Загадочная птица

Но все равно это было не совсем то же самое. Пока Кук путешествовал, Банкс чувствовал неловкость, словно какая-то его часть осталась на корабле «Резолюция». Он постоянно предпринимал поездки в Уэльс, в Голландию. В Лондоне много времени уделял научной деятельности, постановке университетских курсов, укреплению позиций в Королевском обществе. Визиты в Ричмонд были спонтанными, и теперь, когда они с мисс Браун оказывались вместе, пропадало ощущение остановившегося времени.

Она изменилась. Необузданная страсть сменилась сдержанностью, и Банкс замечал в ее глазах сомнение, которого не видел раньше. Ночью она была по-прежнему нежна, но днем, когда заходил разговор о будущем, вдруг замолкала и замыкалась в себе. Банкс спрашивал ее, как она проводила время, когда он находился в Исландии, она пожимала плечами и отвечала: «Я рисовала». Однажды он не выдержал, стиснул ее в объятиях и сказал, что они не расстанутся никогда, он счастлив, лишь когда она с ним.

Сразу после Нового года в Ричмонд стало трудно добираться, и Банкс уговорил мисс Браун переехать в Лондон. Объяснил, что иначе не сможет продолжать работу. Она поселилась в апартаментах на Орчард-стрит, куда доносился шум с Оксфорд-стрит и звон колоколов пятидесяти церквей. А когда ветер дул с запада, ей казалось, что она ощущает лесной аромат. Апартаменты были роскошными, и именно здесь мисс Браун впервые осознала, что стала содержанкой Банкса. Это знали торговцы, снабжавшие ее продуктами, соседи по улице, и ни имя ее, ни фамилия, ни прошлое не имели для них значения. Мисс Браун понимала, что когда съедет отсюда, тут станет жить другая женщина, ее будет посещать другой мужчина, и та женщина тоже ни для кого не будет ничего значить, кроме мужчины, который ее содержит.

И все же жизнь в Лондоне имела свои преимущества. Джозеф постепенно привык к своему новому положению. Его дом на Нью-Берлингтон-стрит стал центром для лондонских мыслителей и философов, а коллекция привлекала знатоков со всей Европы. И шли нескончаемые разговоры. Весь день, с завтрака до ночи. Рождались новые идеи, обсуждались, отвергались, обсуждались вновь. Он делился этим с мисс Браун, когда они лежали ночью рядом, забыв о сне, беседовали, спорили, пока не замечали, что огонь начал гаснуть в камине, и, удовлетворенные, заключали друг друга в объятия.

Драгоценные для нее дни. А затем Банкс февраль и март пробыл в Голландии, оставив ее одну на Орчард-стрит. Теперь ему было легче уехать, сознавая, что по возвращении она встретит его здесь, любящая и мудрая в равной мере. Что могло быть лучше после двух месяцев, проведенных в обществе мужчин? Но самое главное, для мисс Браун отсутствие Банкса являлось в известной мере благотворным. Не так давно жизнь без него казалась ей пустой и неполноценной, но пребывание на Мадейре все изменило. Ее дух окреп, перед ней раздвинулись горизонты, пали стены. Теперь мисс Браун рисовала по-другому, со свободой, которая казалась безграничной. Он уехал, а она взяла свои краски, бумагу и начала рисовать.

Он вернулся в конце марта, веселый, любящий и помолодевший. Сообщил, что летом должен отправиться в Северный Уэльс к Пеннату [11], чтобы вместе совершить поездку по региону. А в следующий раз изыщет возможность, чтобы они поехали туда вместе, и она увидит дикие, заросшие мхом болота и знаменитую гору Сноудон. А ей здесь предстоит какое-то время провести в обществе очень приятного молодого человека, которого зовут Йоханн Фабрициус. Он датчанин, ученый-энтомолог, приедет изучать его коллекцию.

Наверное, мисс Браун была настроена серьезнее, чем обычно при встрече, но Банкс этого не заметил. Позднее она написала ему, что к моменту его отъезда уже три месяца была беременна.

16

Поспешный отъезд

На окраине города мне встретилась всего одна машина. Я поставил свой автомобиль на стоянку и пешком поднялся к отелю.

