Семь циферблатов

Шерлок Холмс потер свои длинные тонкие пальцы.

– Вот как, – произнес он, – это весьма прият… весьма любопытно. Прошу вас, продолжайте ваш рассказ.

– Я прихожу в отчаяние оттого, что мне приходится говорить об этом, мистер Холмс. Но все же я попытаюсь. В последний год я была очень счастлива состоять на службе у леди Мейо. Должна сказать вам, что оба мои родителя умерли, но я получила хорошее образование, а рекомендации, которые мне удалось получить, были, к счастью, удовлетворительны. Внешность леди Мейо, должна сказать, несколько непривлекательна. Она представительница старой школы, надменна и строга. Однако по отношению ко мне она сама доброта. Именно она предложила отдохнуть в Швейцарии, опасаясь того, что уединение в Грокстон-Лоу-Холле может подействовать на меня угнетающе. В поезде на пути от Парижа к Гриндельвальду мы познакомились… познакомились с Чарлзом. С мистером Чарлзом Хендоном – так будет правильнее.

Холмс, сидевший в своем кресле, соединил кончики пальцев обеих рук, что всегда имел обыкновение делать, когда принимался размышлять.

– Значит, тогда вы впервые повстречались с этим джентльменом? – спросил он.

– О да!

– Понимаю. А как произошло знакомство?

– Самым обыкновенным образом, мистер Холмс. Нас было трое в вагоне первого класса. У Чарлза такие прекрасные манеры, такой красивый голос, его улыбка такая обаятельная…

– Не сомневаюсь. Но прошу вас, будьте точны в смысле подробностей.

Мисс Форсайт широко раскрыла свои большие голубые глаза.

– Кажется, все началось из-за окна, – продолжала она. – Чарлз (могу сказать вам, что у него замечательные глаза и пышные темные усы) поклонился и спросил разрешения леди Мейо опустить окно. Она дала свое согласие, и спустя несколько минут они болтали, как старые приятели.

– Гм! Понимаю.

– Леди Мейо, в свою очередь, представила меня Чарлзу. Путешествие в Гриндельвальд прошло быстро и весело. Но стоило нам только войти в вестибюль отеля «Сплендид», как впервые произошла одна из тех ужасных сцен, которые с той поры сделали мою жизнь несчастной.

Несмотря на свое название [1], отель оказался довольно небольшим и прелестным. Я уже знала, что мистер Хендон – лицо довольно важное, хотя он скромно сказал о себе, что путешествует в одиночку, всего лишь с одним слугой. Управляющий отеля, мсье Бранже, подошел к леди Мейо и мистеру Хендону и низко поклонился им обоим. Он обменялся с мсье Бранже несколькими словами тихим голосом, и управляющий еще раз низко поклонился. И тут Чарлз обернулся, улыбаясь, и совершенно неожиданно вся его манера поведения изменилась.

Я и сейчас вижу его стоящим там в длинном пальто и цилиндре, с тяжелой тростью под мышкой. Он стоял спиной к расставленным полукругом возле камина папоротникам и другим вечнозеленым растениям; на низкой каминной полке стояли швейцарские часы изысканной формы.

До той минуты я и не замечала этих часов. И тут Чарлз, издав сдавленный крик, бросился к камину. Подняв свою тяжелую трость, он с грохотом ударил ею о корпус часов и продолжал наносить удар за ударом, пока механизм со звоном не рассыпался по каминной плите.

После этого он повернулся и медленно пошел назад. Никак не объясняя свой поступок, он достал бумажник, протянул мсье Бранже банкноту, которой десяток раз можно было бы оплатить стоимость часов, и принялся непринужденно беседовать на другие темы.

Вы вполне можете представить себе, мистер Холмс, что мы были точно оглушены. У меня было такое впечатление, что леди Мейо, хотя и сохраняла спокойствие, была напугана. Но я клянусь, что Чарлз не был напуган; просто он был разъярен и настроен решительно. В эту минуту я увидела слугу Чарлза, стоявшего в отдалении среди чемоданов. Это маленький, тощий человек с бакенбардами, и на его лице было выражение смущения и, как ни больно мне произносить это, глубокого стыда.

Ни слова тогда не было сказано, и инцидент был забыт. В продолжение двух дней Чарлз оставался невозмутим. Наутро третьего Дня, когда мы встретили его в столовой за завтраком, это снова случилось.

