Пылай, огонь (Сборник)

Не имея представления о потрясении, которое обрушится на него через несколько секунд, Чевиот расплатился с Джоем за использование тира и выслушал его комплименты. Оставив Джоя обливаться потом после пережитого напряжения, он взял зеленую папку из-за барьера, где он оставил ее.

Лейтенант Уэнтворт тоже направился к умывальнику, где остановился, изучая в зеркальце мрачные черты своего лица. Чевиот, пробормотав на прощание ему несколько вежливых слов, открыл двери.

— Будьте здоровы, сэр! — крикнул ему Джой Мантон-младший. — Я думаю, что скоро сюда толпой повалит публика. И помоги мне Бог выдержать ее нашествие!

Уэнтворт резко нажал металлическую ручку насоса. Вода плеснула в раковину, брызнув ему на костюм. Его лицо в зеркале искривилось выражением, которое меньше всего можно было ожидать увидеть на нем.

— Мистер Чевиот, — сказал он, когда к нему снова вернулось самообладание, — могу ли я переговорить с вами на тему, имеющую жизненно важное значение?

 18

Ловушка у Воксхолл-Гарденз

Дверь была полуоткрыта. Прохладный осенний воздух, наполненный запахами гниющих листьев, все же был чист и мягок, Чевиот придержал двери.

— Да? В чем дело?

Он неохотно повернулся. Флора, чья боязнь нарушить приличия не позволила ей выйти из кареты и направиться в тир, сделала нетерпеливую гримаску. У Чевиота разболелась голова; спал он не более часа и мучился кошмарами.

— Сэр, — сказал лейтенант Уэнтворт. — Похоже, что нарушаю слово. Или выражаю сомнение в своем друге. Но я чувствую, что обязан сказать вам. Вы не заметили ничего странного в поведении Хогбена?

Чевиот сделал неопределенный жест папкой.

— Откровенно говоря, сэр, — ответил он, — капитан Хогбен начинает меня утомлять. Даже если мы убьем друг друга на дуэли, это будет...

— Мне кажется, — сказал Уэнтворт, — что дуэль не состоится.

— Что?

Теперь они остались в тире одни. Как только четко и недвусмысленно прозвучало слово «дуэль», Джой Мантон тут же исчез в магазине.

Уэнтворт плеснул водой в лицо, вытер его и придвинулся ближе. Без мундира он напоминал скорее студента, чем солдата: он был так же корректен и вежлив, но в нем исчезло высокомерие, словно у человека, который ночью обрел какой-то ужасный опыт.

— Что вы сказали? — вопросил Чевиот. — Дуэль не состоится? Исчезла вся опасность?

— Этого я не говорил. Опасность, может быть, очень велика. Для вас.

— Но и для Хогбена...

— О, Хогбен ничем не рискует. Многие могли бы сообщить вам, что он никогда не ведет честную игру.

Это же говорила и Флора. Чевиот выглянул из окна. Флора стояла в экипаже, придерживая шляпу; ветер развевал ее юбку, и по губам ее можно было прочесть, что она спрашивала: «В чем там дело? Почему ты не выходишь?»

— Но что Хогбен может сделать? — продолжал настаивать Чевиот. —-Насколько я понимаю, и вы там будете? И мой секундант?

— Да, если появится Хогбен. Больше я ничего не могу вам сказать, сэр, я ничего не знаю, а только догадываюсь. Я пытался быть другом этого человека, но это выше моих сил. И вполне возможно...

— Да?

— Что кто-то мог бы столкнуться с вами в сумерках. И Хогбен был бы только очень рад вашей смерти.

Чевиот, вспомнив, что забыл пальто, сдернул его с крючка около окна. Открытая дверь скрипнула петлями и качнулась. Перед ним возникла ухмыляющаяся физиономия Хогбена, на которой было выражение торжества, как у шулера, у которого в рукаве был припрятан козырной туз.

«Кто-то мог бы столкнуться с вами в сумерках». В сумерках Дня Всех Святых.

— Лейтенант Уэнтворт, — сказал Чевиот, запахивая пальто и снова берясь за дверную ручку. — Я искренне благодарю вас за предупреждение.

Поклонившись, он закрыл за собой дверь и заторопился к Флоре.

Даже когда он вспрыгнул на ступеньку и сел рядом с Флорой, которая подвинулась, освобождая ему место, никто из них не говорил о том, что больше всего занимало их обоих. Правда, Флора начала:

— Во сколько ты ушел от меня утром? — но тут же поперхнулась, наткнувшись взглядом на прямую спину Роберта, ее кучера. На запятках не было никого из лакеев.

