Не только Холмс. Детектив времен Конан Дойла (Антология викторианской детективной новеллы).

Когда я прочитал письмо лорда Фаранкса, князь выхватил бумагу у меня из рук и с интересом пробежал глазами написанное.

— Поведайте же мне развязку, — произнес он.

— Мод Сибрас, — продолжил я, — которой все же удалось добиться приглашения лорда, в назначенное время так и не явилась. Тем же утром она покинула деревню, где жила, и по какой-то своей надобности уехала в Бат. Рэндольф в тот же день отправился в противоположном направлении — в Плимут. Он воротился на следующее утро, девятого, и вскоре отправился в Ли. У хозяина местной гостиницы, в которой остановилась Сибрас, он осведомился, дома ли она, и, узнав, что та уехала, спросил, взяла ли она с собой весь свой багаж. Оказалось, что взяла, более того, сообщила о своем намерении тотчас же покинуть пределы Англии. Затем Рэндольф отправился обратно в Орвен-холл. В тот же день Хестер Дайетт обнаружила, что в комнате лорда Фаранкса собрано множество ценных вещей, в частности тиара со старинными бразильскими брильянтами, которую иногда надевала покойная леди Фаранкс. Рэндольф — он тоже в это время находился в комнате — сказал Хестер, что лорд Фаранкс решил собрать в своих покоях почти все фамильные драгоценности; ей было велено сообщить об этом прочим слугам, чтобы те обращали внимание на подозрительных людей, праздно слоняющихся вокруг дома. Десятого января отец и сын весь день не покидали своих комнат; последний, правда, спускался в столовую. Всякий раз, выходя из своей комнаты, он запирал за собой дверь и сам относил еду отцу, объясняя это тем, что лорд занят написанием важного документа и не желает, чтобы слуги его беспокоили. Ближе к полудню Хестер Дайетт услышала шум в комнате Рэндольфа, будто бы там передвигали мебель, и, найдя какой-то предлог, постучалась в его дверь. Он велел ей не мешать: он, дескать, собирает вещи для завтрашней поездки в Лондон. Все последующее поведение этой женщины явно свидетельствует о том, сколь сильно терзало ее любопытство: слыханное ли дело — хозяин сам укладывает свою одежду. Во второй половине дня одному парнишке было велено собрать своих товарищей для занятия, которое назначено было на восемь часов вечера того же дня. Знаменательный день медленно подходил к концу.

Итак, десятое января, восемь часов. Вечер мрачный и промозглый, днем шел снег, но теперь снегопад прекратился. В комнате наверху Рэндольф занят объяснением принципов динамики, а в комнате этажом ниже орудует Хестер Дайетт, которой каким-то образом удалось раздобыть ключ от покоев Рэндольфа, и теперь, пользуясь его отсутствием, она хочет тщательно все осмотреть. Под ней, на первом этаже, лежит в кровати лорд Фаранкс и, вероятно, крепко спит. Хестер, дрожа от возбуждения и страха, в одной руке держит зажженную свечу, а другой рукой старательно ее прикрывает: на дворе бушует ветер, и его порывы, проникая сквозь щели в ставнях, заставляют пламя отбрасывать огромные пляшущие тени на портьеры — это пугает служанку до смерти. Она едва успевает увидеть, что вся комната в страшном беспорядке, как вдруг особенно сильный порыв ветра задувает свечу, и Хестер остается стоять на запретной территории в полнейшей темноте. В ту же секунду откуда-то снизу раздается громкий и резкий выстрел. На мгновение она замирает, не в силах пошевельнуться. Тут ее и без того смятенные чувства еще более потрясает осознание того, что в комнате что-то движется — какой-то предмет движется сам по себе и вопреки всем известным ей законам природы. Ей кажется, что она видит фантом — нечто странное, округлое, белое, размером, как она утверждает, «с добрый моток шерсти», и это поднимается с пола перед нею и медленно движется вверх, будто бы влекомое неведомой силой. Невыразимый ужас от столкновения со сверхъестественным лишает ее остатков разума. Взмахнув руками и издав пронзительный вопль, она мчится к двери, но на полпути спотыкается обо что-то, падает и теряет сознание. Примерно час спустя сам Рэндольф выносит ее из комнаты, из раны на правой ноге служанки сочится кровь — у нее открытый перелом лодыжки.

