный-негаданный отдых (травмированную ногу я катастрофой не считаю), лучше уж провести его с чувством, с толком, с расстановкой. Тихо и спокойно. Напишу статью, сошью Алинке платье, отосплюсь в конце концов, а то ночные бдения не способствуют улучшению цвета лица.

Неизвестно чем довольный Костя покормил меня, прогулялся по магазинам, заполнил мой холодильник и принес рубликов на двести детективов в мягкой обложке.

Красота!

Мой Костик вообще-то не альтруист. Ну, совсем чуть-чуть и только по отношению к самым близким людям (ко мне и к Парнише). Все его траты на меня я воспринимаю как должное, потому что раз в два-три месяца мы ездим в Москву за новыми партиями тканей и фурнитуры. И хотя Константин Михайлович уже не одну собаку съел на этом поприще, он все равно считает, что с личным консультантом (со мной) делать это гораздо сподручнее.

От оплаты данной миссии я категорически отказалась и не прогадала. Теперь Котя считает своим священным долгом периодически заполнять мой холодильник всякими вкусностями. Книжки же, зная мою слабость к детективам, покупает по собственной инициативе.

Днем в обеденный перерыв заскочила Алина, принесла больничный и отрез на платье.

— Как нога? Посмотреть нужно? — деловито поинтересовалась подруга.

— А-а, — небрежно отмахнулась я. Алина — терапевт, а не хирург или травматолог. Я не ставлю под сомнение ее профессиональный уровень, но это моя нога. Живу я с ней уже 33 года, а подворачиваю ровно половину этого срока и лучше всяких эскулапов знаю, что делать.

— Ксень, а тебе не будет тяжело? — деликатно спросила одноклассница, покосившись на мою забинтованную конечность.

— Аль, я же не стоя собираюсь шить, а сидя. Просто другой ногой буду педаль нажимать, — успокоила я ее. — Ты лучше скажи, чего хочешь.

— Что-то наподобие того бордового платья из 7-го номера «Бурды», только короче — чуть выше колена.

За что я Алинку нежно люблю — она всегда знает, чего хочет. Не то что некоторые.

— Все понятно. Кстати, ты не похудела, не потолстела? Мерки менять нужно? — поинтересовалась я для проформы. У Алины прекрасная фигура; Она никогда не толстеет и не худеет, хотя ест, что хочет... И этому я, честно говоря, завидую.

— Нет, — коротко ответила моя подружка и отправилась в клинику исполнять свой долг.

Оставшуюся половину дня я активно ползала по полу на коленях, раскраивала Алинкино платье. Большой стол, даже складной, ставить в моей квартирке совершенно некуда. Поэтому я приспособилась работать на полу.

Часам к семи примчался Костик кормить меня ужином. Заодно он подготовил мне рабочее место, переставив швейную машинку на подоконник. Подоконники у меня широкие. Раскраивать на них, конечно, нельзя, но шить очень даже можно.

— Давай я вещи постираю. Ты же терпеть не можешь этот мерзкий запах, — предложил мой внимательный друг.

Кто ж от такого отказывается?! У Костика есть машинка-автомат, все сама делает, а у меня маленькая. Полоскать потом нужно вручную, а сейчас мне с этим не справиться.

— Котик, ты прелесть! Возьми куртку и джинсы, — пропела я.

Как здорово болеть! Если бы еще лодыжка не ныла... «Эй, хватит! — мысленно остановила я себя. — Лодыжка свое дело сделала, заработала неделю отдыха. Так что молчи уж!»

— Костя, Костенька! — игриво проворковала я, подбираясь поближе к Антименко. — Я так тебя люблю, что бы делала без тебя.

Константин Михайлович с подозрением покосился в мою сторону.

— Не дави на психику. Чего надо? — насторожился мой приятель.

— Почему ты говорил, что Щербинин страшный человек?

— Сказал и сказал, — недовольно буркнул он, ставя тарелку в шкаф.

