Ход Роджера Мургатройда

– Тоумелти?

– Он… мой… шофер, он же садовник, он же мастер починок трам-там-там. Ирландец. Слишком уж ирландец, на мой вкус. Воображает себя этаким дьяволом, Тоумелти этот. Но, по чести, если он и опасен, то только деревенским девчонкам. Мы с Мэри подозреваем, что он уже засунул одну-другую булочку в местные духовки, да только доказать никто не мог – мамаши держат язык за зубами, какие у них в наличии, а я не из тех, кто увольняет человека на основе слухов и сплетен. Особенно если, несмотря на его припадки ирландской наглости, он чертовски хорошо справляется со своей работой. Уж он, конечно, не убийца.

– А Фаррар? – затем спросил Трабшо. – Простите мою прямолинейность, мистер Фаррар, но рано или поздно этот вопрос должен быть задан вашему нанимателю, так зачем откладывать?

Полковник яростно замотал головой.

– Тут вам не о чем беспокоиться. Фаррар со мной… сколько же это? Три года? Четыре?

– Четыре, сэр.

– Да, четыре года управления поместьем, и ни единой тени какой-либо промашки. И в любом случае, Трабшо, если вы позволите мне заметить, такое направление вопросов – чистая нелепица. Ни у кого из служащих у меня не могло быть никакой причины убивать Реймонда Джентри, человека, с которым они вообще не были знакомы и только-только увидели.

– Следовательно, я могу считать, – сказал полицейский, – что вы разделяете мнение мисс Маунт, что убийцей должен быть кто-то из ваших гостей?

– О! И кто сообщил вам, будто я говорила что-нибудь подобное? – неожиданно спросила Эвадна Маунт.

– А? Я думаю, это мог быть мистер Дакуорт. Да, именно он. Сказал мне это, когда доктор Ролф вез нас сюда.

Лицо Дона сморщилось от смущения.

– Это правда, – сказал он писательнице. – Я действительно пересказал старшему инспектору все, что говорилось в гостиной. Я думал, ему следует это знать.

– Молодой человек, вам не за что извиняться, – отозвалась она более мягким тоном. – Я просто люблю устанавливать, кто что сказал и кому.

Затем, плотнее запахнув халат и поежившись, она вошла в помещение и начала бегло оглядывать стоявшие там жалкие подобия мебели.

Секунду-другую Трабшо наблюдал за ней краешком глаза, а затем спросил полковника:

– Вы, случайно, не проверили, – он указал на тело Реймонда Джентри, – содержимое карманов его халата?

– Разумеется, нет. Я уже сказал вам, старший инспектор, что мы ни к чему не прикасались.

Без дальнейших прелиминариев Трабшо нагнулся и засунул руку сначала в левый, а затем в правый карман пропитанного кровью халата Джентри.

Из левого он ничего не вынул. Зато из правого извлек единственный смятый бумажный лист. Он распрямился и, не сказав никому ни слова, невозмутимо развернул этот лист.

На одной стороне были напечатаны на машинке четыре-пять строчек. И несколько секунд он в них вчитывался.

– Ничего, полагаю, относящегося к делу? – спросил полковник, тщетно пытаясь заглянуть в текст.

– Напротив, – ответил Трабшо. – Что-то, имеющее прямое отношение к делу. Важнейшее открытие, если я не ошибаюсь.

Он аккуратно сложил лист и засунул его в собственный карман.

– Скажите, полковник, ваши гости разделяли вашу антипатию к Джентри?

– Все они не терпели этого мерзкого клопика. А почему вы спрашиваете?

– У меня есть свои причины, – неопределенно ответил старший инспектор.

– Вы знаете, Трабшо… – Это вновь вмешалась Эвадна Маунт.

– Да?

– Важнейшие открытия, конечно, хороши, – неукротимо объявила она, – но иногда они оказываются куда менее значимы, чем мелкие странности.

– Мелкие странности?

Проведя кончиком указательного пальца по одной из чердачных половиц, она поднесла подушечку к его глазам.

– Но, – сказал он, вглядываясь в кончик пальца, – я тут ничего не вижу.

– В том-то и мелкая странность, – отрезала Эвадна Маунт.

