Последний свидетель

— Ах, не самое подходящее? — яростно воскликнул Питер. — У нас, чтоб ты знал, Томас, времени вообще нет. Оно давно истекло. Моя жена на скамье подсудимых, судят ее за убийство, и все это исключительно по твоей милости. Ты вроде бы все перепробовал, чтоб упечь ее за решетку, верно?

— Нет, папа…

— Все! Ты давал лживые показания, заставил других людей тоже давать лживые показания, с целью опорочить ее. И вот теперь имеешь наглость заявиться ко мне! И на мои показания тоже хочешь повлиять? Нет, не пройдет, Томас, ничего у тебя не получится. Ты за все у меня ответишь, за все. Обещаю!

Питером овладел бешеный гнев. Он схватил сына за рубашку на груди в точности так же, как тогда, в день похорон леди Энн, и яростно затряс.

— Ты должен меня выслушать, папа! Я кое-что обнаружил и…

— Ну, начинается, Томас! По горло сыт твоим враньем! А теперь убирайся отсюда вон!

Питер отшвырнул мальчика в сторону, как котенка, и распахнул дверь. А затем выбежал в холл, оставив Томаса в комнате. Тот лежал, скорчившись в углу. Двери в зал заседаний были закрыты, но Томас знал: с минуты на минуту они отворятся и мисс Хукс пригласит отца войти. Ноги у Томаса были ватными, но он, собрав всю волю в кулак, все же поднялся. И вышел к отцу.

Питер стоял перед одним из высоких окон и смотрел на улицу. Томас достал из кармана конверт, вынул из него оба свидетельства и шагнул к отцу.

— Черт бы тебя побрал, щенок, — прошипел сквозь зубы Питер. — Отойди, кому сказал! Убирайся! — В этот момент эти двое были напряжены до предела и походили на людей, затеявших какую-то смертельно опасную игру.

— Она не твоя жена, папа.

— Замолчи, Томас! Ты меня слышал? Заткнись! Повторять не буду!

— Сэр Питер Робинсон, — послышался писклявый голосок мисс Хукс. Она вышла из зала и стояла у Томаса за спиной. Он не обернулся, вместо этого схватил отца за руку. И одновременно сунул документы в другую руку отца.

— Вот, возьми, — пробормотал он. — Прочти, прежде чем будешь отвечать на вопросы. Ради мамы. Сделай это не для меня, хотя бы ради мамы.

— Сэр Питер Робинсон, — еще более визгливым голосом повторила мисс Хукс, и Томас почувствовал, как рука отца выскользнула. Он направился к двери в зал заседаний. Пауза, тишина. Затем через несколько секунд дверь за ним громко захлопнулась.

Наверное, Томас так никогда и не узнал бы, что же произошло в зале суда после того, как отец занял место на скамье свидетелей, если б в этот момент навстречу к нему не сбежал по лестнице Мэтью.

Он увидел, что Томас, подобно изваянию, застыл у окна и уставился невидящим взором на проплывающие облака и клочок голубого неба между ними. Все его хрупкое тело сотрясала дрожь, а потом Мэтью заметил слезы в темно-синих глазах друга.

— Где твой папаша? — спросил он. — Где документы? Ну, давай же, говори, Том.

— Отдал ему, но не уверен, что он их прочтет. Он не позволил мне ничего сказать, Мэт. Не дал объяснить. Теперь все пропало. Я сам все испортил. Обидно… Надо было послушаться тебя.

— Ладно, теперь не время ныть. Он вошел в зал?

Томас кивнул с самым несчастным видом.

— Что ж, выходит, терять нам нечего, верно? Давай посмотрим, что там будет. Не для того же мы сюда пришли, чтоб пропустить последний акт этого представления.

И Мэтью схватил Томаса за рукав и потащил к двери в зал.

— Но ведь сержант Хернс запретил нам появляться там до тех пор, пока не будут заслушаны последние свидетельские показания, — слабо возразил Томас, но Мэтью не обратил внимания на эти слова. После сцены с отцом Томас, казалось, потерял всякую волю к сопротивлению, и вот Мэтью открыл дверь, втолкнул Томаса в зал и заставил сесть в кресло в самом заднем ряду.

