Замок "Мертвая голова"

Арнхайм замолчал. Дверь в коридор, высокая, остроконечная дверь, медленно открывалась. При желтом свете показалась фигура Банколена. Его тень заняла всю тускло освещенную комнату, а весь его вид не предвещал ничего хорошего. Он кивком поманил фон Арнхайма. Немец допил бренди и встал.

– Вы хотели знать, – произнес Банколен, – что на самом деле произошло с Д'Онэ? Идемте со мной.

Мы вышли в узкий коридор в боковой части замка, где витая лестница вела вниз, под купол. Еще по одной лестнице мы спустились к галерее, выходящей в главный холл. Даже герцогиня шагала легко. Мы остановились на одной стороне галереи. Все свечи уже догорали, хотя ни одна не была погашена. Размягченные, дрожащие массы воска обволакивали железный канделябр за окном из желтого стекла, напоминающим нос мертвой головы… Галерея представляла собой три стороны квадрата, с широкой лестницей, покрытой черным ковром, в центре. Сквозняк раздувал пламя свечей, закрепленных в настенных подсвечниках в задней части лестницы. Черные миланские доспехи, казалось, крепко сжимали мечи своими латными рукавицами. Их позолота сверкала, но впечатления они не производили. Перед нашим взором предстала процессия, спускающаяся по лестнице.

Двое полицейских несли лакированную ширму, сложенную на манер носилок. На ширме лежало тело, накрытое огромным покрывалом, затканным золотом, из-под которого виднелись лакированные ботинки. В этой мрачной обстановке яркое покрывало выглядело почти веселым пятном. Рядом с носилками шла Изабель Д'Онэ, тупо глядя на покрывало. Ее красивое, но невыразительное лицо по-прежнему было непроницаемо. Одной рукой женщина прижимала к подбородку тонкий носовой платок. Стоящий наверху лестницы Данстен сначала заколебался, но потом побежал вслед за ней. Я заметил, что к нашей неподвижной группе присоединился Галливан.

Фон Арнхайм тихо заговорил:

– Я провел эксперимент, чтобы проверить свою версию, и предложил Жерому Д'Онэ прогуляться по замку. Из самых дружеских чувств завел его в одну из темных комнат. Помню, он зажег спичку, чтобы закурить. Я крикнул, чтобы нам принесли свет, и двое полицейских вошли в комнату со свечами. Тогда-то месье Д'Онэ и увидел Малеже, сидящего в кресле и глядящего на него… Боюсь, его сердце не было так сильно, как его воля.

Я по-прежнему стоял опершись на перила и глядел куда-то вдаль, чувствуя тяжелую руку герцогини у себя на плече. Фон Арнхайм кивнул нам на прощание и поспешил вниз – проследить за переправкой тела на другой берег реки.

– Поднимемся? – предложил Банколен, стоящий позади нас. – Мистер Галливан, когда можно будет с вами увидеться? В этой истории есть некоторые детали, не предназначенные для прессы.

Как блестели лакированные ботинки Жерома Д'Онэ, когда выносили его тело! Наверное, будет трудно, подумал я, спустить его по холму. Последнее, что я заметил, – это как Данстен схватил Изабель Д'Онэ за руку и они оба вышли. Маленькая свечка блеснула и потухла. Доспехи стояли по-прежнему невозмутимо.

Возвращались мы при свете свечей. Поднялись к комнате со стеклянным потолком.

– Я никогда его не любила, – задумчиво произнесла герцогиня, – но… черт возьми! Он умер. А я хочу спать. И мне кажется, что вот уже целые века творятся одни ужасы! Может быть, кто-то хочет сыграть в покер?

Она, Банколен и я вошли в комнату со стеклянным потолком, где уже догорали две-три оплывших свечи. Из-за облака выплыла луна и робко бросила тусклый свет на шкуры животных. Мне показалось, что колонны из черного дерева медленно движутся. Герцогиня, тяжело дыша, достала карты и бесцельно уставилась на них. Я чувствовал себя усталым.

Дверь закрылась, и воцарилась тишина. Мы, казалось, плыли в пространстве, под стеклом, сквозь которое проникал синий ночной свет, на каком-то фантастическом корабле. Банколен, с любопытством прищурившись, смотрел на бледный лунный свет. Наконец он ласково посмотрел на бесформенную фигуру герцогини, тасующей карты мясистыми руками.

– Скажите, мисс Элисон, – мягко произнес он, – почему вы убили своего брата?

