Тень предателя

Вышла Джанет. Она протягивала всем руки, но тело ее, казалось, оковано броней. Прикосновение ее холодных рук, словно ищущих тепла в его рукопожатии, глубоко тронуло Мазера. Он попытался растереть ее холодные пальцы, прежде чем поднести их к губам, бесконечно радуясь тому, что вызвал в них чуть заметную пульсацию жизни. Только отняв руки, Джанет отважилась посмотреть ему в глаза. Что бы ни хотела она ему сказать, он все равно не понял бы ее. Глаза его застилал туман.

Джанет коснулась легким поцелуем щеки Стейнберга и поблагодарила его за доброе сердце и за то, что позволил Луизе побыть с нею.

— Я не знаю, что бы я делала без нее.

Все, что было потом, произошло помимо воли Мазера: из его груди непроизвольно вырвался звук, похожий на рыдание, и чем старательнее он попытался замаскировать его покашливанием и другими звуками, тем явственнее он прозвучал. Все оглянулись на него, и их осуждающие лица застыли в его памяти как немая картина, в которой была героическая суровость. Словно все пуританские предки Мазера пригвоздили его к позорному столбу своим укором.

Джанет даже не оглянулась. Ее спина стала еще прямее, когда она медленно направилась к своим близким. Мазер бросился к двери, он действовал быстро и решительно, в страхе, что Луиза последует за ним. С лестницы он сбежал не чуя ног. Он не вынесет сострадания, как не вынесет и любви, если это она поднимается в нем сейчас, заглушая плач. Если Джанет любит его, если она сможет его полюбить, то и он полюбит ее. Что значит просто любить? Не стесняясь этого чувства, не противясь ему, позволив песне сердца взмыть ввысь?

Не Саул [6] ли, стоя на коленях, слепой и нищий, вскричал: — «Я верую!»

Глава 9

Офицер Уолтер Херринг сам не мог понять, чем так его привлекал этот дровяной склад. Не только тем, что ему нравился запах свежей древесины. Он давно мечтал о деревянном доме из новеньких чистых брусьев. Никакой штукатурки, никаких стальных каркасов и тысяч семейств, вселяющихся одновременно в один и тот же дом. Просто деревянный дом и сад. Но здесь что-то еще тревожило его. Чем больше он думал об этом, тем больше убеждался в том, что он знал об этом еще до сегодняшнего утра, только просто забыл. Почему это так беспокоило его, он и сам не знал. Он попытался объяснить Марксу:

— Это то, что называется интуицией, чутьем. Знаете, что мне хочется сделать, сэр? Проверить адресок того, кто сторожит по ночам этот склад и кто, возможно, работает где-то в этой округе. Неплохо бы проверить его.

— Тогда и сделай то, что хочется. — Они уже возвращались в участок. Маркс сидел за рулем служебной машины, которой, его мнению, не хватало по меньшей мере двух цилиндров. — Давай адрес. Надеюсь, эта дряхлая колымага доставит нас туда.

Херринг назвал адрес.

— Вы читали о человеке, который купил на аукционе старую полицейскую машину? Прежде чем он доехал в ней до мастерской, чтобы перекрасить ее, его пять раз останавливал полицейскии патруль. Не позвонить ли мне, лейтенант, в участок и отметиться, на каком я задании?

— Я сам скажу о тебе Редмонду, когда вернусь в участок. Капитан — славный парень, ты не считаешь?

— Все они славные, но не более, чем капитан Редмонд. Нет, сэр.

— Тогда разыщи нам что-нибудь, — ответил Маркс, — и порадуй нас всех.

Полчаса спустя Херринг все же нашел кое-что. Он привел на допрос в участок старого Фреда Болардо. Маркс и капитан Редмонд слушали показания сторожа. Допрос вел Херринг.

— Две недели назад я закрывал на ночь склад. Я всегда это делаю после того, как уедет последний грузовик, чаще всего это бывает часов в семь. Затем запираю склад на висячий замок. В полночь наведываюсь для проверки. Мальчишки однажды взломали замок. Украли бочонок гвоздей…

Херринг сидел, сложив руки, давая старику высказаться. Показания записывались на пленку. Херринг даже слабо улыбнулся, когда Болардо, человек мрачноватый с челкой седых волос, сказал: — Этим чертовым дьяволятам понадобился бочонок, а гвозди они высыпали на мостовую. — Маркс заметил, что Редмонд присматривается к полицейскому Херрингу.