Тяжелые портьеры, висевшие на окнах столовой, были частично задернуты, дабы не пропускать ослепительных лучей солнца, отражавшихся от первого снега. В помещении было довольно много других постояльцев, которые завтракали. Только тут я заметила, что Чарлз, незадолго перед тем возвратившийся с утренней прогулки, продолжал держать в руках трость из ротанга.

– Вдохните этот воздух, мадам! – весело говорил он, обращаясь к леди Мейо. – Он придает не меньше сил, чем еда или вино!

Тут он умолк и посмотрел в сторону окон. Рванувшись с места, он подбежал к одному из них, с силой ухватился за портьеру и отдернул ее, выставляя на обозрение большие разбитые часы в виде улыбающегося солнца. Наверно, мне бы сделалось дурно, если бы леди Мейо не подхватила меня под руку.

Мисс Форсайт уже сняла перчатки и теперь прижимала ладони к щекам.

– Но Чарлз не только разбивает часы, – продолжала она. – Он закапывает их в снегу и даже прячет в шкафу в своей комнате.

Шерлок Холмс сидел откинувшись в кресле, прикрыв глаза. Голова его покоилась на подушке, но, услышав эти слова, он приподнял веки.

– В шкафу? – нахмурившись, переспросил он. – Это уж и вовсе необыкновенно. Как вам стало известно об этом обстоятельстве?

– К своему стыду, мистер Холмс, я вынуждена была расспросить его слугу.

– К своему стыду?

– Я не имела права делать это. Мои занятия столь скромны, что Чарлз никогда бы… то есть я ничего не могла бы значить для него! Я не имела права!

– У вас на то были все права, мисс Форсайт, – мягко возразил Холмс. – Итак, вы расспросили слугу, которого описали как маленького тощего человека с бакенбардами. Его имя?

– Кажется, его зовут Трепли. Треп – я не раз слышала, как Чарлз обращался к нему так. И клянусь, мистер Холмс, это самое преданное существо на свете. Один вид его угрюмого английского лица был утешением для меня. Он знал, понимал, чувствовал, что я л… что я проявляю интерес, и он рассказал мне, что его хозяин закопал или спрятал еще пять штук часов. Хотя он и не стал об этом говорить, но я уверена, что он разделяет мои опасения. Но Чарлз не сумасшедший! Вовсе нет! Вы бы и сами пришли к такому выводу, если бы знали, что случилось в последний раз.

– И что же?

– Это произошло всего четыре дня назад. В апартаментах леди Мейо была гостиная, в которой стоял рояль. Я страстно люблю музыку, и после чая я обыкновенно играла леди Мейо и Чарлзу. В этот раз едва я начала играть, как вошел гостиничный служащий и подал Чарлзу письмо.

– Минуточку. Вы не обратили внимания на марку?

– Да, она была иностранная. – Мисс Форсайт была несколько удивлена. – Но, разумеется, это не имеет никакого значения, поскольку вы…

– Поскольку я… что?

Вдруг нашу гостью внезапно охватило некоторое замешательство, и, словно стремясь быстрее побороть его, она поспешила продолжить свой рассказ:

– Чарлз вскрыл конверт, прочитал письмо и смертельно побледнел. Произнеся несколько бессвязных фраз, он выскочил из комнаты. Сойдя через полчаса вниз, мы узнали лишь то, что он и Трепли выехали со всем багажом. Записки он не оставил. И потом не дал о себе знать. С тех пор я его не видела.

Силия Форсайт склонила голову, и в глазах ее заблестели слезы.

– Я была откровенна с вами, мистер Холмс. И я прошу вас быть откровенным со мной. Что вы написали в этом письме?

Вопрос прозвучал столь неожиданно, что я откинулся на спинку стула. Выражение лица Шерлока Холмса было по-прежнему непроницаемо. Он потянулся к персидской табакерке и принялся набивать глиняную трубку своими длинными, нервными пальцами.

– В письме, говорите, – скорее подтвердил он, чем спросил.

– Да! Вы написали письмо. Я видела вашу подпись. Вот почему я здесь!

– Ну и ну! – произнес Холмс. Он молчал в продолжение нескольких минут, голубой дым вился вокруг него, а его рассеянный взор был устремлен на часы, стоявшие на каминной полке.