Угол падения

Валера только сказал: «Все равно вы ничего не докажете» — и ушел к себе в комнату. Мы Эльзу спать отправили, а сами с Сашей посидели, подумали и решили это дело до утра оставить, утро вечера мудренее. А Паша не дышал, это точно. Я ушел к себе, Саша к себе, ну и все.

— Зачем же ты мне сказал, что это Валера убил? — подала наконец голос Серебрякова.

— Ну, вы же знаете, как я к Ольге относился. Не мог же я предать любимую девушку.

— Врешь! — закричал Леонидов. — Никакая она тебе не любимая девушка!

— Да вы-то откуда знаете?

— Ты на Нору виды имел.

— Ну и фантазия у вас, господин Леонидов. Все знают, как я за Ольгой ухаживал. Нора! Даже смешно, мы и не знакомы с ней толком, так… А вы вообще только несколько дней в нашем обществе.

Леонидов понял, что никому ничего сейчас не докажет. Ирина Сергеевна по-прежнему верила Манцеву, она была слишком доверчивым человеком, чтобы заподозрить Константина в подобной подлости. В холле повисло недоброе молчание, когда в дверь вошел Барышев.

— Сейчас приедут. Ну что, с отъездом придется подождать. Во сколько там похороны?

— Я позвоню Норе, — устало сказала Серебрякова. — Принесите, пожалуйста, из комнаты мой сотовый, не могу встать.

Манцев поспешно метнулся в комнату Серебряковой.

«Спешит, выслуживается. Вот они, белые перчаточки, — подумал Леонидов. — Подумать только, каким благородным получился наш Костя: ради единственной и любимой девушки никому не сказал, что она совершила неумышленное убийство. Хотя дело при хорошем адвокате могло потянуть и на несчастный случай. Ведь если бы не стол, Паша отделался бы ушибами».

Серебрякова тихо разговаривала по телефону, остальные напряженно вслушивались. Когда она наконец отключила сотовый, высокий женский голос истерично завизжал:

— Господи, ну сколько можно! Когда же мы отсюда уберемся? Я домой хочу, понимаете, домой! Детей внизу опять заперли. Ну сколько можно?!

К Юлии Николаевне тут же бросились Корсакова и Наташа Акимцева.

— Женщины, не устраивайте истерик! — крикнул Леонидов. — У всех нервы. Вы-то хоть живые.

Казначеева заревела еще громче, захлебываясь рыданиями, у утешавшей ее Наташи тоже выступили на глазах слезы.

— Если мы тут еще на несколько дней останемся, то всю фирму хоронить придется, — мрачно пошутил смазливый Юра.

— Ты-то еще заткнись! — одернула его Наташа.

— Тихо! Все скоро уедем, — сказал Леонидов. — Самые нервные могут выпить водки и разойтись по комнатам.

Его совету последовали Казначеева, Корсакова и Ирина Сергеевна Серебрякова. Увидев, в каком она состоянии, Алексей отозвал Марину Лазаревич и попросил:

— Мариночка, Серебрякову не оставляйте. Посидите с ней, поплачьте, но не давайте дверь закрыть на ключ. Не представляю, как она за руль сегодня сядет.

— У меня есть права.

— Что?

— Я могу какую-нибудь машину повести или Юра. Если, конечно, милиция доверенность не потребует.

— Да я уж постараюсь объяснить коллегам. Ну что, можно вам доверять? Вы вроде бы неплохо держитесь.

— У меня просто замедленная реакция на стресс, не могу еще поверить, что Ольга смогла это с собой сделать. — Марина поежилась и пошла к Ирине Сергеевне.

Манцев подошел к столу, налил полную рюмку водки и хлопнул ее прямо без закуски. Его примеру последовал Коля. Юра Клинкевич, оглянувшись на всякий случай, тоже принял в себя приличную дозу.

— Не люблю покойников, — шепнул он стоявшему рядом Манцеву. — Так это она всех? Во баба дает! А такая красивая.

— Тише ты, — испуганно толкнул его Манцев.

Опергруппа на этот раз приехала еще быстрее, наверное, дорогу изучили за последние три дня. Только вид у сотрудников почему-то был растерянный, Семер-кин вообще старался никому не смотреть. в глаза. Он вошел и привычно уставился на угол стола, со своим чемоданчиком застыл начинающий эксперт Коля.

— А где же тело? — спросил Семеркин. — Уже убрали? Кто разрешил?

— А почему оно должно быть здесь? — поинтересовался Леонидов.

