Приятное и уединенное место

Вдова Импортуны за одну ночь стала самой популярной женщиной в мире, сохраняя этот титул, покуда миссис Джон Ф. Кеннеди не превратилась в миссис Аристотель Сократ Онассис. Причина заключалась не только в том, что жестокое убийство мужа сделало Вирджинию Уайт Импортуна (как выразилась одна остроумная журналистка, «девятью ударами») одной из богатейших женщин в истории. Она также была, несомненно, одной из самых фотогеничных. Тени на скулах превращали ее лицо в прекрасную трагическую маску, а большие светлые глаза на некоторых фотографиях придавали ей неземной облик.

Подобное сочетание богатства и красоты притягивало как магнит. Общенациональные женские журналы в спешке меняли макет, ища в архивах фотографии Вирджинии Импортуна и помещая их при первой же возможности; «99 Ист» осаждали днем и ночью просьбами об интервью и позировании знаменитым фотографам и модным художникам. Настойчивые требования СМИ так мешали расследованию, что полиция убедила вдову нанять для их рассмотрения специальное агентство.

Но если прелестная выжившая стала объектом приставаний, предположений и сплетен (преимущественно злобных), то безобразная жертва вызывала еще большее любопытство. Человек, избегавший публичности при жизни, превратился в притчу во языцех после смерти благодаря сенсационным подробностям о его гибели и суевериям, ежедневно публикуемым прессой.

Репортер «Нью-Йорк дейли ньюс» окрестил Нино Импортуну «Человеком-девяткой», а обозреватель «Нью-Йорк пост» в тот же день назвал дело Импортуны «убийством-девяткой». Вскоре оба термина уже использовались повсеместно. Ими не побрезговала и «Нью-Йорк таймс».

Ибо Нино Импортуна, этот самый практичный из людей, всю свою жизнь, состоящую из долларов, фунтов, франков и лир, питал фанатичную иррациональную веру в могущество числа «девять». Оно стало его тотемом, его торговой маркой, словно слон для Э.Э. Каммингса, [55] как указал один эрудированный комментатор. Покойный мультимиллионер сделал число «девять» осью, вокруг которой вращались буквально все спицы его существования.

— Ладно, — сердито кивнул инспектор Квин. — Я согласен обсудить это с тобой. Выкладывай, если тебе есть что сказать. Но не жди, что я сразу клюну. У меня и так достаточно неприятностей в связи с этим делом. Я не намерен строить из себя дурака из-за какого-то вздора с магическими числами.

— Разве я использовал слово «магические»? — запротестовал Эллери. — Я всего лишь заметил, что газеты правы, подчеркивая значение числа «девять» для Импортуны. Как ты мог проглядеть такое, папа? Ведь это лежало в основе его личности.

— Меня интересует, поможет ли это поймать его убийцу, — проворчал старик.

— Не знаю. Возможно — в конце концов. Инспектор страдальчески возвел очи горе:

— Ну говори! Я же сказал, что выслушаю тебя.

— Давай начнем сначала — с появления Нино на свет. Когда он родился? 9 сентября 1899 года — в девятый день девятого месяца.

— Важный факт, ничего не скажешь.

— А число 1899 — кратное девяти.

— Что-что?

— Его можно разделить на девять.

— Ну и что из того?

— Далее. Сложи его цифры — один плюс восемь плюс девять плюс девять, — и что ты получишь? Двадцать семь. Это число также кратное девяти. А если ты сложишь его цифры — два плюс семь, — то получишь снова девять.

— Ради бога, Эллери…

— Разве я не прав?

— Ты не можешь относиться к этому серьезно.

— Но именно так это воспринимал Импортуна. Что конкретно подтолкнуло его к навязчивой идее насчет девяти, мы, вероятно, никогда не узнаем. Возможно, роль этого числа в его дате рождения или то, что он родился с девятью пальцами вместо положенных десяти. А может быть, какое-то значительное событие, происшедшее с ним, скажем, в девятый день рождения. Что бы это ни было, оно накрепко завладело крутым хладнокровным бизнесменом. Он дошел до того, что изменил семейную фамилию. Семья и все связанное с ней составляет предмет гордости итальянского contadino. [56] Однако Нино отбросил две последние буквы своей фамилии и официально стал Импортуной, хотя братья категорически отказались последовать его примеру. Почему Нино Импортуна, а не Нино Импортунато? Изменение не очень значительное, тем не менее для Нино оно имело колоссальный смысл. Почему? Потому что оно превращало фамилию из одиннадцати букв в девятибуквенную! Не качай головой, папа. Для тебя это звучит глупо, но оно не звучало так для Импортуны. Я чувствую, что здесь кроется нечто важное… Возьмем его имя…

— Нино?