Часы показывали два ночи. На стойке регистрации светилась небольшая лампа, остальная часть холла скрывалась в тени. Я расстегнул куртку, ослабил шарф, наслаждаясь теплом. На улице холода почти не замечал, наверное, по причине крайнего возбуждения. И вообще, я уже много лет не чувствовал себя таким полным жизни и энергии.

Эйфория могла помешать мне заметить человека, сидевшего в глубине холла, но, когда я направился к лестнице, он пошевелился. Тогда-то я и разглядел светящуюся точку, не больше булавочной головки. Человек курил.

Я приблизился.

— Катя?

— Она пошла спать, мистер Фицджералд, — ответил Поттс, по-американски растягивая слова. — Пару часов назад.

Красный уголек сигареты запульсировал ярче. Видимо, он затянулся.

— А двое других? — спросил я, пытаясь определить, где находится выключатель.

— Вы имеете в виду Андерсона и вашу Габриэллу? Он поехал в Дарем, а она отправилась спать. Рано. У них сегодня был тяжелый день.

— Значит, новостей от птицы нет? — Я старался, чтобы мой голос звучал спокойно.

— Похоже, нет. Хотите услышать, что произошло?

— Конечно. — Я по-прежнему не мог разглядеть ничего, кроме кончика его сигареты.

— Так вот, в час дня они уехали отсюда в автомобиле Андерсона. Остановились в деревне Сторбай, где пообедали в пабе «Белл». Заказали красное вино, но выпили не много. В промежутке между блюдами Андерсон держал Габриэллу за руку и целовал. Довольно часто. Ничего не поделаешь, мистер Фицджералд, мне пришлось наблюдать и это. Как говорится, из песни слов не выкинешь. — Поттс вздохнул и поднес сигарету к невидимым губам. — В без двадцати три в бар вошли двое мужчин, сотрудники Андерсона. Я это знаю, потому что задался целью знать.

— Как вам удалось следить за ними незамеченным?

— Не важно. — В его тоне сквозили нотки нетерпения. — Слушайте дальше. Один из двоих извлек из сумки пачку фотографий, и они провели полчаса, рассматривая их. Андерсон разволновался, несколько раз хлопнул по столу, отнюдь не радостно. Затем вдруг вскочил и выбежал на улицу, где выкурил уйму сигарет. — Поттс усмехнулся. — Между нами, мистер Фицджералд, он был крайне расстроен.

— Вы полагаете, это не та птица?

— Можете не сомневаться, так оно и есть.

Я вздохнул:

— Надо же. Столько работы, и нулевой результат.

— Да. Ни птицы, ни рисунков, ничего. Остаток дня он провел в пабе, с Габриэллой. Беседовали. Конечно, держались за руки, пожимали плечами, иногда он хватал со стола снимок и с грустным видом рассматривал.

Кончик невидимой сигареты снова ярко вспыхнул. Свет отразился от стекол очков, и я разглядел контуры Поттса. Он сидел, погрузившись в кресло.

— Я разговаривал с одним из парней, что работали на него. Получил полную информацию. Недалеко от Дарема есть большой особняк, куда пришло много вещей из Эйнзби. Несколько чучел птиц, и рисунки тоже, ботанические, большое количество. Вот почему Андерсон так завелся. Но, судя по фотографиям, ни одна из птиц не оказалась той птицей, как и рисунки. Андерсон поехал туда убедиться лично, но зря потерял время. Я имел возможность взглянуть на фотографии. Это не работы Руале, совершенно определенно. Правда, Андерсон мало что понимает в искусстве. Вот почему ему следует согласиться на сотрудничество со мной.

— Итак, птица по-прежнему где-то прячется. — Я поразмышлял несколько секунд. — А вы, мистер Поттс? Почему вы сидите тут в темноте?

— Жду вас, мистер Фицджералд. Хотел бы знать, где вы были и когда отправитесь домой. Очевидно, письмо Стамфорда завело нас в тупик. А это означает, что вы становитесь нашей единственной надеждой найти рисунки. Вы, который разбирается в чучелах птиц. Каковы ваши намерения?

Поттс щелкнул зажигалкой и осветил небольшое пространство. Я понял, что это не случайно. Он хотел увидеть выражение моего лица.

Я отвернулся.

— В данный момент собираюсь спать. Спокойной ночи, мистер Поттс.