— Как же? У вас тут все с балконов падают.

— Это просто вамтак кажется. Некоторые падают, некоторых так кладут, что они якобы упали. Разное бывает. Сегодня девушка нашла другой способ покончить с собой, она выпила кучу убойных таблеток и лежит мертвая у себя на постели.

— Самоубийство? — с облегчением вздохнул Семеркин. — Ну, это меняет дело.

— На этот раз — самоубийство. Даже у меня нет сомнений, а Николаю врать не придется.

Эксперт замахал на Леонидова руками.

— Да, Коля, понимаю, всем жить хочется.

— А где Серебрякова? — заактивничал Семеркин.

— Что, торопитесь узнать сегодняшнюю ставку? Боюсь, она не очень высока, принимая во внимание очевидность случившегося. Правда стоит гораздо дешевле, чем вранье.

— Но-но. Еще доказать надо! — дернулся Семеркин.

— Что доказать? Что правда дешевле? Да вы сами сходите к Ирине Сергеевне, там узнаете. Сомневаюсь, что вам что-то перепадет сегодня.

— Я сначала хочу осмотреть место происшествия.

— Что ж, вон та деформированная дверь.

— А кто ее сломал?

— Настоящий мужчина. Вы идите, идите. Я провожу. Семеркин, эксперт и два других сотрудника кучей протиснулись в комнату. Старший лейтенант отдернул простыню, присвистнул:

— Это же та красивая девка! Я ее сразу запомнил. Ничего себе ноги!.

— Нечего пялиться, — выхватил у него простыню Леонидов.

— Я по долгу службы осматриваю тело.

— Мужские трупы ты так не осматривал. Твое дело подлинность почерка установить и проверить, нет ли следов насильственной смерти. Да тут и так все ясно: дверь была закрыта изнутри, едва сломали.

— Чего это она, а? — удивился Семеркин. — Такая девица. Дура, что ли? Столько мужиков по ней небось сохло, могла бы на «мерседесах» ездить да каждый день в рестораны ходить.

— Ты, Вячеслав Олегович, не затягивай — составляй протокол, снимай показания. Народ на похороны торопится.

— А причина смерти? Просто так никто пузырек отравы в себя не запихивает. С чего она вздумала травиться?

Алексей задумался. Легко все свалить на покойницу, но, с другой стороны, зачем тревожить ее душу? Зачем лепить ей клеймо убийцы, когда живые будут ходить чистенькие?

— Напиши, что драма в личной жизни. Они с Павлом Сергеевым хотели пожениться, не смогла пережить потерю любимого. Ты «Ромео и Джульетту» читал?

— Что-то слышал. Там все перетравились, что ли?

— Вроде того. Вот и сочини у себя в деле такую поэму, может, тебе и сам господин Шекспир позавидует, если в гробу не перевернется.

Леонидов поспешно вышел из комнаты. Он зашел к себе. Саша, очень грустная, рассеянно пыталась играть с Сережкой в карты, только ходила невпопад и била не теми козырями. Сережка злился:

— Мама, у нас же пики козыри, а ты опять бьешь бубями!

— Да-да, я забыла. — Она подняла на мужа глаза: — Леша, эту процедуру никак нельзя ускорить? Опять всех будут заводить по отдельности в комнату и задавать вопросы: рождение, место работы, прочая ерунда? Я устала, страшно устала. Скорей бы на работу.

— Ладно, я что-нибудь сделаю.

Он снова пошел искать Семеркина. Тот готовил обычную процедуру, собираясь провести всю описанную Сашей канитель по полной программе. Леонидов подошел к нему и сказал:

— Давай быстренько вызови всех в холл. Мы сейчас проведем общее собрание и разъедемся по домам.

— Нет, я так не могу. Надо как положено.

— Да чего там положено! Люди с ума от страха сходят. Подумают, что завелся какой-то маньяк.

— Маньяк тут бродит, да я его уже полгода поймать не могу. Ножом всех, гад, крест-накрест полосует. Ограбит и — хрясть!

— Да заткнись ты! — не выдержал Алексей.

Через десять минут, отведя детей в серебряковский люкс, все собрались в холле.

— При милиции будем или как? — спросил Леонидов.

— А в чем, собственно, дело? — раздался чей-то недоумевающий голос.

— Да ни в чем. Просто я решил объяснить всем, что здесь, собственно, происходит. Есть версия свалить все случившееся на Ольгу, но она виновата далеко не во всем, что здесь случилось.