Клоун умер на манеже

Клод Файар

Клоун умер на манеже

1

Для мусульманина рай – место, где много красивых гурий танцуют, поют и с улыбкой предлагают вам ментоловый чай.

Для Жана Рейналя рай – только одно: большой театральный зал, где за ним навечно было бы закреплено престижное место.

Вся жизнь Жана Рейналя была посвящена театру. Но как и всех страстно влюбленных, его бросало в жар при мысли, что к его страсти могут быть примешаны деньги. Он сгорел бы от стыда, если бы покупал билет в театр. Строго говоря, он не был безбилетником в прямом смысле слова, не был «зайцем». Он мог предъявить удостоверение театрального обозревателя трех провинциальных газет, правда, газет, абсолютно не известных в Париже.

Упорством, улыбочками, иногда даже не совсем честным путем он добился того, что попал в списки многих театров и почти регулярно получал приглашения на генеральные репетиции или последние «прогоны в костюмах» перед генеральной. Иногда случалась осечка, и какой-нибудь театр вдруг переставал присылать ему приглашения. Просто появлялся новый администратор и в усердии своем решал, что необходимо пересмотреть список представителей прессы. И Жану Рейналю приходилось все начинать сначала, снова завоевывать свое столь желанное кресло. Поэтому он как чумы боялся перемен в администрации театров.

Жизнь для Жана Рейналя начиналась только вечером. Агент фирмы по торговле дофинеской солодкой, он дни напролет бегал, пристраивая свой товар. Работал добросовестно. Но на самом деле это был человек-сомнамбула, машинально открывавший и закрывавший чемодан с образцами, человек-сомнамбула, выслушивавший сетования и политические измышления бакалейщика квартала. Самим собой Жан Рейналь становился только вечером.

Когда в театре не было генеральной репетиции, он – в который уже раз! – отправлялся в мюзик-холл или в цирк.

Итак, вечером 30 сентября ни в одном из театров не было генеральной репетиции, ни в одном из театров не было премьеры. Жан Рейналь отправился в Цирк-Модерн, где в тот вечер дебютировал Марк со своими черными пантерами.

Обычно приход этого третьестепенного репортера никого не заинтересовывал. Поэтому он был очень удивлен, взволнован, даже, можно сказать, очарован тем вниманием, которое проявил к нему Жан де Латест, главный администратор Цирка-Модерн. Распорядившись усадить его в одну из лучших лож, он сам пришел туда под предлогом, что хочет рассказать гостю о представлении.

«Он наверняка принимает меня за кого-то другого!» – подумал Жан Рейналь.

Несколько смущенный сердечностью Жана де Латеста, он молча слушал его и время от времени делал пометки в своей программке. Он страшился неизбежного вопроса о том, насколько солидны представляемые им газеты, каков их тираж. Но Жан де Латест не коснулся этой деликатной темы, он только комментировал происходящее на манеже да между делом рассказал несколько забавных историй про артистов.

Жан Рейналь думал, кому должна была предназначаться эта любезность. Позднее он, верно, вспомнил, с какой настойчивостью Жан де Латест не отходил от него весь вечер 30 сентября.

«Но на самом деле все ли время он был рядом со мною?» – спросил он тогда себя.

2

Преста! Очаровательное создание! И Жан Рейналь склонился к соседу.

Наездница Преста только что появилась на манеже на белой лошади. Она скакала, стоя на правой ноге на пуантах, откинув назад левую, воздев руки, и казалась ангелом. Восхитительная фигурка в белом шелковом трико, рассыпавшиеся по плечам длинные вьющиеся каштановые волосы, огромные черные глаза, курносый носик с трепещущими ноздрями – и правда, красивая девушка. Она улыбалась, обнажая ослепительные зубы.

Вот так, вытянувшись в струнку, Преста сделала несколько кругов, потом начала выполнять свои ловкие и опасные трюки. Да, безусловно, она была лучшей наездницей-акробаткой.

Ее лошадь была из породы тяжеловозов, с широким и плоским крупом, позволяющим делать на нем акробатические упражнения. Смеха ради, возможно, эту тяжеловесную и добродушную лошадь назвали Пегасом.