— Неправильно — Туллио. Я взял на себя труд это выяснить. Когда он обратился в суд с просьбой позволить изменить фамилию Импортунато на Импортуна, то одновременно просил изменить имя Туллио на Нино. Туллио его нарекли при крещении в церкви родного городка в Италии — я телеграфировал в римское частное сыскное агентство, чтобы получить эту информацию. Почему он так поступил?

— Нино, — произнес невольно заинтригованный инспектор. — Nino чертовски близко к nine. [57] Может быть, по-итальянски nino означает «девять»?.. Господи, что я несу!

— Нет, по-итальянски это означает «ребенок». «Девять» по-итальянски «nove».

— А существует итальянское имя, которое начинается с «Нове»?

— Нет, иначе он, безусловно, его бы присвоил. Так почему же Нино? Только потому, что оно по написанию и звучанию наиболее близко к его счастливому числу? Не думаю. Я уже произвел кое-какие исследования по этому вопросу, папа. Ты, конечно, подумаешь, что я спятил или пьян…

— Я уже так думаю, — прервал его отец, устало махнув рукой. — Так что продолжай.

— Мы никогда это не докажем, но я убежден, что Туллио Импортунато погряз в мистике числа «девять» всеми девятью пальцами и обеими ногами до того, как стал Нино Импортуной. Для этого есть основания, так как «девять» с древности было одним из важных мистических чисел. В древнем мире его можно обнаружить практически повсюду.

Например, согласно пифагорейцам, человек являет собой полный звукоряд из восьми нот, которых вместе с божеством становится девять. Девять — это трижды три — совершеннейшее число, троица. Царь этрусков Ларс Порсена клялся девятью богами. В аду было девять рек, а в некоторых источниках река Стикс окаймляет районы ада девятью кругами. Ранние христиане насчитывали десять рангов ангелов. В Птолемеевой астрономии было девять сфер — оттуда Мильтон взял свою «гармонию сирен небесных, на девяти сидящих сферах». Скандинавская мифология говорит о девяти землях. Ковчег Девкалиона, [58] прежде чем приземлиться на горе Парнас, бросало по волнам девять дней. У Гидры было девять голов. В «Тщетных усилиях любви» Шекспира мы встречаем Девять Достойнейших, а у Драйдена — трех героев из Библии, трех из античного мира и трех из века рыцарства; как пишет он сам: «Три еврея, три язычника и три христианских рыцаря». Могу я продолжать?

Инспектор открыл рот, но Эллери уже заговорил снова:

— Фольклор переполнен этим числом. Абракадабру [59] носят девять дней, прежде чем бросить в реку. Чтобы увидеть эльфов, достаточно бросить девять зерен пшеницы на четырехлистный клевер. И так далее до бесконечности. В наши дни аренда коммерческого здания предоставляется на срок до девяноста девяти лет. Геральдика признает девять различных корон и девять знаков младших родовых линий, а церковная архитектура — девять видов креста. Довольно или добавить еще что-нибудь?

— Пожалуйста, не надо! — простонал инспектор. — Ты доказал, что «девять» — всем числам число. Ну и что из этого, Эллери?

— Для Импортуны это, очевидно, значило очень много. Я готов держать пари, что он обращался к древним халдейскому и еврейскому алфавитам, которые приписывают буквам числовые значения. Загляни в «Книгу чисел» Цицерона. Ты обнаружишь, что буква N соответствует числу «пять», I — единице, а O — семи. Таким образом, N-I-N-O равняется пяти плюс один плюс пять плюс семь, что в сумме образует восемнадцать. Восемнадцать состоит из единицы и восьмерки, которые в сумме составляют девять! Кстати, еврейское слово «хаи» означает «жизнь», а еврейский тост «лэ хаим» — «за жизнь». Числовое обозначение слова «хаи» («chai») — восемнадцать, первое кратное девяти; это число ассоциируется с даянием и благотворительностью.