Сыщик-убийца

Он дал Жану ложку лекарства, и это немного оживило его.

— Я страшно страдаю, доктор… — прошептал он. — Мне кажется, что в ране у меня каленое железо, но я буду мужественным, я буду силен… Пусть меня спрашивают — я могу отвечать… Я не хочу умереть, не сказав ничего.

Анри де Латур-Водье начал допрос, и свидетели этой сцены невольно вздрагивали при рассказе об ужасной драме.

Один Анри спокойно записывал ответы.

— Итак, — спросил он, — вы не знали имен злодеев, которые наняли вас?

— Да.

— И только случайно встретили их в Париже через двадцать лет?

— Да, случайно.

— И вы убеждены, что это мистрисс Дик-Торн и Фредерик Берар?

— Вполне убежден.

— На чем основывается эта уверенность?

Жан Жеди рассказал, что произошло с той минуты, когда, проникнув ночью в первый раз в дом на улице Берлин, он узнал мистрисс Дик-Торн, и до вечера 20 октября, окончившегося воровством бумажника со ста тысячами франков.

— Мне нужно объяснить один пункт по поводу этого воровства, — перебил Анри. — Рене Мулен, остававшийся в доме после вас, убежден, что мистрисс Дик-Торн меньше беспокоилась о потере денег, чем важных бумаг, заключавшихся в бумажнике.

— Мне уже говорили это, — сказал Жан.

— И вы не нашли там ничего, кроме денег?

— Да, сто три тысячи франков. Я открывал все отделения бумажника, там не было ничего больше.

— Может быть, было какое-нибудь секретное отделение?

— Не знаю; знаю только то, что в этих отделениях не могло заключаться много, так как стенки показались мне довольно тонкими.

— Опишите его.

— Он был черной кожи с серебряными застежками.

Внимание адвоката, казалось, еще больше усилилось.

— Не помните ли вы еще чего-нибудь особенного?

Жан Жеди покачал головой:

— Нет.

— Припомните хорошенько. Не было ли чего-нибудь на верхней стороне бумажника?

— Ах, да! Припоминаю: была вырезана буква, почти стершаяся.

— Какая?

— Кажется, К.

Анри вздрогнул.

— И вы потеряли эту важную вещь? — продолжал он.

— Негодяй, который ранил меня, Фредерик Берар, человек с моста Нельи, украл его из кармана моего сюртука.

— Здесь?

— Да, бумажник еще был при мне в «Черной бомбе», и в нем было даже больше двух тысяч франков.

— Странно, — сказал Анри.

— Что такое? — спросил Этьен.

— Ты это сейчас поймешь, — ответил адвокат.

Затем, обращаясь к Жану Жеди, прибавил:

— В котором часу ранил вас Фредерик Берар?

— Около часа ночи.

— А я, в половине первого, на углу улиц Амстердам и Берлин нашел под воротами бумажник, совершенно похожий по описанию на ваш; он из черной кожи, с серебряными застежками и с буквой К…

— Похож как две капли воды!… — вскричал Жан.

— Он был пуст: в отделениях не было ничего: ни денег, ни бумаг. Одна из половинок показалась мне немного толще другой, но в то время я не обратил никакого внимания на это ничтожное обстоятельство.

— Что, если это бумажник Жана Жеди? — решился заметить Рене.

— Судя по описанию, возможно; но каким образом он очутился там, так как Жан не мог проезжать по этой улице из «Черной бомбы» в Бельвиль?

Старый вор задумался.

— А, забавно, — прошептал он, — и даже невозможно… если только…

Он снова замолчал, потом вдруг вскрикнул: он вспомнил про Миньоле.

— Я знаю, в чем дело, — сказал он. — Бумажник украли у меня не здесь, а в «Черной бомбе». Миньоле вытащил его, затем выбросил, вынув деньги.

— Бумажник у меня, — продолжал Анри, — и мы увидим, есть ли в нем тайное отделение. Теперь вернемся к нашему делу. Вы убеждены, что человек, который ждал вас здесь, чтобы убить, был тот же самый, который был у мистрисс Дик-Торн и живет на улице По-де-Фер-Сен-Марсель?

— Да, человек с моста Нельи, сообщник отравившей меня женщины.

— Вы говорили о каком-то бывшем нотариусе, писавшем от имени третьего лица письмо, которое должно было завлечь в западню несчастного доктора из Брюнуа.

