Казна Херсонесского кургана

— Вас.

Ощущая, что она подавляет его независимо-царственной манерой держаться, он, стараясь сохранить собственное реноме, все же продолжал гнуть свое.

— Значит, меня? — переспросила дама и, опустив чемодан, прошла вглубь комнаты. — А со здоровьичком как, не надорвешься?

Аркаше такой сценарий знаком не был; он не смог сразу достойно парировать этот выпад, а потом стушевался.

— Судя по койкам, кроме тебя здесь живут еще два человека? — полувопросительно полуутвердительно произнесла она.

— Да, есть тут еще дед с больным внуком, — стал поспешно разъяснять Аркаша, — так они ни свет ни заря сваливают и возвращаются поздно, часам к семи. Говорят, с Севера, нельзя пропустить ни одного луча солнца…

— А ты в это время здесь не пропускаешь ни одной гостиничной юбки, так?

— Не совсем… — уклончиво, ответил он.

— Тогда почему не на пляже? — она одним элегантным жестом сбросила с себя платье и открыла дверь в ванную комнату.

Аркаша переминался с ноги на ногу:

— Мадам, когда в кармане последняя трешка, на пляж не тянет.

— Ах, так? — иронично улыбнулась «мадам». — Поначалу я думала, ты матадор, но потом поняла, что ты — котик, и притом облезлый. Ладно, я пока приму душ, а ты достань чего-нибудь сухенького, да поживей, с жары жажда замучила.

Аркаша безропотно натянул потертые джинсы и отправился на поиски горячительного жаждоутолителя. Он безуспешно оббегал окрестности, однако винцо нашлось тут же в гостинице, у дежурной по этажу. Правда, удивил разлив — «Розовое столовое» содержалось в бутылке из-под «Пепси-колы», но зато стоило у доброй тети как раз трояк. Аркаша со вздохом расстался с последней купюрой и потопал обратно в номер.

Его ждали уже в койке:

— Мальчик, снимай штанишки и прыгай сюда. Ладно уж, утешу бедненького.

Аркаша чувствовал себя как на экзамене — близость с этой женщиной не приносила ему ни малейшей радости. Конечно, ее профессионализм в постельных делах был высочайший, но Аркаше стало не по себе, когда во время самой изысканной ласки он мельком взглянул на ее лицо и увидел открытые немигающие глаза, насмешливо наблюдавшие за его действиями. С грехом пополам Аркаша домучил этот каторжный акт и, абсолютно вымотанный, потянулся за бутылкой.

— Ну, что, мальчик, — сказала незнакомка, когда они глотнули вина, — взять бы с тебя бабки, да вижу, что тебе самому впору по миру с протянутой рукой идти.

Увы, это была сущая правда: ведь уже сегодня ему нечем заплатить за обед, не говоря о том, чтобы заплатить за номер в гостинице. А еще на что-то добираться домой… Уй!.. Он еще раз отчетливо осознал всю безнадегу своего положения и сник окончательно.

— Эх, котик, придется тебе помочь, — продолжала женщина и в голосе ее послышались заботливые нотки, — а так как благотворительностью я не занимаюсь, то немного поработаешь…

— А на кого работать? Как вас-то хоть звать?

— Это уж истинно в французском стиле, — негромко рассмеялась она, — сначала трахнуть, а потом спрашивать фио. Ладно, пиши, имя мое — Анжелика.

— Анька, то есть?..

— Анька у Чапая была, понял? — сказала она, сердясь. — А я, повторяю по слогам, Ан-же-ли-ка, если не контуженый — запомнишь.

— …Маркиза ангелов, да?

— Нет, таких балбесов как ты.

— Что ж, теперь буду звать тебя Маркизой. Так что за работу вы мне можете предложить, Маркиза?

— Работа, как работа, — после некоторого колебания ответила новоиспеченная Маркиза, — тут курорт, а на хорошем курорте всегда найдется свой промысел не только для красивой женщины, но и для слащавого мальчика. В таких местах полно молодящихся старух, готовых щедро заплатить за молодого жеребца. Слушай меня внимательно и не суетись. Помещение, как я поняла, свободно с утра и часов до семи вечера?

Аркаша согласно поддакнул.