— Вы хотели нам рассказать о том, что случилось две недели назад, — вежливо напомнил сторожу Херринг.

— Мне платят мало… Черт, я уже говорил вам это. Зачем мне ввязываться в неприятности и снова повторять то, что я уже вам сказал? — Он покачал головой. — Ко мне подошел доктор и спросил, можно ли ему припарковывать свою машину на складе. Всего на несколько часов, с семи до девяти или десяти, пока он навещает своих пациентов в этом квартале…

Маркс и Редмонд переглянулись. Вот он, этот «доктор», о котором говорила мамаша Фернандес.

Херринг попросил сторожа продолжать.

— Мы договорились. Я дал ему ключ от замка, он-заплатил мне десять баксов за первый месяц. Я был рад такому заработку. Да и ничего плохого здесь не было. Я даже делал доброе дело, давая доктору место для парковки. Его машину уже разбивали, и он опасался за нее. В наши дни, мол, молодежь употребляет наркотики и все такое прочее…

— Вспомните хорошенько и опишите его машину, мистер Болардо.

— Как я уже говорил, я не очень разглядывал машину — черный седан, это все, что я помню. Четыре дверцы.

Херринг улыбнулся.

— В прошлый раз вы этого не вспомнили.

— Я вспомнил, что он зачем-то открыл заднюю дверцу. Я тогда еще поинтересовался и посмотрел, была ли пометка «доктор медицины» на его водительских правах. Мне показалось странным, что он заговорил о наркотиках, которые бывают у врачей.

Я подумал, может, он ищет, где спрятать их, или ищет место для встречи.

— Вы не видели номер его водительских прав?

— Видел, но забыл, помню только, что получил он их в Нью-Йорке и что он доктор медицины.

— Что-нибудь еще можете нам рассказать об этом человеке?

— Не больше того, что уже сказал. Он тощий, лицо желтое, не очень хорошо одет, на нем все поношенное, машина тоже не новая. Я так и не узнал, как его зовут, просто звал его доктором, а он меня доком.

Марксу не хотелось прерывать его, но он это сделал.

— Фред, а теперь скажите нам правду. Где-то в душе вы ведь надеялись, что он торговец наркотиками? — Свидетель отрицательно замотал головой. — И, конечно, вы рассчитывали получать с него не какую-то жалкую десятку в месяц? Не говорите нам, что за десять баксов вы были готовы рисковать своим местом на складе.

— Вы ошибаетесь, мистер. Для вас десять баксов чертовски малая сумма, а если ее добавить к той тридцатке, что я приношу домой и которую мне платит Истсайдская компания торговли лесом?

— Ладно, — согласился Маркс. — Нам просто нужно все знать. Он был разговорчив?

— Он казался осторожным на слова парнем, когда говорил, то подбирал слова. Может, он иностранец. Я не утверждаю, но у меня такое чувство.

— Таких много в вашем квартале, — вмешался Редмонд. — Среди них есть и свои доктора.

— Я не думаю, что он был из этого квартала, — возразил Болардо. — Тогда бы он не искал место, где припарковать машину.

Херринг, не взглянув на своих начальников, решил твердо придерживаться своей линии атакующего допроса, и не хотел, чтобы ему мешали:

— А теперь, мистер Болардо, расскажите, что было сегодня утром, когда на склад пришел ваш босс. Расскажите все по порядку.

— Я не знаю, сэр, как это связать с тем, что случилось на нашей улице…

— Просто расскажите, как умеете, — ободрил его Херринг. — Не надо ничего связывать.

— В восемь утра появился хозяин. Он был зол, и я его понимаю. Этот чертов олух доктор забыл закрыть ворота на замок. Он их закрыл, а замок не защелкнул. Босс думал, что это я такой беспамятный, я же перепугался, как бы он не догадался.

Эта деталь убедила полицейских, что тот, кто выводил из склада машину, делал это в спешке.

Херринг выключил запись и смотал пленку. Он взял ее, чтобы напечатать показания и дать Болардо подписать.