— Да.

— Мы должны были иметь копию этого письма, — прибавил Рене Мулен, — но нам это не удалось.

— Ваш нотариус должен был сказать вам, каким именем было подписано письмо.

Жан Жеди переглянулся с механиком и ответил:

— Оно было подписано только начальными буквами.

— Без сомнения, инициалами Фредерика Берара?

Раненый ничего не ответил.

Анри повторил вопрос.

— Нет, сударь, — ответил Рене.

Он вспомнил, что, по мнению нотариуса, таинственные буквы означали «Сигизмунд де Латур-Водье».

— Постарайтесь припомнить, эту загадку необходимо разрешить. Если письмо, написанное для того, чтобы завлечь в ловушку доктора из Брюнуа, было подписано не Фредериком Бераром, то можно предположить, что есть еще другой сообщник.

Ввиду подобной настойчивости невозможно было молчать дольше.

— Я припоминаю, — сказал Рене.

— Какие же это были буквы?

— С. де Л.-В.

Написав эти буквы, Анри спросил:

— Не старался ли бывший нотариус восстановить имя, начинавшееся такими буквами?

— Не знаю, — нерешительно сказал механик. — Но так как частичка «де» указывала на дворянскую фамилию, то он взял список знатных семей…

— Что же он нашел?

— Ничего положительного, так как эти буквы можно отнести ко многим.

— Что сталось с этим нотариусом?

— Он теперь в тюрьме.

— Когда он нам понадобится, мы узнаем, где его найти, так как, без сомнения, его свидетельство для нас полезно. Поговорим о ребенке… Можно ли проследить за ним?

— Да, — поспешно ответил Этьен, — это возможно благодаря самому странному и почти чудесному случаю. Мой дядя, Пьер, возвращаясь в эту ночь с моста Нельи, услышал крик ребенка, посадил его в свою карету и отвез в воспитательный дом.

— Не известно ли вам, остался ли ребенок жив?

— Я узнаю это завтра, так как мой дядя, возвратившийся утром в Париж после трехдневного отсутствия, должен был заняться этим делом.

— Ты понимаешь, дорогой Этьен, что это имеет для нас громадное значение. На белье могли быть метки, могущие навести на след. По моему мнению, целью преступления было исчезновение ребенка; поводом к нему, наверное, был вопрос о наследстве. Впрочем, все это скоро объяснится. Завтра я приведу в порядок показания Жана Жеди, и он подпишет их вместе с жалобой на Фредерика Берара и мистрисс Дик-Торн…

— О! С большим удовольствием! — вскричал Жан.

— Затем я отправлюсь к императорскому прокурору! А теперь до завтра. Мы оставим вас, так как вам нужен отдых.

Берта подошла к старому вору.

— Я молю Бога о вашем выздоровлении и никогда не забуду, что вы сделали для исправления причиненного вами зла, — сказала она.

Жан Жеди со слезами на глазах хотел снова упасть на колени, но Этьен не допустил этого и в интересах их общего дела просил его быть спокойным и уснуть.

Несколько минут спустя Жан Жеди остался вдвоем с сиделкой.

— Уже поздно, господин Жан, — сказала она, — и вы устали: вам надо лечь.

— Нет еще, — ответил он, — мне надо сделать еще одно дело.

— Какое?

— Подайте мне перо, чернила и лист гербовой бумаги.

— Вы успеете сделать это завтра.

— Кто знает, я не хочу ничего откладывать.

Сиделка пожала плечами, но исполнила просьбу больного.

Последний обмакнул перо в чернила и на верху листа написал: «Мое завещание».

Было около одиннадцати часов вечера. В доме на улице Святого Доминика все, казалось, спали. Прислуга разошлась по своим комнатам.

Анри не было дома, но он раз и навсегда запретил ждать себя, и его лакей последовал общему примеру.

Весь фасад дома был неосвещен; а между тем спали не все.

Сенатор не забыл о свидании, назначенном им Теферу и мистрисс Дик-Торн. Он надел старый костюм и круглую шляпу, превратившие его из знатного барина в буржуа.

Взяв маленький потайной фонарь, он вышел из рабочего кабинета, запер дверь на ключ, спустился в подвал и открыл дверь, которая вела в известный уже нам подземный проход, соединявший павильон на Университетской улице с домом.