– Пегас выглядит неповоротливым, – сказал Жан де Латест, – а он, между прочим, необыкновенный скакун. По крайней мере, был им, ведь он уже старый, и Преста его щадит.

Жан Рейналь не скрывал своего восхищения красивой наездницей.

– Не вы один восхищаетесь ею, – сказал Жан де Латест. – Все мужчины в цирке влюблены или были влюблены в Престу… или еще влюбятся! Взгляните, вон, в проходе, у выхода на манеж, стоит светловолосый парень в голубом комбинезоне. Это Рудольф, студент-чех. Как-то, нуждаясь в деньгах, он на один вечер нанялся в цирк. И вот уже два года как все еще здесь… из-за прекрасных глаз Престы. А за его спиной – высокий кудрявый молодой человек, видите? Это Людовико, знаменитый воздушный гимнаст. Полгода назад мы за огромные деньги ангажировали его на одну неделю. А потом он возобновил контракт за смехотворную плату, лишь бы остаться возле Престы. Да и не только эти двое… Я уже не говорю о публике. Есть завсегдатаи нашего цирка, которые приходят исключительно ради Престы. Эти, правда, обычно держатся в тени, ну – цветы, конфеты, иногда приглашения пообедать, которые, впрочем, Преста, кажется, отвергает… Да, еще Мамут…

Лилипут Мамут только что появился на манеже. В вечернем костюме с цветком в петлице, в цилиндре набекрень под слишком выпуклым лбом, с букетом алых роз в руке. Он бежал за лошадью, протягивая свой букет прекрасной наезднице. Но – безуспешно, та не обращала на него ни малейшего внимания и лишь изредка оборачивалась, чтобы мимикой выразить ему свое презрение. А Мамут продолжал комично бегать за лошадью, крича: «Мадемуазель, ну выслушайте же меня!..»

– Он очень естественно играет роль лилипута, влюбленного в звезду цирка. – Сказал Жан де Латест.

Прекрасную Престу на манеже сменили жонглеры. По-видимому, Жану Рейналю этот номер не показался таким же очаровательным. Он повернулся к Жану де Латесту и неожиданно спросил:

– Кстати, так ничего и не нашли?

– Ничего, – понизив голос, ответил главный администратор. – Ничего! Злодеяние до сих пор остается безнаказанным! Вы мне напомнили об этом, а ведь сегодня ровно полгода! Уже полгода! Как летит время! Это случилось ровно полгода назад, тридцатого марта!

Он внимательно взглянул на собеседника.

– Если я не ошибаюсь, в тот вечер вы тоже были в цирке?

– Простите?..

– Да-да, вспомните, месье Бержере убили как раз в то время, когда шло представление.

Смущенный Жан Рейналь несколько минут подумал, потом сказал:

– Нет, меня тогда не было. Впрочем, я не был здесь уже более года.

Помолчав, он спросил: – А что говорит полиция?

– Они сделали все, что в их силах. Целый месяц от нас не отлипали. Всех перетаскали, как каштаны из жаровни. Каждый по очереди был на подозрении. Даже я! Я! Представляете, с моей искалеченной рукой убить такого богатыря, каким был месье Бержере!

– Убийца мог напасть неожиданно!

– Похоже, именно так и случилось, ведь, как показало следствие, все произошло без борьбы. Однако надо обладать недюжинной силой, чтобы так глубоко вонзить кинжал в сердце мужчины.

Действительно полгода назад месье Бержере был обнаружен в своем кабинете мертвым. Убийство произошло, когда представление было в самом разгаре. Кинжал так и остался торчать в ране, а на его рукоятке не обнаружили никаких следов.

Полиция, как только сейчас сказал Жан де Латест, целый месяц вела расследование, допрашивала всех. А потом, похоже, потеряла к делу интерес.

Жан де Латест рассказывал о поклонниках и почитателях Престы. А в тесных рядах зрителей третьего яруса какой-то мужчина, тоже не отрывая глаз, следил в бинокль за упражнениями прекрасной наездницы. Его приятель, что сидел справа от него, казалось, не разделял его восторга и смотрел на манеж с полным равнодушием.