Глава 19. Смех Банколена

Синее небо, догоревшие свечи, дряблые руки, тасовавшие карты. Но больше они не тасовали. Они безвольно упали. Пальцы нервно дрожали, и карты, медленно переворачиваясь, каскадом падали к ее ногам. На коленях осталась только одна восьмерка бубен.

Тишина. Наконец она подняла взгляд – пожилая женщина, с поблескивающими при свете луны седыми волосами. С любопытством прищурилась из-под очков.

– Знаете, Дьявольское Лицо, – задумчиво и отрешенно произнесла она, – я этого ожидала. Я знала, что вы… ну, я знала, что вы слишком умны, чтобы проглядеть это. Мне невольно жаль старого Стеклянного Глаза. Он был так самоуверен. Не сомневался, что все знает. И в значительной степени был прав…

– Да, – тихо подтвердил Банколен, – в значительной степени.

– Я ждала этого весь вечер, – столь же отрешенно продолжала герцогиня. – И я не возражаю. Черт! Я старая. Я недобрая. И у меня масса недостатков. – Она, прищурившись, посмотрела на луну. – И мне даже больше нет дела до Малеже… Но я была уверена, что, когда Стеклянный Глаз спустится в потайной ход, он обнаружит мои следы. Я спросила, смотрел ли он, и он ответил, что прошел совсем немного…

Банколен покачал головой. В это мгновение я понял, что он проникся к старой леди искренней симпатией, насколько позволяла его натура. Сатана в лунном свете!

– Он бы все равно не нашел их, мисс Элисон. Я надел рабочие ботинки, взял метлу и замел все следы.

Из ее груди вырвался… даже не возглас, а медленный вздох. Она часто-часто заморгала, уставилась на него близорукими глазами.

Банколен усмехнулся:

– Ну! Это, знаете ли, несерьезно. Я сумею сохранить ваш секрет. И Джефф наверняка тоже. В конце концов, почему бы нет? Ведь это Малеже принес тело Майрона к зубчатой стене и поджег его. Он совершил безупречное преступление, но никогда не сможет пострадать за него. Так за что же должны страдать вы?

Наморщив лоб, Банколен сел. Я вдруг обнаружил, что уже сижу, потому что это окончательное открытие подействовало на меня точно так же, как страшное открытие – на Жерома Д'Онэ. Агата Элисон неуклюже наклонилась вперед и принялась собирать рассыпавшиеся карты. Некоторое время мы слышали только ее астматическое дыхание. Наконец женщина выпрямилась и заслонила глаза рукой.

Повисла тишина… Фантастический корабль плыл между звездами.

– Дьявольское Лицо, – сказала она, – видит бог, я не хочу… сесть в тюрьму за то, что всадила в него… пули. Будь я разумна, как я всегда рекомендовала другим, я бы никогда не позволила одержать над собой верх! Забавно, не так ли, дружочек? – вдруг спросила она меня. – Вчера я сидела у себя в комнате и учила вас, как стать милым и любезным. А я ничего не забывала… Нет, не совсем. Я забыла. Это произошло в тот момент, когда меня словно молнией ударило, и я поняла, что Майрон держит его там. Я, видите ли…

– Вы жена Малеже, не так ли? – спокойно спросил Банколен.

– От вас ничего не утаишь, Дьявольское Лицо? – усмехнулась герцогиня, почти весело покачавшись в кресле. – И как же вы узнали?

– Я нашел фотографию, – ответил Банколен, – обыскивая ваши комнаты. Простите! Я искал кое-что другое, но, когда нашел фотографию, вопрос был решен. Видите ли, Галливан сказал нам, что Малеже тайно на ком-то женился и брак держали в секрете из-за того, что ее родственники возражали. Это был ваш брат, не так ли? Так вот, я принес фотографию сюда – решил, что ее безопаснее хранить вне стен ваших комнат… Джефф, полагаю, взял ее…

Теперь, как это ни нелепо, я понял, почему мне так знакомо лицо женщины с фотографии. Это было лицо Агаты Элисон в расцвете красоты. Но меня смущала мысль о сыне, так похожем на свою мать. Я выпалил:

– Значит, на портрете не любовница…

– Черт возьми, Джефф! – возмутился Банколен. – Разве вы не помните, Галливан ясно говорил нам, что любовница была блондинкой? А у женщины на портрете, как вы, должно быть, заметили, волосы черные как смоль. Ах да, Галливан говорил о тайном браке…