Дело Мотапана

Альбер остановился перед домом. Стены потрескались, кровля местами обрушилась. «Неудобное жилище, — подумал друг Жака, — только какой-нибудь сумасшедший англичанин может жить зимой в такой лачуге. Говорят, некоторые из них арендуют реки в Норвегии и даже в Лапландии для ловли форели — правда, летом. Было бы любопытно посмотреть на оригинала, который приезжает в Порсаль в январе…»

С такими мыслями Дутрлез поднимался в гору. Вскоре он оказался перед старым замком. Он вошел в ту же дверь, через которую вышел человек, и попал во внутренний двор, посреди которого возвышалась квадратная башня метров тридцати в высоту. Она была очень ветхой — должно быть, выдержала не одну осаду.

Дутрлез, исполненный любопытства, вошел в маленькую готическую дверь. Башня была четырехэтажной, винтовая лестница вела наверх, на площадку без перил, вымощенную большими гранитными плитами. Отсюда открывался вид на деревья, вереск и колокольни, а со стороны моря — на острова, подводные скалы и темную гладь вод, на которой четко выделялись белые паруса. Дутрлез узнал Боссевен и даже увидел на этой скале черные точки — работников, которыми распоряжался Жак де Куртомер. Теперь он больше прежнего сомневался в успехе предприятия.

«Если даже ему это удастся, — говорил он себе, — что изменится для меня? Отдаст ли за меня граф-миллионер свою дочь, если отказал, когда она была бедна? Нет, и он не посмотрит на то, что я помогал Жаку. Зачем я приехал сюда? Не для себя ли он старается?»

Однако очень скоро Альбер прогнал эти недостойные мысли, оскорблявшие их дружбу, и вспомнил о человеке, вышедшем из замка. С высоты Дутрлез видел внутренний двор, а когда поднимался по лестнице, рассмотрел пять сводчатых залов, в которых когда-то укрывались защитники башни. Человек в клеенчатой шляпе исчез. Он, наверно, приходил прятать снаряжение, потому что по костюму и манерам не был похож на любителя древностей. Его внезапное исчезновение показалось Альберу странным, однако во дворе было полно закутков, редутов и каменных будочек, где когда-то укрывались стрелки и которые теперь годились для того, чтобы спрятать там снасти.

Дутрлез проголодался. Он решил спуститься со своей обзорной площадки и вернуться в шлюпку, где его ждала вкусная еда, но, сходя с лестницы, с удивлением увидел незнакомца, державшего пустой мешок, который он недавно еле втащил на пригорок. Человек этот изумился еще больше, оказавшись лицом к лицу с щеголеватым господином. Он отступил к стене и, не будь этого препятствия, вероятно, удрал бы со всех ног, потому что эта встреча, казалось, была ему не совсем приятна. Но в зале был только один выход.

— Здравствуйте, — сказал Дутрлез. — Я видел, как вы шли сюда, но, поднявшись наверх, вас не встретил. Где же вы были?

— Вероятно, за башней, — ответил незнакомец хриплым голосом.

— Тогда все понятно! Выйдем на воздух, там нам будет удобнее, — предложил парижанин, проходя во двор.

Незнакомец, по всей видимости, был рад покинуть развалины и последовал за Дутрлезом. Он напоминал моряка, однако произвел на Альбера странное впечатление: он вовсе не походил на тех моряков, что курили трубки на порсальском берегу, и пробудил в молодом человеке какое-то смутное воспоминание. Дутрлезу показалось, что он где-то его уже видел.

— Вы вышли из дома англичанина. Вы служите у него? — спросил он.

Незнакомец сперва колебался, но потом осклабился:

— Я и есть англичанин.

— Как, это вы здесь ловите крабов? — воскликнул Дутрлез с изумлением.

— Да! Но ведь это не запрещено.

— Конечно, нет, и прошу извинить меня, просто вы так не похожи на англичанина!

— Это ничего не значит. Я родился в Англии, но воспитывался в Индии и чаще бываю за границей, чем на родине.

— Вы недавно были в Париже? Мне кажется, что я встречал вас там.

— Очень может быть, мне тоже знакомо ваше лицо. Вы приехали сюда ловить рыбу?

— Нет. Я приехал со своим другом, который ведет здесь работы.

— Стало быть, это вы приплыли на яхте, которая бросила якорь у Зеленого острова?

— Да, и сегодня мне захотелось осмотреть эти развалины — единственную здешнюю достопримечательность.