— Значит так, завтра к десяти утра, чтобы был побрит, подмыт и свеж, как огурец на грядке, проще говоря, был готов к употреблению. К этому времени я с клиенткой буду прохаживаться под окном, выглянешь. Я обращу ее внимание на тебя, кивнете друг другу. После этого впустишь к себе и обслужишь тело, учтя пожелания трудового народа. Больше двух раз не надо. Далее не регламентирую, принимайте душ, резвитесь или еще чего, но к трем часам пройдешь вон в ту тенистую аллейку, я люблю в полуденный зной посидеть в холодке… Там и получишь у меня пятнадцать рубликов. Этого хватит пока платить за номер и на скромные харчи.

— Маркиза! — вскинулся Аркаша, разыгрывая благородное негодование. — Неужели ты думаешь, что я буду трахать каких-то дряхлых старух да всего-то за пятнадцать целковых!..

— Будешь, — спокойно промолвила та. — И не просто будешь трахать, а, как я сказала, с учетом пожеланий заказчика. А не хочешь — не неволю: завтра не выглянешь в окно — подыхай с голоду. Думаешь, очень мне надо тебя обхаживать — просто тебе дурачочку помочь хотела. Сочи только кажется бархатным городом, а ведь без денег тут сгниешь… Воровать, как мне кажется, ты не умеешь, до работы тоже смирный — пропадешь! Так что хочешь — не хочешь, а на панели все равно будешь, а там, глядишь, и голубые подберут: они-то дадут больше, только какать будет тяжело.

От такой невеселой перспективы Аркаша почувствовал жуткий дискомфорт в организме, внизу живота даже появились какие-то спазмы.

— Как видишь, выбор у тебя невелик, — продолжала Маркиза, произнося слова так, будто заколачивала гвозди. — Задергался: старухи, старухи… Знаешь, как говорят на Кавказе: «Десять тысяч не деньги, семьдесят лет не старуха». Прикинь своим умишком: занят будешь только до двух часов, а там пришел в аллейку, получил по тарифу и до следующего утра свободен. В Сочи ведь жизнь начинается с восьми вечера, вот и крутись, лови свою удачу, может, что получится. А теперь все, мальчик-котик, я исчезаю — дела не ждут.

Маркиза оделась по-солдатски быстро, привычным жестом поправила прическу и, бросив на Аркашину постель скомканный трояк, проговорила:

— Это тебе за угощение, поешь, рекомендую выпить сырое яичко…

С этими словами она подхватила свои вещички и была такова. Аркаша взял трояк, разгладил, положил в карман. Денежка была кстати — зверски хотелось жрать. Ну, пожрет, а как расплатиться за гостиницу?.. Неужели и впрямь придется за деньги ублажать всяких там бабушек-развалюшек, да и не за деньги, собственно говоря, считай, за пайку…

«А ведь никуда не деться, придется, — мысленно резюмировал он, — лишь бы не очень страшных приводила. А может, это и к лучшему, прочь сомнения, не хватало мне еще моральных терзаний… Будь, что будет, а теперь и похавать чего-нибудь пора, да не забыть бы про сырое яичко»…

И он, наскоро собравшись, успокоенный и приободренный, как человек, принявший в жизни важное решение, направился в ближайшую точку городского общепита.

…Утром следующего дня он проснулся в половине десятого, быстро принял душ, тщательно побрился. Вчерашний обед и сырое яичко пошли на пользу, так что возникшая потребность потешить свою плоть было вполне естественной, а не вынужденной необходимостью. Ровно в десять он вышел на лоджию. Маркиза уже прогуливалась под ручку с клиенткой. Его клиенткой. Сексуальное желание Аркаши мигом улетучилось, зато появилось другое — напялить по самые уши волшебную шапку-невидимку и стать прозрачным как мыльный пузырь. Однако было поздно, ему помахали ручкой, и он пошел открывать дверь.

Вошедшая женщина выглядела лет на пятьдесят. В ушах ее торчали огромные нелепые серьги, толстые сардельки пальцев не мог украсить даже ряд богатых перстней. Прямо с порога она одарила Аркашу золотой улыбкой в самом прямом смысле; у ней был не рот — сплошные залежи золота. Взгляд посетительницы был похотлив и нагл. И все бы ничего, если бы не ее непомерная полнота — при заурядном весьма росте она стабильно тянула за центнер.

«Да, послал же бог подарок, видать, работает продавцом в мясном отделе или поваром: вся в золоте и толстая, как хрюшка», — отметил про себя наемный ублажитель дамских телес.