Сыщик-убийца

Он перерыл весь Париж, но нигде не нашел следов старого вора, так же, как и Рене. Эти два исчезновения беспокоили его в высшей степени. Он спрашивал себя, не скрывается ли за ними какая-нибудь ловушка или засада.

Он два раза был на Королевской площади и оба раза получил ответ, что Рене в отсутствии. Естественно, он сообщал все это герцогу Жоржу и Клодии Варни.

Последняя начинала успокаиваться, но одна вещь сильно пугала сенатора.

— Не удивляетесь ли вы, — сказал он Теферу, — тому молчанию, которым окружено исчезновение Берты Леруа?

— Да, я сначала удивлялся, — возразил полицейский, — и хотел узнать, чему это приписать…

— Вы наводили справки?

— Да, переодетый комиссионером, с письмом в руках, я направился на улицу Нотр-Дам-де-Шан, номер 19 и спросил у привратницы мадемуазель Берту Монетье…

— Что же вам ответили?

— Что мадемуазель Берта уехала в деревню.

— Уехала в деревню? Это не кажется вам подозрительным?…

— Почему же подозрительным? Без сомнения, девушка выразила намерение уехать из Парижа к Рене Мулену, и привратница предполагает, что она привела в исполнение свое намерение.

Объяснение было очень правдоподобным, и герцог вздохнул свободно.

— С этой стороны нечего беспокоиться, — сказал Тефер. — Но я до тех пор не буду спать спокойно, пока не найду средства вырвать у Жана Жеди бумаги и не заставлю его молчать.

— Будете ли вы вполне уверены в его молчании?…

— О! Вполне уверен: мертвые не говорят…

Герцог понял и побледнел.

— Опять кровь!… — прошептал он.

— Послушайте, герцог, — сказал полицейский, непочтительно пожимая плечами. — На том пути, на который мы вступили, надо идти, не останавливаясь. Малейшее колебание может скомпрометировать нас, а отступление — погубить…

Бывший любовник Клодии опустил голову и замолчал.

Однажды утром Этьен Лорио приехал в Шарантон в еще более мрачном расположении духа, чем обычно, что, впрочем, не помешало ему внимательно осмотреть больных. Вместе со своим помощником-студентом он дошел до комнаты Эстер Дерие.

Со времени своего поступления в госпиталь бедная женщина сильно изменилась, по крайней мере физически, так как ее нравственное состояние оставалось то же.

Лицо ее похудело, щеки ввалились, и темные круги окружали глаза.

Привыкнув видеть Этьена каждое утро, она всегда встречала его слабой улыбкой, но в этот день, казалось, не замечала доктора.

— У нее был припадок? — спросил последний своего помощника.

— Нет. Но со вчерашнего дня она не выходит из такого состояния, и аппетит ухудшился. Не находите ли вы, что она видимо меняется?

— Это так и должно быть, — сказал Этьен. — То лекарство, которым я готовлю ее к операции, вызывает сильную усталость, а следовательно, и слабость.

— Скоро ли вы сделаете операцию?…

— Я могу сказать это только тогда, когда будет снят наложенный на череп аппарат, который должен остаться еще несколько дней. Но ее мрачное лицо и неподвижные глаза беспокоят меня… Я боюсь…

Этьен остановился.

— Боитесь, что какая-нибудь болезнь расстроит ваши планы? Не так ли?… — договорил студент.

— Да. Надо вывести ее из комнаты куда-нибудь в сад. Дать ей цветов… Наконец, рассеять ее насколько возможно. Я специально поручаю ее вам.

— Будьте спокойны, ваши приказания будут в точности исполнены…

— Я рассчитываю на вас и благодарю… Тут дело идет больше чем о гуманности, так как на карту поставлены интересы науки…

В это время Эстер, не шевелясь, сидела на постели и смотрела перед собой.

Когда Этьен взял ее за руку, она, казалось, только что заметила его присутствие.

— Вы страдаете? — спросил он.

Эстер покачала головой и отняла руку.

— Хотите чего-нибудь? — продолжал доктор.

Больная сделала утвердительный знак.

— Скажите, чего?

— Солнца… цветов… — прошептала бедная женщина.

— Солнце у вас есть, а через несколько минут вас поведут рвать цветы.

Глаза сумасшедшей оживились, она прошептала:

— В Брюнуа?…

— Да.

