Алые буквы

— О'кей. Скажите ему, чтобы остановился на углу Парк-авеню и Восемьдесят шестой улицы. Где мы сейчас?

— По-моему, на Третьей авеню, возле Шестидесятой.

Эллери назвал водителю адрес и снова понизил голос:

— А почему туда? Разве вы живете не в Эссекс-Хаус?

— Это для моих читателей. Я арендую несколько убежищ под разными именами. Не думаю, что сегодня буду отвечать на телефонные звонки. По этому адресу мне звонят только битники. [34]

— Что такого вы сказали нашему другу, — тоном невинного любопытства осведомился Эллери, — что привело его в ярость?

Обозреватель только ухмыльнулся. Они постояли на углу Парк-авеню и Восемьдесят шестой улицы, пока такси не скрылось из вида.

— Куда теперь? — спросил Эллери.

— Вы, я вижу, настырный.

— Мне все равно, где ваша дыра. Но вам нужна первая помощь.

Филдс уставился на него единственным дееспособным глазом.

— Ладно, — неожиданно согласился он.

Они прошли по Парк-авеню до Восемьдесят восьмой улицы и свернули на запад.

Дойдя до Мэдисон-авеню, они пересекли ее.

— Сюда.

Это был маленький жилой дом между Мэдисон- и Парк-авеню. Филдс отпер входную дверь, и они вошли. Лифт был на самообслуживании, портье отсутствовал.

Дойдя до квартиры, расположенной на первом этаже, Филдс снова воспользовался ключом. Надпись над звонком гласила: «Джордж Т. Джонсон».

— Мне нравятся квартиры на первом этаже, — сказал Филдс. — В случае чего можно выпрыгнуть в окно.

Квартира была обставлена со вкусом. Обозреватель засмеялся, увидев, как Эллери оглядывается вокруг.

— Все считают меня полным ничтожеством. Но ведь и у ничтожества может быть душа, верно? Когда я говорю, что люблю Баха, все прыскают в кулак. Открою вам секрет: я терпеть не могу буги-вуги — меня от такой музыки тошнит. Что будете пить?

Они выпили виски, и Эллери занялся обозревателем. Спустя час вымытый, переодетый в пижаму и халат Филдс с продезинфицированными ссадинами и немного опавшими опухолями снова стал походить на человека.

Они не спеша выпили вторую порцию.

— Вообще-то я не пью, когда работаю, — сказал обозреватель, — но вы отличный собутыльник.

— Я тоже не пью на работе, — отозвался Эллери, — и только ради вас нарушаю правило.

Филдс притворился, что не понял. Он весело болтал на самые разные темы, не забывая наполнять стакан Эллери.

— Это тебе не поможет, — говорил Эллери через час, — потому что хоть я в большинстве случаев сваливаюсь под стол и от трех порций, но, если захочу, остаюсь трезвым как стеклышко, сколько бы ни выпил. Вопрос в том, как к этому подойти.

— К чему?

— Ты сам знаешь к чему.

— Ну, давай послушаем Баха.

Следующий час Эллери внимал отрывистым звукам клавесина Ландовской. [35] При других обстоятельствах он бы наслаждался музыкой. Но сейчас его голова начала пританцовывать, а исцарапанная физиономия Филдса танцевала вместе с ней. Он зевнул.

— Хочешь спать? — осведомился обозреватель. — Выпей еще. — Он выключил проигрыватель и взял бутылку.

— Достаточно, — отказался Эллери.

— Да брось!

— Более чем достаточно. Что ты пытаешься со мной сделать?

Журналист усмехнулся:

— То, что ты пытался сделать со мной. Скажи-ка, Эллери, какой томагавк ты полируешь?

— Назовем это вытягиванием информации. С тобой все в порядке?

— Конечно.

— Тогда я пошел домой.

Филдс проводил его до двери.

— Только скажи: ты работаешь на Вэна Харрисона?

Эллери уставился на него.

— С какой стати я должен на него работать?

— Кто из нас спрашивает?

— А кто отвечает?

Они обняли друг друга, восторгаясь собственным остроумием.

— Значит, ты имеешь что-то против этого ублюдка, — резюмировал Филдс. — Может, я кое-что о нем знаю, а может, и нет.

— Может, ты перестанешь говорить загадками, Леон?

