ПСС, т. 10. Стерильно чистые убийства

— Верно.

— В этом городе у меня имеются кое-какие связи, — продолжал Габриель. — Покойница работала в семействе, которому принадлежит почти вся долина, где и был найден мой брат… — Неожиданно его зычный голос превратился в шепот. — Я имел в виду голову моего брата. Их фамилия Самнер, а старуха видела Тино в их доме до того, как с ним разделались… И она слышала, как кто-то упоминал его имя.

— Вы пытаетесь мне что-то подсказать, Габриель? — весело осведомился я.

— Его должен был убить кто-то из живущих в этом доме, — произнес он напряженным голосом. — Все говорит о том, что это должен быть кто-то из семейства Самнер. Сколько же их там, лейтенант?

— Шестьдесят пять по последней переписи, — буркнул я. — Мой совет: не суйтесь в это дело, Габриель, в противном случае вы рискуете навсегда остаться в Пайн-Сити.

— Гейб! — жалобно заскулила Джорджи. — Мне совершенно необходимо немедленно чего-нибудь выпить… Я еще никогда не испытывала такой жажды!

— Заткнись, — рассеянно бросил он. — Ты мне угрожаешь, коп?

— Я никогда никому не угрожаю, Габриель, — с расстановкой произнес я. — Это, скорее, предостережение цыганки. Ваш брат был убит в округе Пайн-Сити, поэтому выяснение подробностей его смерти стало задачей шерифа и моей. Только попробуйте суньте свой нос в это дело, и я его укорочу.

— Тогда разыщите типа, который это сделал, коп! — свирепо воскликнул он. — И разыщите быстро! Иначе здесь будет укорочено много носов, включая ваш собственный.

— Пошли, Гейб! — Джорджи дернула его за рукав пиджака. — Если я не смогу немедленно чего-то выпить, я сойду с ума… Сидеть здесь ничего не делая — это выше моих сил…

Раздался резкий звук, напоминающий выстрел: это он ударил ее по губам тыльной стороной руки. Но она продолжала сидеть с остекленевшими глазами, не издавая ни звука, хотя у нее из разбитой губы побежала на подбородок струйка крови.

— А теперь ты должна кое-что зарубить себе на носу, — злобно прошипел он. — Изволь держать язык за зубами, когда я занят. Если ты посмеешь снова приставать ко мне со своими дурацкими просьбами, тебе попадет куда сильнее.

— Вылезайте к чертовой матери из машины, Габриель! — приказал я. — Меня тошнит от одного взгляда на вашу рожу!

— Что-то ты стал сильно заноситься, коп! — Он презрительно сплюнул в сторону. — Может быть, стоит проверить, из какого теста ты сделан?

Однако он распахнул дверцу машины и вылез на тротуар, затем снова сунул голову внутрь, ухватился пятерней за ворот черного атласного платья Джорджи и вытащил ее рывком наружу, будто пробку из бутылки.

Слепой продвинулся вдоль сиденья, ловко орудуя белой тростью, чтобы нащупать сначала раскрытую дверцу, а потом и тротуар.

— Это было исключительно интересное утро, лейтенант. Исключительно интересное!

Его вкрадчивый интеллигентный голос подействовал на мои барабанные перепонки как успокоительное средство.

— Надеюсь, мы встретимся снова. Я нахожу вас, лейтенант, весьма загадочной личностью.

— Благодарю, Эд, — вежливо ответил я.

Он почти выбрался из машины, но тут, очевидно, внезапно вспомнил о чем-то важном. Его блестящая лысина, обрамленная венчиком седеющих волос, торчащих в стороны наподобие колючек кактуса, снова сунулась в машину. И его лицо оказалось слишком близко от моего, чтобы незрячие глаза не произвели на меня неприятного впечатления.

— Вы должны извинить меня, лейтенант, — заговорил он с безмятежной улыбкой. — Из-за всей этой суматохи я так и не нашел возможности представиться вам. Я — Эдвард Дюпрэ.

— Ну что же, благодарю вас за помощь сегодня утром, мистер Дюпрэ, — ответил я предельно вежливо, удивляясь про себя, чего ради он вздумал формально представиться. Человек якшается с Габриелем Мартинелли и в то же время стремится вести вежливые дружеские беседы с копом…

Его голова снова исчезла из машины, дверца захлопнулась. И стало слышно, как его трость ритмично постукивает по направлению ко входу в отель, я же тотчас отъехал от тротуара.

