Последний свидетель

— Прими мои соболезнования, Мэт. Мне, правда, страшно жаль, — сказал Томас, когда машина отъехала от дома Барнов. На заднем сиденье рядом с сумкой Томаса лежал чемодан с вещами Мэтью.

— Спасибо. Ладно, не бери в голову. Сам знаешь, он не так уж много времени проводил со мной. Если теперь это вообще имеет значение.

— Да, был таким одиноким волком. Вечно запирался в этой маленькой своей комнатушке в конце коридора. Просиживал там чуть ли не сутками напролет. Вы ее еще как-то смешно называли?

— Папашиной берлогой. Знаешь, туда никто не входил, кроме него самого. И вот когда он умер, открыли дверь и нашли там целые горы книг с кроссвордами. Несколько пустых бутылок из-под водки и горы книг и журналов с кроссвордами. Что за жизнь!

— Ну а как все это восприняла мама?

— О, она держится молодцом. Учит японский, представляешь? Дороти, сестра, считает, что у нее завелся поклонник японец. Мы получили за отца хорошую страховку, так что теперь на жизнь ей вполне хватает. Может и собой заняться. Ну а ты как поживаешь? Как отец?

— Да вроде бы ничего. Он никогда не приезжает во Флайт, так что видимся мы раз в два месяца. И всякий раз нам почти нечего сказать друг другу, хотя теперь это меня мало волнует. Он много пьет, все время сосет свое виски, вот и сидим в тишине и согласии. Иногда он рассказывает мне о книге, которую пишет.

— О чем же эта книга?

— О шпионах. Предателях. Людях, которые предали свою страну.

— Ясно. Понимаю, почему его заинтересовали эти типы.

— Вообще-то я рад, что он нашел себе занятие. После суда и отставки долго пребывал в растерянности. Сейчас, конечно, лучше, вот только уж больно много пьет.

— А с Гретой видится?

— Пытался увидеться сразу после суда, ну, помнишь, я тебе говорил. Но она отказалась от этой встречи. И лично мне кажется, что теперь он потерял желание навещать ее. Она в тюрьме где-то на севере. Возможно, ее греет мысль, что находится она по соседству с матерью.

Им повезло. Дорога была свободной, и около семи они проехали через Кармут. Но по мере приближения к дому «Четырех ветров», Томас сбросил скорость. Он не был дома больше месяца и беспокоился за тетушку Джейн, та сильно сдала за последнее время. Старушка скрывала свой возраст, но, по прикидкам Томаса, ей было никак не меньше восьмидесяти. Начали сказываться годы, она уже не могла вести дом так, как делала это прежде. Три раза в неделю ее навещала Грейс Марш, помогала по хозяйству, а Кристи приглядывал за садом. Но старая экономка настояла на том, что сама, лично, будет протирать от пыли все фамильные портреты и чистить столовое серебро.

Однако беспокойство Томаса на этот раз не оправдались. Едва успев войти, он попал в крепкие объятия тетушки Джейн. Затем она принялась готовить им чай с несметным количеством домашней выпечки, но Томас остановил ее. Ему хотелось прогуляться по пляжу до наступления темноты. И вот он оставил Мэтью распаковывать вещи, а сам пошел к северной калитке. Багровый шар солнца низко нависал над горизонтом, на фоне темнеющего неба отчетливо вырисовывались силуэты старых вязов.

Томас распахнул калитку и вышел на лужайку за домом. Он услышал грохот разбивающихся о берег валов задолго до того, как подошел к пляжу, но внезапно открывшееся перед ним необъятное морское пространство, как всегда, оказалось потрясением. Он подошел к самой кромке воды, пенный прибой лизал ступни, и подставил лицо последним лучам солнца.

В этот момент Томасу казалось, что на свете не существует ничего, кроме песка, моря и неба над домом «Четырех ветров», возвышавшимся на холме. Он стоял и почти физически ощущал присутствие всех Сэквиллей разом, и тех, что давно ушли, и тех, что придут ему на смену. Он думал о бабушке, о том, как бешено она скакала на лошади по песчаному пляжу, думал о маме, представлял, как купалась она в бухточке среди скал еще ребенком. Он вспоминал свое детство, юность. Он был неотъемлемым звеном в великой цепи своих предков, самых древних, имен которых он даже не знал, и эта цепь была протянута в отдаленное будущее, которого он тоже никогда не увидит и не узнает. Но теперь этот маленький уголок Англии принадлежал ему. Был его собственностью, его наследством…