— Ладно, не будем бродить вокруг да около. — Лицо обозревателя помрачнело. — Если я уступлю тебе немного грязи, которую накопил на Харрисона, это тебе поможет?

Эллери сделал длительную паузу.

— Вероятно, — ответил он наконец.

— О'кей, я над этим подумаю.

Они снова обнялись, и Эллери, шатаясь, вышел в ночную тьму.

E, F, G

В субботу Эллери, с трудом поднявшись с кровати и обнаружив, что уже почти полдень, в который раз убедился, что жизнь частного детектива состоит не только из взлетов, но и из падений. В голове ощущалась неприятная пустота; с величайшей осторожностью он переместился в кухню. Здесь его поджидали утренние газеты. На первополосной фотографии лежащей сверху «Дейли ньюс» отец Эллери оставил красным карандашом стрелку, указывающую на человеческую фигуру, сопроводив ее надписью: «Это случайное сходство или нет?»

На снимке были запечатлены Эллери собственной персоной, прижавшийся к стене в переулке, а также Харрисон и Филдс, катающиеся по земле у его ног.

Эллери налил себе чашку кофе и сел за кухонный стол, чтобы осмыслить причиненный ущерб.

Идентификация инспектора основывалась на догадке и имеющихся у него сведениях. Никки тоже могла бы узнать Эллери, но он сомневался, чтобы это было по силам кому-нибудь еще, так как, к счастью, успел прикрыть лицо рукой. Из двух противников на фотографии было видно только лицо Леона Филдса, искаженное болью от удара и едва ли доступное опознанию. Харрисон распростерся на нем спиной к камере. Заметка на третьей странице была иллюстрирована снимком актера во время бегства из переулка, но и здесь опушенная голова искажала черты. По-видимому, обе фотографии были нечеткими, так как их наспех подретушировали, тем самым только усилив степень искаженности. У читателей вряд ли могло сложиться ясное зрительское впечатление.

История выглядела фрагментарно изложенной. В заголовке оба драчуна были названы по имени, а о месте и времени напечатано жирным шрифтом в первом абзаце, но человек, вынесший бессознательного Филдса с поля битвы, остался неопознанным и именовался просто «таинственным мужчиной». Означенного мужчину разыскивала полиция, как и водителя такси. Обозревателя Леона Филдса не удалось пригласить для интервью, так как к моменту подготовки номера он не появлялся ни дома, ни в других своих известных прессе берлогах, а в больницах о нем ничего не знали. «Возможно, Филдс скрывается у друзей». Телефон Вэна Харрисона в Дарьене, штат Коннектикут, не отвечал, в «Лэмз» он не приходил. «Полиция проверяет городские отели».

Причина драки осталась невыясненной. «Беглый просмотр недавних колонок Филдса не обнаружил упоминаний об актере Вэне Харрисоне — хороших или плохих. Харриет Лафмен — «девушка-Пятница» Филдса — отказалась от комментариев, сказав, что заявление может сделать только сам мистер Филдс».

Другие газеты также содержали краткие отчеты о поединке, но без фотографий, тем более на первой полосе.

Эллери с чашкой кофе и «Дейли ньюс» направился и спальню отца и воспользовался прямой телефонной связью инспектора с Главным полицейским управлением.

— Я ждал твоего звонка, — послышался насмешливый голос инспектора Квина. — Что стряслось вчера вечером?

Эллери отчитался отцу о событиях.

— Я еще не видел дневных газет. Каковы последние новости?

— Филдс вышел из укрытия, заявив, что все это — «буря в стакане воды». Он утверждает, что остановился у столика Харрисона, а тот был пьян, очевидно, неправильно понял его слова и пригласил Филдса «выйти», добавив несколько нелестных замечаний. Филдс в свою очередь потерял терпение и принял вызов в соответствии с великой американской традицией… ну и так далее. Филдс отказался объяснить, какие именно его слова «неправильно понял» Харрисон, и сказал, что понятия не имеет, кто был человек, посадивший его в такси. «Просто добрый самаритянин, — заявил он. — Я объяснил, куда меня отвезти, потом поблагодарил его, и мы расстались». На вопрос, узнал бы он «доброго самаритянина», если бы встретил его снова, Филдс ответил: «Сомневаюсь. В то время у меня было неважно со зрением». Почему он защищает тебя?