— Я слышала, — сменила она тему, — что ты опытный стрелок из пистолета. Но я даже видеть не хочу, как ты этим занимаешься. Как только тебе удалось одолеть капитана Хогбена! — В голосе ее были гордость, удовольствие и легкое смущение, когда она добавила: — Но... но, я надеюсь, что ты с ним не поссорился?

— Ни в коем случае, как ты сама видела.

— Но я ничего не слышала, дорогой мой. Кроме выстрелов.

— А там нечего было и слушать.

— Я думаю, — серьезно сказала Флора, кивнув на плетеную корзину со снедью, стоявшую у ее ног, — что, если хочешь, мы можем поехать куда-нибудь на природу. Там в корзинке есть вино и еда. Ведь мы можем на весь день уехать из Лондона?

— Да! Я должен только на минутку забежать в Скотланд-Ярд. Что ты скажешь, Флора, если мы поедем куда-нибудь в район Воксхолл-Гарденз?

— Прекрасное место! — Глаза у Флоры засияли. — Конечно, в это время года сад закрыт. Со времен моего дедушки туда не пускают вульгарную публику, хотя время от времени для них устраивают там фейерверки и запускают шары.

— Флора, не употребляй таких слов!

Она смутилась. — Не употреблять... таких слов?

— «Вульгарная публика». Придет время, когда мы поймем... — спохватившись, он поперхнулся.

— Джек! Разве я обидела тебя?

— Нет, нет! Ты никогда этого не делала, эти слова вырвались у меня случайно, прости меня. Там есть какой-то греческий храм, как мне кажется, в северо-восточной части сада?

— О, да! — Она повысила голос.— Вы слышали, Роберт?

— Миледи, — ответил кучер. — Я все слышал.

Экипаж развернулся на Беркли-сквер, и прохладный воздух, струящийся с темнеющего неба, обвевал их лица. Запахнувшись в короткую меховую шубку, обшитую белосиней тесьмой, Флора под ней взяла Чевиота за руку. Ей очень хотелось поговорить о них самих, и она не могла отказать себе в этом удовольствии.

— Ты сказал, к Скотланд-Ярду? — с неестественным удивлением спросила она. — Ручаюсь, ты туда направляешься из-за тех людей, что захватили у Вулкана. Понимаю, что ты не можешь мне ничего рассказывать. Но по городу ходят самые разные слухи, и тебя превозносят до небес.

— Меня?

— Ну, и твою полицию тоже.

— Вот это уже лучше! На это я и рассчитывал!

— Так расскажи мне! Если полиция налетела на игорный дом, разве его посетители не так же виноваты, как и хозяева? Разве они не арестованы?

— Теоретически ты права.

— И тем не менее все подчеркивают, что ты не арестовал никого из игроков. Ты всем пожал руки, поблагодарил за мужество в схватке и заверил всех, что ничье имя не будет упомянуто. Это правда?

Чевиот засмеялся. Смех позволил ему освободиться от нервного напряжения.

— Моя дорогая, как я мог арестовать тех, кто помогал мне? — объяснил он. — Кроме того, они дали мне немало дельных советов. Тебе надо было бы видеть в этой каше инспектора Сигрейва и сержанта Балмера. Громилы так и валились под ударами их дубинок...

— Прошу тебя!

— ...А потом Сигрейв и Балмер стали выволакивать за шиворот одного за другим с криками: «Вот Джимми Такой-то, разыскивается за взлом!» или: «Вот Том Сорвиголова, разбой на дороге, поджог и Бог знает что еще». Я должен был заранее предвидеть это: Вулкан собрал у себя половину всех мошенников Лондона. И когда мы уложили их рядком в фургоне...

— Не смейся! Это совсем не смешно!

— Дорогая Флора, но это в самом деле смешно. Мне пришлось уверять игроков, что это не налет на игорный дом, а самая крупная операция года по обезвреживанию известных преступников. В результате чего отделам «В», «С» и «Д» пришлось открывать свои камеры, чтобы разместить всех задержанных. Вот почему и я задержался.

— Да. Ты приехал очень поздно.

Экипаж миновал Беркли-сквер, где няни в высоких чепчиках прогуливали малышей в саду под еще не опавшей желтоватой листвой. Прогрохотав по Беркли-стрит, экипаж повернул налево, в сумятицу Пикадилли.