Прошло не менее пяти минут, прежде чем какая-то плотина в моей голове прорвалась вторично за этот день.

Шериф Лейверс, подумал я, будет сам не свой из-за этой истории.

Я остановился по дороге у закусочной, чтобы пропустить стаканчик и проглотить отбивную до появления в офисе, потому что, подобно Джорджи, я почувствовал в этом острую необходимость. Мне, конечно, повезло гораздо больше, нежели ей: никто не дал зуботычину за разгулявшийся аппетит.

Когда я вошел в офис шерифа, Аннабел Джексон посмотрела на меня широко раскрытыми глазами и вроде бы даже затаила дыхание.

— С вами все в порядке, Эл? — спросила она приглушенным голосом, садясь в кресло.

— Конечно. А что со мной могло случиться?

— Эти жуткие люди, — пробормотала она едва слышно, — и свихнувшийся служащий морга…

Глубокий вдох натянул ее белоснежную блузку, как гордый парус на яхте.

— Я слушала под дверью, пока вы разговаривали с ними в кабинете шерифа, — быстро-быстро затараторила она. — Вы были неподражаемы, Эл. Просто неподражаемы!

— Неужели? — осторожно осведомился я.

— Как вы справились с этим жутким типом Мартинелли! — Она вздохнула еще глубже, и я бы сказал, что ее блузка оказалась в зоне пассатов. — Честное слово, я подумала, что вы намерены его пристрелить, ну и хотела было поприветствовать ваш поступок.

Я подозрительно посмотрел на нее, затем перегнулся через стол и принюхался. Если она и выпила, то только водки, потому что я не почувствовал ни малейшего запаха коньяка. Оставалась единственная возможность проверить правильность моих предположений.

— Аннабел, золотко, — нежно заговорил я. — Поднимитесь на минутку!

— Пожалуйста.

Она встала и одарила меня таким взглядом, который почему-то напомнил мне тающее мороженое.

— Повернитесь!

Она послушно повернулась.

— Вы уронили на пол резинку, — сообщил я.

Она наклонилась, чтобы поднять несуществующую резинку, потом прыснула со смеху, снова повернувшись ко мне. Ее бледные щеки слегка порозовели, она скромно опустила глазки.

— Ох, Эл! Вы неисправимы!

— И это все, что вы хотите сказать?

Она упорно смотрела себе на ноги.

— Ну, вы не можете ждать от воспитанной девушки-южанки, чтобы та сказала, что ей это нравится, не так ли, дорогой?

— И вас не подмывает схватить свою стальную линейку и проломить мне голову? Ничего подобного вы не испытываете?

— Такие девушки, как я, воспитаны в духе почитания настоящих героев, дорогой! — пробормотала она.

— Что вы делаете сегодня вечером, Аннабел? — спросил я нарочито равнодушно.

— Ровным счетом ничего! Я совершенно свободна.

— Так у нас состоится свидание?

— Да, конечно, у нас состоится свидание.

— Я подумал, что мы можем где-то вместе пообедать, потом отправиться ко мне, — заговорил я осторожно. — Я поставлю кое-какие хорошие пластинки на свой проигрыватель, мы посидим на кушетке и — ух! — послушаем замечательную музыку. — Я не удержался и заговорщически ей подмигнул. — Что скажете на это?

— Эл Уилер, — благоговейно произнесла она, — должна признаться, что я не слышала ни от одного мужчины таких заманчивых предложений.

— Так я заеду за вами около восьми! — сообщил я и поспешил в кабинет шерифа, подозревая, что обнаружил любовный камень, являющийся альтернативой философскому, коли у нас нет особой тяги к благородным металлам. Впрочем, у меня внезапно промелькнула неприятная мыслишка, что я все же слегка свихнулся и весь этот диалог — плод моего больного воображения.

Взгляд, которым шериф Лейверс наградил меня, когда я уселся лицом к нему, красноречиво свидетельствовал о том, что по сравнению со мной Бенедикт Арнольд ^[2] был человеком чести, непорочной цельной натурой, прославившийся своей бескорыстной преданностью делу. Шериф закурил сигару, бросив горящий ненавистью взгляд на спичку, которая не желала загораться, затем выпустил целое облако дыма. Какое-то время я даже не мог его видеть, но его зычный бас пробил бы даже железобетонную стену.