Мертвецы выходят на берег. Министр и смерть. Паршивая овца

Предание говорит, что в тот день Корп и Уль продали свои души дьяволу. Они спаслись от неминуемой гибели, но за это обязались во веки веков плавать наподобие «Летучего голландца» и раз в семь лет захватывать для сатаны один корабль, вернее, души матросов, находящихся на этом корабле. Впоследствии с помощью колдовских чар Уль принудил и команду вступить в сделку с дьяволом, на это согласились все, за исключением одного матроса, который прыгнул за борт и был через восемь часов спасен рыбаками. Он-то и рассказал эту историю. Люди говорят, что «Рак» не утонул, а плавает по морям и по сей день. С тех пор каждый седьмой год в Северном море при таинственных обстоятельствах терпит кораблекрушение одно судно, и если даже находят его обломки, обнаружить следы команды ни разу не удавалось. Поэтому когда зимой, под Новый год, корабль в шторм терпит бедствие, на побережье в Вест-Агдере люди говорят: «Рак» опять охотится за душами для нечистого.

Карстен откинулся в кресле и закурил. Он говорил тихим и ровным голосом, глядя в огонь, точно видел перед собой все то, о чем сам рассказывал. Полено треснуло, и высокое плоское пламя взметнулось огненным парусом, оно было похоже на горящий корабль. В комнате воцарилось тягостное молчание, его нарушил Танкред, губы которого скривила усмешка.

— Эта история заслуживает внимания, — без особого трепета в голосе заметил он. — Она безусловно украсит один из твоих будущих романов. Вообразите: первая глава начинается леденящим душу преданием, рассказанным при свете камина под шум осеннего дождя. Лучше не придумаешь! Но скажи положа руку на сердце, сам-то ты веришь в такие истории?

— Разумеется, — невозмутимо ответил Карстен. — Я же считаю себя просвещенным человеком и потому не разделяю современного суеверия, имя которому — материализм.

— Я понимаю, что в Северном море время от времени случаются кораблекрушения, — сказал Арне. — Но вовсе не обязательно каждый раз обращаться за объяснением к чернокнижию. А скажи, кто-нибудь когда-нибудь видел это каперское судно?

Карстен кивнул.

— Есть люди, которые своими глазами видели «Рака».

— Наверное, это те же самые люди, которые видели морского змея, — съязвил Танкред. — У меня, например, есть друг, алкоголик, который видел всех своих друзей едущими верхом на белом крокодиле по Драмменсвейен. У него определенно есть способности к оккультизму.

— Ладно, давай вернемся к тому, что рассказал Карстен, — вмешался я. — Что за люди видели «Рака»? Моряки, потерпевшие кораблекрушение?

— В первую очередь, конечно, они, — ответил Карстен. — Но в тех случаях, о которых мне известно, «Рак» появлялся совершенно по другому поводу. Ведь он занимается не только тем, что охотится за торговыми судами во время зимних штормов. У него есть и другая цель. Но это уже особая история.

— Расскажи нам и эту историю тоже, — попросила Моника.

— Я понимаю, что буду рассказывать глухим, ну да ладно. Как я уже сказал, Корп очень быстро разбогател, стал главным богачом в тех местах. Часть денег еще в начале войны он потратил на строительство большого дома. Однако не в Лиллесанне, в отличие от многих других шкиперов, разбогатевших на каперстве. Он построил свой дом в Хейланде, на необитаемом берегу, где с одной стороны были голые дикие пустоши, а с другой — море.

Обставил он свой дом с роскошным великолепием, прежде всего, награбленными предметами роскоши. Среди них было много ценных произведений живописи, которые он захватил на судне, перевозившем груз одного крупного английского антиквара. Между прочим, эти картины были похищены им, когда каперство было уже запрещено и большинство английских судов, плавали, не опасаясь нападения. Словом, это было обыкновенное пиратство. Каким образом все это богатство попало в усадьбу Корпа и не было конфисковано призовым судом, в Лиллесанне или Кристиансанне, не знал никто. Корп любил свои картины и часто по ночам, во время бессонницы, ходил из комнаты в комнату и наслаждался прекрасной живописью. Иногда в этих ночных прогулках по дому его сопровождал Йёрген У ль, но чаще Корп был один, общество ему составлял только большой черный судовой кот.