Все, кто находятся в комнате наверху, слышат выстрел и женский крик. Все взоры обращены на Рэндольфа. Он стоит, облокотившись на механическое устройство, с помощью которого пояснял некоторые положения своей лекции. Он пытается сказать что-то, его лицо напряжено, но он не может произнести ни звука. Наконец ему удается выдохнуть: «Вы слышали? Это снизу?» Все хором подтверждают: «Да!», затем один из парней берет свечу, и все гурьбой выходят из кабинета — Рэндольф идет позади. Навстречу им мчится перепуганный слуга — в доме приключилось что-то ужасное, сообщает он; люди продолжают спускаться, но на лестнице открыто окно, и ветер задувает свечу.

Дождавшись, пока принесут другую свечу, фермеры продолжают свой путь и, добравшись до двери лорда Фаранкса, обнаруживают, что она заперта; приносят фонарь, и Рэндольф ведет всех наружу, на лужайку перед домом. Еще не дойдя до балкона, один из парней замечает цепочку следов на снегу — следов маленьких женских ног. Все останавливаются, и тут Рэндольф замечает еще одну цепочку следов, наполовину занесенных снегом: они начинаются возле кустов у балкона и ведут в другую сторону. Эти следы гораздо больше и оставлены тяжелыми рабочими ботинками. Рэндольф направляет фонарь на клумбу и показывает, как глубоки эти следы. Кто-то находит дешевый шарф, из тех, что носят рабочие, а Рэндольф в снегу обнаруживает кольцо и медальон: грабители, видимо, обронили их, спасаясь бегством. Наконец, все подходят к окну. Рэндольф — он идет позади — просит парней войти. Они отвечают, что это невозможно — окно закрыто. При этих словах на лице Рэндольфа отражается ужас и изумление. Кто-то слышит, как он бормочет: «Боже, что же еще могло случиться?!» Его ужас возрастает, когда один из парней протягивает ему страшную находку, обнаруженную под окном, — передние фаланги трех человеческих пальцев. Рэндольф издает душераздирающий стон: «О боже!», затем, овладев собой, идет к окну. Он обнаруживает, что щеколда на скользящей раме грубо сорвана и окно можно открыть, просто подняв его. Именно это он и делает и входит внутрь. В комнате темно, на полу под окном лежит бесчувственное тело Мод Сибрас. Она жива, но в глубоком обмороке. В правой руке зажат окровавленный охотничий нож, левая рука изуродована. Все драгоценности из комнаты пропали. Лорд Фаранкс лежит на кровати — его ударили ножом в сердце, пропоров одеяло. Позднее из его головы извлекут еще и пулю. Тут стоит объяснить, что пальцы Сибрас отрезало острым краем подъемного окна. Это приспособление и установил мастер пару дней назад. Изнутри к нижней стороне окна были прилажены несколько потайных пружин: стоило нажать одну из них — и окно резко опускалось. Так что никто не мог выбраться наружу, не задев рукой одну из этих пружин и, таким образом, не обрушив острое стекло на собственную руку.

Разумеется, последовало судебное разбирательство. Несчастная подсудимая, в ужасе от осознания того, что ее ждет смертная казнь, с плачем призналась в убийстве лорда Фаранкса, едва присяжные вернулись после краткого совещания, — они даже не успели огласить свой вердикт: «виновна». При этом она утверждала, что не стреляла в лорда Фаранкса и не крала драгоценностей. И впрямь, ни пистолета, ни драгоценностей при ней не нашли, но их не было и нигде в комнате. Так что многое по-прежнему остается неясным. Какую роль в этой трагедии сыграли грабители? Были ли они в сговоре с Сибрас? Не таится ли ключ к разгадке этой тайны в странном поведении одного из обитателей Орвен-холла? Домыслы самого невероятного толка ходили по округе, выдвигались сотни версий. Но ни одна из них не могла объяснить все странные обстоятельства этого дела. Однако со временем страсти поостыли. Завтра утром Мод Сибрас окончит свою жизнь на виселице.

Так я завершил свой рассказ.

Князь Залесский молча встал с кушетки и подошел к органу. При помощи Хэма, предупреждавшего любую прихоть своего хозяина, князь некоторое время с глубоким чувством играл мелодию из оперы Делиба «Лакме». Так он сидел довольно долго — полусонно, мечтательно извлекая мелодию, склонив голову на грудь. Когда он наконец поднялся, чело его прояснилось, а на губах играла улыбка, торжественная в своей безмятежности. Он прошествовал к секретеру слоновой кости, начертал пару слов на листе бумаги и вручил бумагу негру с приказанием взять мою двуколку и как можно быстрее доставить записку на ближайший телеграф.