Ведьма для инквизитора

х, а не на кухне, создавали ту необходимую атмосферу, в которой могли расслабиться их напряженные тела и нервы. После многих часов, проведенных за рулем, Алексей устал, в глазах рябило от лесов и полей, придорожных канав и кустов – целый день они плыли перед его глазами и не желали оставить в покое даже сейчас. К тому же Венино уютное жилище наводило глухую тоску. Эти драгоценные бутылки, эти деликатесные консервы, столь любовно припрятанные в погребке, предназначенные для жизни, праздничной и вкусной, вызывали в памяти кошмарное зрелище его смерти. И терпкое, пряное красное бордо теперь вливалось в вены Киса новыми силами, смягчало грусть и снимало усталость.

Майя потянулась к нему с бокалом.

– А у нас сегодня юбилей, Алеша! Десять дней, как я тебя похитила. Так что с праздником!

Десять дней. Ничтожно малый отрезок времени, вместивший в себя невероятно уплотненный фрагмент жизни. Целую линию судьбы, полновесный авантюрный роман, завершенную драму страсти, абстракционистское полотно упрямо несходящихся линий, неоконченную пьесу для смерти с оркестром…

Оставалось совсем немного – оставалось только проставить имя в пустующую строчку: оркестр под управлением…

В эту ночь грусть переплавлялась в нежность, боль перетекала в страсть, горечь была приправой к наслаждению. Так остро и так пронзительно ощутилось, что скоро конец, что он близок к разгадке, что Майя вот-вот упорхнет из его жизни, оставив легкий запах духов Картье и воспоминание о золоте волос, изливавшемся на его грудь… Он и не помышлял ее удерживать. Изначально было ясно, что конец должен наступить, что в Майиной жизни он проездом, турист, нечаянный гость – как и она в его. Словно на короткое, кем-то отведенное время он попал в иное измерение, какое-то там четвертое или бог весть какое; и они проживали в нем это время, как жилось, как получалось, как выходило; но в один прекрасный день следовало вернуться обратно, в привычную геометрию пространства.

И потому в предчувствии прощания он был особенно восприимчив и чуток, он впитывал каждое прикосновение, он жил каждым своим и ее жестом, даже мельчайшим: как она целовала его пальцы, перебирая их по одному, вкладывая каждый себе в рот, где нежный язык ласкал их; как он проходил дорожкой медленных поцелуев по ее животу, чувствуя под губами малейшее содрогание внутри ее, там, где уже вибрировали стенки тесного коридора, жаждущего его вхождения…

Как она…

Как он…

Маленькая моя, солнечная девочка, майский лучик, я всегда буду помнить тебя; прощай же…

В сумятице чувств он не сразу понял слова, долетевшие до его слуха:

– Давай вместе уедем за границу!

Майя уперлась подбородком в его грудь и смотрела на него.

– Извини?

Она переменила положение и уселась на постели рядом с ним, ноги по-турецки.

– Давай уедем за границу! – повторила она.

Алексей переспросил тупо:

– За границу? Зачем? Куда?

Майя с мечтательным видом пустилась в рассказы об Испании, о ее смуглых жителях и мелодичной гортанной речи, о белых