Глава третья

Внизу, в гостиной, гости Ффолксов выглядели даже еще более растрепанными. В воздухе висел затхлый сигаретный дым, две женщины – Мэри Ффолкс и Синтия Уоттис – дремали, а на коленях у них покоились полупросмотренные поблекшие номера модных журналов, и даже Читти, гордившийся тем, что хозяева ни разу не видели его иначе, как не склонившим головы и не сгорбившим спины, начинал пошатываться.

Однако едва вошел полковник в сопровождении старшего инспектора и остальных участников предварительной разведки, как все устало взбодрились: женщины поправляли прически, мужчины затягивали пояса халатов в предвкушении услышать худшее.

Несколько секунд все молчали, потом Роджер Ффолкс спросил старшего инспектора:

– Быть может, теперь вы пожелаете, чтобы я представил вам моих гостей?

– Да, конечно, – сказал Трабшо. – Будьте как дома. Впрочем, вы уже дома, э?

– Ха, очень мило, э? – сказал полковник с не слишком искренней улыбкой. – Да, и я надеюсь, вы простите, что мы в той или иной степени в дезабилье. Мы все были более или менее застигнуты врасплох, знаете ли.

– Бога ради, Бога ради… В моей профессии, дамы и господа, к этому быстро привыкаешь. Помнится, однажды я арестовывал одного негодяя, пока он принимал ванну. Вы не поверите, даже когда я начал зачитывать ему его права: «Вы не обязаны говорить что-либо, но все, что вы скажете, и т. д., и т. д.», он продолжал хладнокровно сидеть в ванне и намыливаться.

А когда я одернул его, знаете, что он мне ответил, наглец эдакий? «Вы же своими глазами видите, мистер Трабшо, что я перед вами совершенно чист!»

Эта острота вызвала чуть больше легких смешков. Но поскольку никто не был в настроении для игры слов, пусть и самой тонкой, полковник тут же приступил к представлениям.

– Так вот, Трабшо… кстати, сигареты на столике возле вас, так что…

– Благодарю, но с вашего разрешения я обойдусь вот ею, – ответил старший инспектор, взмахнув своей еще не закуренной трубкой.

– Как угодно, – сказал полковник. – А теперь дайте-ка сообразить. На кушетке возле камина, вон там – Клем Уоттис, наш викарий, и его жена Синтия. Рядом с Синтией – Кора Резерфорд, знаменитая актриса, которая, я уверен, в представлении, как говорится, не нуждается. Затем Мэдж Ролф, жена доктора Ролфа, джентльмена, стоящего справа от нее.

– Полковник, – перебил Трабшо. – Мы с Ролфом знакомы. Вы забываете, что это он съездил в мой коттедж вместе с молодым Дакуортом.

– А, да, да-да, безусловно. Глупо с моей стороны. Жуткая вещь – старость. Ну, с кем вы еще не познакомились? А, да, моя жена Мэри.

– Как поживаете, миссис Ффолкс?

– Как поживаете, инспектор Трабшо?

– Заметано, – сказал полицейский, и они одинаково улыбнулись, как положено.

– Ну а моя дочь Селина, – продолжал полковник, – боюсь…

– Да?

– Она действительно была жутко привязана к Джентри, и его убийство явилось для нее страшным потрясением. Она поднялась в свою комнату отдохнуть. Естественно, если вы настаиваете на ее присутствии здесь, я могу…

– Пока в этом нет необходимости. Попозже, когда у нее будет больше сил рассказать мне, что ей известно. И полагаю, будет разумнее не задерживать здесь вашего дворецкого.

При этих словах Читти почтительно кивнул полицейскому и, возможно, даже сказал что-то столь же почтительное, но в таком случае сказал он это таким дворецко-приглушенным тоном, что старший инспектор навряд ли расслышал бы, что именно было сказано. Затем, не дожидаясь указания полковника, он покинул гостиную.

Проследив, как он уходит, Трабшо обернулся лицом ко всему обществу.

– Ну вот, дамы и господа, – сказал он, – вы, как вам и без моих слов известно, оказались причастными к крайне ужасному и таинственному преступлению. Я буквально не мог поверить своим ушам, когда мне рассказали о происшедшем, но, поднявшись на чердак и увидев все сам, я теперь им верю. Короче говоря, убийца умудрился проникнуть внутрь, убить Реймонда Джентри, затем выбраться наружу, как будто не открыв ни двери, ни окна. Не стану отрицать, я поставлен в тупик.