Незадолго до того, как уйти на «Раке» в последний поход, который хотя и считается последним, на самом деле таковым не был, Корп написал весьма странное завещание. В нем он завещал хейландский дом и все свое огромное состояние сыну своей сестры, Уле Дёруму. Но поставил одно условие: в доме ничего не должно меняться. Никаких перестроек, никаких переделок: мебель, ковры и картины должны раз и навсегда оставаться на своих местах. Если будущие обитатели дома нарушат это условие, на них падет проклятие в виде несчастного случая или смерти. Если же будут предприняты более существенные изменения, Корп сам вернется на своем «Раке», сойдет на берег и отомстит непокорному самым страшным образом…

Карстен выдержал выразительную паузу и опять отхлебнул виски. Он как будто смаковал свою историю.

— Несомненно одно, — продолжал он, — жители Хейланда слепо верят, что заклятие до сих пор тяготеет над этим домом, они могут рассказать множество историй в подтверждение этому. Первый же наследник Корпа, племянник, хотел в 1825 году продать часть мебели, но умер от разрыва сердца еще до того, как мебель попала к торговцу. В восьмидесятые годы один из наследников хотел перестроить западную часть дома, но был тяжело изувечен рухнувшими на него лесами и от строительства отказался. В начале века один из слуг нечаянно разбил рукой оконное стекло и выпал в окно. Он умер в течение суток от скоротечного заражения крови. Двадцать лет назад брат нынешнего владельца дома залез на крышу, чтобы сделать кое-какой ремонт. Неожиданно он потерял равновесие, упал с крыши и сломал шею. Свидетели говорили, что его как будто кто-то толкнул. Каждый раз после подобного случая люди видели ночью в морском тумане очертания неведомого судна. Я разговаривал с одним местным старым рыбаком, Мортеном Пребенсеном, который клянется, что в детстве сам видел это судно, когда они с отцом были в море. По описанию, паруса, мачты и остов судна выглядели точно так же, как старые каперские шлюпы. Судно шло на большой скорости и казалось сотканным из тумана. Можно понять, почему местные жители как чумы боятся этого дома, а его обитатели едва смеют к чему-нибудь в нем прикасаться, даже если необходимо вымыть пол или вытереть пыль. Кажется, будто старый Корп оставил в усадьбе невидимого стража, таинственное существо, которое следит, чтобы в доме все оставалось в неизменном виде, и мгновенно наносит удар, если кто-то нарушает условия завещания.

Карстен наклонился и бросил окурок в камин. Я вдруг подумал, что впервые слышу от Карстена столь насыщенную фантастическими деталями историю. Более того, я подозревал, что добрую половину истории сочинил он сам. Вообще, у меня сложилось впечатление, что Карстен придумал себе некую роль. Иначе чем объяснить, что в наш просвещенный век электричества, самолетов, демократии и обязательного среднего образования человек увлечен поверьями в духе темного средневековья?

— А ты сам бывал в этом доме с привидениями? — спросил я.

— Нет, к сожалению. Я бы многое отдал, чтобы хоть разок переночевать там. Но снаружи я его хорошо изучил, он так и манит к себе — большой и серый, как скала, открытая всем морским ветрам. В стенах и окнах есть что-то загадочное, они, как живые, буквально источают страшные тайны. Невольно приходит на ум рассказ Эдгара По «Падение дома Ашеров». Это удивительное место! Но туда не попасть, там живет один старый, нелюдимый чудак…

— Кто?

— Эйвинд Дёрум, последний представитель этого рода. Он со странностями. Все, кто более или менее долго жили в этой Каперской усадьбе, в лучшем случае становятся чудаками. Он не терпит возле себя дикого, кроме экономки. Впрочем, если не считать меня, никто и не проявляет особого интереса к его владениям: местные жители обходят этот дом за версту.

Арне поднял руку.

— Я должен поправить тебя, — сказал он. — Отныне Каперская усадьба больше не принадлежит старому затворнику Эйвинду Дёруму. Отныне она будет принадлежать куда более приветливому и гостеприимному хозяину, а именно небезызвестному вам директору Арне Крагу-Андерсену из Осло. Уважаемые дамы и господа, в этот день мы с вами отмечаем не что иное, как приобретение мной Каперской усадьбы!