— Нет, я не хочу.

При слове «Брюнуа» Этьен вздрогнул. Это название напомнило ему одну фразу, сказанную Рене Муленом по поводу тайных врагов, с которыми он борется. «Я убежден, что это убийцы доктора из Брюнуа». Кроме того, племянник Пьера Лорио припомнил, что Эстер вначале часто вспоминала это.

«Вот, по меньшей мере, странное совпадение, — думал он. — Неужели заключение этой женщины может иметь ту же причину, что и исчезновение Берты? Неужели враги одной могут быть врагами другой? Неужели мне суждено узнать здесь то, что Берта и Рене только вполовину объяснили мне? И неужели мне суждено вызвать свет, который должен осветить им истину?»

Все эти соображения промелькнули в голове Этьена с быстротой молнии.

Он снова взял за руку Эстер.

— Вы не хотите ехать в Брюнуа? — тихо спросил он.

— Нет.

— А между тем это необходимо.

Эстер задрожала и, стараясь отвернуться, прошептала:

— Я не поеду!… Они меня убьют!… Я боюсь!…

Сумасшедшая сильно вздрагивала, и, судя по ее движениям, припадок казался неизбежным.

Этьен с трудом удерживал ее.

— Я вам приказываю быть спокойной, — сказал он, — и отвечать мне: чего вы боитесь?

Эстер молчала.

— Кого вы боитесь встретить в Брюнуа? Кто может желать убить вас?…

То же молчание.

— Может быть, убийцы доктора из Брюнуа?

Эстер быстро вырвалась и, бросившись на постель, закрыла лицо руками, вскрикивая и произнося бессвязные слова.

Мало-помалу она, однако, успокоилась, затем очень тихо, но ясно прошептала:

— Там… ночью… кровь и смерть; здесь — голубые волны, чудное небо… цветы и гармония.

И она запела свою любимую песню. Затем голова ее опустилась на грудь, и она впала в оцепенение.

Этьен все больше и больше убеждался, что существует тайная связь между судьбой Берты и Эстер Дерие. Он не знал, в чем эта связь, но был убежден, что со временем узнает.

Помощник спросил доктора, знает ли он что-нибудь о ее прошлом.

Вопрос привел Этьена в себя. Он вспомнил слова директора. Сумасшедшая по особому приказанию должна была содержаться в секретной.

— Нет, я ничего не знаю, — поспешил он ответить. — И если я стараюсь угадать причину сумасшествия, то лишь для того, чтобы лучше бороться против него.

— Не кажется ли вам, доктор, так же как и мне, что эту женщину окружает страшная тайна? Мне кажется, она была прислана сюда полицейской префектурой?

— Вы не ошибаетесь.

Затем, чтобы прервать разговор, он прибавил:

— Напишите рецепт.

Он продиктовал свое предписание и вышел из комнаты. Несколько минут они молча шли рядом, вдруг молодой человек остановился.

— Позвольте мне задать вам один вопрос, — сказал он.

— Сделайте одолжение.

— Допускаете ли вы, что госпитали, принадлежат ли они государству или частным лицам, могут оказывать содействие делу мщения и покрывать тайные преступления?

Этьен недоверчиво поглядел на него.

— Почему вы спрашиваете меня об этом?

— Потому, что я убежден: вы такого же мнения. Вы человек слишком прямой и благородный, чтобы не смотреть с отвращением на те заключения, причины которых неизвестны и которые, по большей части, скрывают какую-нибудь подлость. И вы понимаете так же, как и я, что мы имеем дело с таким случаем.

— Дорогой Ренар, благодарю вас за хорошее обо мне мнение и откровенно скажу, что думаю. Нет, я не. допускаю, чтобы сумасшедшие дома могли быть Бастилиями, всегда готовыми покровительствовать отвратительным расчетам или преступным действиям. Но в то же время я убежден, что Эстер Дерие окружает тайна. Я вижу в ней жертву; роль покровителя соблазняет меня, и я от всей души хочу вернуть ей рассудок… Согласны ли вы помочь мне в этом?

— Я буду делать все, что в моей власти. Я обещаю вам повиноваться беспрекословно и быть скромным.

— Надеюсь, что к этому вы прибавите дружбу, — сказал Этьен, улыбаясь и протягивая руку студенту, который крепко пожал ее.