— Да ладно тебе! Расскажи, — елейным голосом пропела я.

Антименко тяжело вздохнул, открыл рот и снова его захлопнул. Зная, что теперь торопить его не следует, я терпеливо ждала.

— Мне вообще не нравится твоя затея. К тому же эта Поливанова всегда какой-то бред выдумывает, — не слишком логично ответил Котя.

При чем здесь Ирка, если это все я придумала?

Думаю, он просто не мог подавить возникшую много лет назад антипатию к моей однокласснице. Как-то, очень качественно отметив мой очередной день рождения; Иришка устроила настоящую травлю моего голубого друга. Происшествие закончилось благополучно, но неприятный осадок в Котиной душе оставило. С тех пор Ирину он недолюбливает.

— Ксенька, ну за каким лешим он тебе сдался? Неужели на деньги позарилась? Это на тебя так не похоже.

Я не обиделась, но довольно резко заявила:

— Ты бредишь! Когда я разговаривала с ним по телефону, назначала встречу, я только поняла, что у него есть сотовый. Ну и что? Это же не показатель. У тебя есть сотовый. У него есть сотовый. У меня мог бы быть сотовый, если бы я смогла придумать, на кой он мне сдался. А то, что он человек состоятельный, я сегодня от тебя впервые услышала.

«Но, разумеется, догадывалась!» Вслух я этого говорить не стала.

— Ага! И никогда в жизни не слышала, даже по телевизору, имени владельца Сталинки? — ехидненько спросил Антименко.

— Ну, слышала. Внимания не обращала. Зачем? Зачем мне забивать голову всякой ерундой, если она меня не касается? Я на Сталинке не работаю и никаким боком к ней не отношусь. А на злобные выпады вредных дяденек вроде тебя и вовсе не отвечаю!

— Теперь-то ты все знаешь...

— И не надейся, что я гордо вздерну носик и пошлю его куда подальше, — заявила я. — Котик, а ты что, не можешь предположить, что он жутко обаятельный мужчина? С ним приятно и хорошо. Может, я влюбилась!

— A-а, ты влюбилась? — вдруг не на шутку испугался Костя.

-- Ну, скажем так, — дипломатично ответила я, не желая еще больше расстраивать его. — Я пока размышляю над этим.

— Ты замуж хочешь, — убежденно констатировал Антименко. — Или сама хочешь, или мама с подружками достали.

— Хватит чушь-то нести. Но кое-что в твоих словах есть. Подумай сам, у всех есть мужья, любовники, поклонники. Вон даже маман решила на старости лет приятеля завести. У тебя у самого есть Парниша, — я мысленно скривилась. — Замуж не замуж, но иногда хоть на стенку лезь...

Я имела в виду одно, а вот понял Антименко совсем другое. Ну что делать, если у кого что болит, тот про то и говорит.

— Ксенька, давно предлагаю, давай распишемся, купим квартиру побольше...

— Ага, и будем жить все вместе долго и счастливо, — не удержавшись, съехидничала я. — Ты же от Парниши не откажешься.

— Ох, ради бога, Ксеня! Не обижайся, но женщины и даже ты меня совершенно не интересуют. Но зато ты сможешь водить в дом своих любовников, делать, что тебе заблагорассудится. Ничего не имею против!

— Это будет не дом, а бордель! Тем более что водить своих предполагаемых любовников я могу и сюда без всякого замужества.

Подобные разговоры мы с Антименко вели неоднократно. Сначала они, правда, имели несколько другую направленность. Котя всерьез хотел жениться на мне и мечтал о детях. Когда же проявились его гомосексуальные наклонности и он уверовал, что женщины его больше не волнуют, разговоры перешли в стадию «тебе — хорошо, мама не пристает. Мне хорошо — люди за спиной не шушукаются». И я, было, стала подумывать о таком варианте. Но появился Парниша. С тех пор я и в шутку не могла думать о браке с Константином Михайловичем.