Со скамьи прессы донесся легкий шумок, репортеры оборачивались и поглядывали на подростков, но, как только сэр Питер Робинсон занял свое место на скамье свидетелей, в зале воцарилась почти полная тишина. Питер давал клятву, голос его звучал как-то странно безжизненно, а лицо было бледным как полотно. Но Грета этого не замечала, все ее внимание было сосредоточено на Томасе. И при виде тревоги, промелькнувшей в ее зеленых глазах, он вдруг ощутил нечто сродни злорадному удовлетворению. И не мог отказать себе в удовольствии подразнить ее еще немного. Он смотрел то на отца, то снова переводил взгляд на Грету и многозначительно улыбался. И это возымело эффект. Грета так и впилась в деревянные поручни, отделявшие ее скамью от всего остального зала, вся кровь, казалось, отхлынула от ее лица. Потом она вдруг схватила листок бумаги, стала судорожно что-то строчить на нем и, закончив, пыталась привлечь внимание Патрика Салливана, сидевшего всего в нескольких ярдах спиной к Питеру. Томас увидел, как он обернулся, затем привстал и начал переговариваться о чем-то с Гретой. Но потом все его внимание переключилось на отца, начавшего давать показания.

— Сообщите нам ваше имя, пожалуйста, — произнес Майлз Ламберт.

— Сэр Питер Робинсон.

— Род занятий?

— Министр обороны, — странно безжизненным, лишенным какого-либо выражения и интонации голосом отвечал сэр Питер.

Патрик Салливан поднялся и положил перед Майлзом Ламбертом записку, но адвокат не потрудился даже взглянуть на нее. Не было причин. Сейчас он был занят представлением свидетеля присяжным, старался, чтоб тот, как и его показания, характеризующие подсудимую лишь с самой положительной стороны, произвели на них должное впечатление.

— Как долго вы знакомы с леди Гретой Робинсон? — спросил он.

— Около трех с половиной лет. Она начала работать на меня в 1997 году.

— И, если не ошибаюсь, вы поженились в прошлом декабре?

— И да и нет.

— Простите, сэр Питер. Я что-то не совсем понимаю ваш ответ.

— В таком случае, позвольте пояснить, — все тем же мертвенным тоном произнес Питер. — Да, мы действительно сочетались законным браком в отделе записи актов гражданского состояния в Челси двадцатого декабря прошлого года. Но в свете только что полученных мной вот этих документов, не уверен, что брак этот можно назвать законным.

— Не уверены? Как это понимать?

— Да, незаконным. Потому что женщина, с которой я сочетался браком, уже была замужем. И у меня есть все основания полагать, что этот ее муж был на момент нашего бракосочетания жив. И жив до сих пор.

Майлз несколько раз, подобно рыбе, закрыл и открыл рот, но впервые за все время своей практики так и не смог издать ни звука. Слишком поздно он обратил внимание на записку, которую положил перед ним на стол Партик Салливан. А говорилось там следующее:

«Майлз, не задавайте ему больше никаких вопросов. Иначе это нас погубит. Объявите о закрытии дела прямо сейчас. Грета».

«Могла бы предупредить и раньше, — с горечью подумал Майлз. — До того, как этот ее чертов муж, или кем он там ей доводится, начнет давать показания перед присяжными. Вся работа насмарку».

Судья выждал, пока шум в зале уляжется, и сразу же приступил к делу.

— Вижу, у вас там какие-то два документа, сэр Питер, — в присущей ему любезной манере начал он. — Не могли бы вы объяснить нам, что они собой представляют? Будьте так добры.

— Вот это — свидетельство о браке, — сказал Питер. — О первом ее браке. И в нем сказано, что двадцать шестого ноября 1989 года она сочеталась законным браком с Джонатаном Барри Роузом в Ливерпуле…

— Простите, что перебиваю, сэр Питер, но вы вроде бы сказали «Роуз»? — спросил судья. — Как цветок? Роза?

— Да, ваша честь. Только пишется фамилия по-другому. А произносится, как цветок.

— Благодарю вас. Прошу, продолжайте.

— А вот этот документ — свидетельство о рождении Греты, — сказал Питер и, подняв в руке красный листок, показал суду. Голос его звучал ровно, механически, в полном противоречии с сенсационной информацией, которую он сообщал. — Имя отца в свидетельстве о браке то же, что и в свидетельстве о рождении. Это доказывает, что Грета, вышедшая замуж за Роуза, и моя жена одно и то же лицо. Что же касается Роуза, считаю, что именно он убил мою жену и пытался убить сына две недели тому назад.