— А можно узнать имя офицера, командующего яхтой?

— Конечно, его зовут господин Куртомер.

— Куртомер! Отставной флотский лейтенант! — воскликнул человек в клеенчатой шляпе.

— Да! — подтвердил Дутрлез. — Жак де Куртомер, отставной флотский лейтенант. Вы его знаете?

— Нет-нет, — ответил незнакомец, вдруг изменившись в лице, — я его не знаю, лишь слышал о нем.

— Если вы хотите с ним познакомиться, это легко устроить. Вы часто ловите крабов, и ничто не мешает вам подойти к яхте: мы будем вам очень рады.

— Благодарю… Я предпочитаю одиночество. Люблю ловить рыбу, но не хочу никого видеть.

— И ваш друг, без сомнения, такой же. Ведь вы здесь с другом, как мне сказали порсальские жители?

— А!.. Они вам сказали?.. Они ничего не знают! Нас двое, это правда, потому что рыбачьей лодкой должны управлять двое, но эти дураки не знают, друг он или слуга.

— Уверяю вас, мне решительно все равно, — сухо сказал Дутрлез, уязвленный тоном незнакомца. — Только должен вас предупредить, что мы будем иногда встречаться. Мне сказали, что вы каждую ночь ставите свои корзины на Боссевене.

— Да, на Боссевене! — повторил англичанин, отступив на два шага. — Вы знаете, где Боссевен?

— Знаю. Около этой скалы господин де Куртомер, мой товарищ, будет измерять глубину.

— Измерять глубину! Для чего?

— Он сам вам скажет, если вы его спросите.

— А! Понимаю… Ему дали задание от гидрографического общества.

— Ему и в самом деле дали задание, и он выполнит его, за это я ручаюсь. Этот человек всегда выполняет свои обязанности.

— Я в этом не сомневаюсь.

— Вам неприятно, что он работает у Боссевена?

— Нет… То есть меня это несколько стеснит… Потому что это лучшее место для ловли. Работы напугают крабов, но я могу уплыть дальше.

— Зачем же? Вы ведь расставляете свои сети по вечерам?

— Да, это лучшее время.

— И снимаете их утром?

— Очень рано.

— Ну а работы, которыми руководит мой друг, будут проводиться днем. Понимаете, он предпочитает ночевать в теплой каюте, а не на голых камнях. Только такой заядлый рыболов, как вы, может плавать каждую ночь.

— Я бываю только там, но, кажется, больше не буду там бывать, потому что крабы очень пугливы… Они все уйдут от Боссевена.

— Жаль! А я рассчитывал ими полакомиться!

— Ваши матросы поймают их в других местах. У вас на яхте много людей?

— Человек двадцать.

Лицо англичанина вытянулось еще больше, и после некоторого молчания он развязно сказал:

— Эти люди разгонят всю рыбу у скал. Благодарю вас за информацию. Лучше я стану выходить в открытое море, пока не закончатся работы. А долго они продлятся?

— Не знаю. Может быть, месяц, может быть, два. Куртомер скажет точнее.

— Я, по всей вероятности, не дождусь их окончания. Вернусь в Англию и останусь там до весны.

— Очень сожалею, что расстроил ваши планы. Но, полагаю, вы завтра еще не уедете?

— Завтра, конечно, нет. И даже не на этой неделе. Я должен написать в Лондон, чтобы за мной пришла яхта. Терпеть не могу путешествовать по суше!

— А! У вас есть яхта! Честь имею кланяться. Уверен, что ваша яхта лучше, чем наша. Однако повторяю, если вам будет угодно как-нибудь пожаловать к нам, мы с большим удовольствием вас примем. Но я задерживаю вас, а вы, вероятно, торопитесь домой. Если только вас не интересует археология. Вы можете сказать, когда построен этот замок?

— Не знаю. Нисколько этим не интересуюсь.

— Извините! Увидев, как вы вошли сюда, я подумал, что вы идете снимать план местности… или фотографировать. А теперь позвольте откланяться.

Сказав это, Дутрлез поклонился и ушел. Англичанин медленно побрел за ним.

«Странная встреча и странный человек, — думал Альбер, спускаясь с пригорка. — Жак очень удивится, когда я расскажу о нашем разговоре. Англичане — чудаки… Но англичанин ли он? Следовало в этом убедиться, заговорив на его языке. А впрочем, что мне за дело до него? Я даже рад, что он уезжает, — он мог бы нам помешать. Но все-таки, кажется, я его где-то уже встречал».