Мастера детектива. Выпуск 8

Хотя он чувствовал всю неестественность ее поведения, он обрадовался такому повороту беседы, и мало-помалу увлекся близкой его сердцу темой. Пленник своей мечты, он проявлял себя то лириком, рассказывая о фольклоре и костюмах, то ученым, пробираясь к самым истокам древних культур, то мистиком, путешествуя по Мато Гроссо.

Люсетта была идеальной слушательницей. Разинув рот, сверкая глазами, она внимала речам Филиппа.

– Ну что ж! – воскликнула она, наконец. – Мне только еще больше захотелось посетить эту сказочную страну. Вам не нужна случайно секретарша в поездке? – добавила она как бы между прочим.

– Увы, мои скромные средства этого не позволяют, – ответил он тем же тоном.

– Секретарша, которая все расходы по путешествию взяла бы на себя. Я бегло говорю по-английски… немного по-португальски… Я могла бы вам быть очень полезной.

Прозвучавшее, как шутка, предложение все же было сформулировано с недвусмысленной четкостью.

– Ну, – сказал он, – у нас еще есть время подумать об этом.

– Да, верно, – согласилась она, – время у нас есть. – Она повернулась к стеллажам. – Итак, какое произведение вы посоветуете прочесть новообращенной?

Он указал ей на очерк исследований Амазонии.

Ну вот, – воскликнула она, засовывая томик в дамскую сумку, очень похожую на портфель. – Теперь, когда у меня есть чтиво, я убегаю.

С готовностью, которая была не что иное, как плохо скрываемая торопливость, он помог Люсетте надеть пальто. Филиппа так и подмывало подтолкнуть ее к выходу, но он сдержался. Люсетта медленно натянула перчатку…

– Я также хотела спросить вас, – промолвила она, не поднимая головы.

Вдруг она вся как бы ушла в созерцание второй перчатки, у которой разошелся шов.

– Я хотела вас спросить… Завтра после обеда… мне приехать за вами на машине или вы предпочитаете, чтобы мы добирались туда по отдельности?

– Куда это? – с туповатым видом спросил Филипп. Он тотчас пожалел, что задал этот нелепый вопрос, ибо по тому, как резко она сорвала с руки перчатку, он понял, что вызвал у нее лишь раздражение своей уверткой.

– Не прикидывайтесь дурачком, – сухо бросила она, – вам это не идет. Если вы не хотите ехать в Мулен, скажите об этом прямо.

«Не так уж и сложно заставить ее потерпеть, – повторил он мысленно… – Дать ей немного надежды…» Поскрипывание паркетной дощечки на втором этаже напомнило ему, что он не хозяин своих решений. Филипп попытался уйти от прямого ответа.

– Я полагал, вы отказались от этой мысли.

– А я полагала, что уговорила вас.

Досада изобразилась на лице Люсетты, но досада, в которой не было ничего пассивного. Необычный блеск глаз, нервные движения пальцев, теребивших перчатку, подергивание губ – весь ее вид отражал внутреннюю борьбу, которая шла в ней.

Вопрос застал Филиппа врасплох.

– Почему вы меня избегаете? – Она стояла перед ним с дерзким блеском в глазах, вызывающе выпятив грудь. – Неужели я до такой степени вам противна?

Ошарашенный, Филипп отступил на шаг. «Она спятила, – подумал он про себя… – Разбушевавшаяся психопатка…» Одновременно он думал о Раймонде, которая наверху…

– Люсетта, я вас умоляю, вы испортите нашу дружбу.

– Плевала я на вашу дружбу. – Слезы готовы были брызнуть у нее из глаз. – Мне не дружба ваша нужна… Вы знаете, знаете, Филипп, знаете уже давно и притворяетесь, что ничего не замечаете.

Он покосился на дверь, ведущую в коридор. Между ним и Раймондой существовал уговор оставлять дверь открытой или, точнее, это было обязательство, которое она ему навязала, чтобы не упустить ни одного слова из их разговора. Он оказался между двух огней!.. В каком словаре найти слова, одни и те же слова, способные успокоить одну, не вызвав гнева другой?

«Достаточно дать ей немного надежды…» Всю свою надежду Люсетта вложила в этот уик-энд, она слишком много о нем думала, предаваясь самым прекрасным фантазиям и витая в облаках. Поскольку она слишком уверовала в победу, поражение, пусть даже временное, было бы для нее таким ударом, что она потеряла бы всякий контроль над собой.

– Секретарше вашего издателя, наверное, везет больше, чем мне.

Нет, это не отказ, не просто отказ повергал ее в такое состояние, но отказ, мотивированный наличием соперницы.

– Вы заблуждаетесь, Люсетта… Секретарше более пятидесяти пяти лет… почти шестьдесят… Она годится мне в матери…

Он почувствовал, что этот аргумент поколебал его соперницу, и поспешил закрепить достигнутый успех:

– Мне не безразличны ваши чувства, напротив.

Он подошел к двери, чтобы закрыть ее. Позже он объяснит Раймонде, что Люсетта сама… Одновременно мысли галопом проносились у него в голове: «Достаточно дать ей немного надежды…» Ревнуя к живой сопернице, не станет же Люсетта ревновать к умершей.

– Поймите меня правильно… Память о ней еще так жива…

Он бесшумно прикрыл дверь и повернулся, готовый прошептать слова, которые дадут понять, что в будущем… в самом недалеком будущем…

Но Люсетта не дала ему на это времени.

– Лгун! Грязный лгун!.. Неужели вы осмелитесь утверждать, что любили свою жену? Что это из-за нее вы…

Слова толкались у нее на губах. Охваченная непонятной яростью, она лепетала, молотя себя кулаками по груди:

– Что из-за нее вы отвергаете меня? Как вам не стыдно… говорить, что вы ее любили?

Филипп терял почву под ногами. Свою супружескую любовь, семейное согласие, в общем, прочность брачных уз он отрицать не мог.

– Да, – подтвердил он, – я ее любил… И до сих пор ее люблю.

Тут Люсетта перестала жестикулировать. Застыв в позе величественной серьезности, она смерила Филиппа презрительным взглядом и спросила, не повышая голоса:

– Если вы ее любили, почему же вы убили ее?

Глава 18

Лавина низверглась на Филиппа, придавила его, повалила, подхватила, понесла, наконец, бросила – разбитым, истерзанным, изнемогающим; в ушах у него шумело, слова оглушительным гулом отдавались в голове… «Почему вы убили ее?»

Инстинкт самосохранения продиктовал ему ответ:

– Вы бредите? Вы нахватались этого у Шабёя?

Люсетта продолжала стоять перед ним, прямая и одеревенелая, уверенная в себе, с неким подобием улыбки на губах.

– Отпираться бесполезно, мой бедный Филипп… только не со мной.

– А вам, моя бедная Люсетта, немного здравого смысла… не помешает…

«Не спорить, – говорил он себе. – Невиновный, я бы уже давно выставил ее за дверь». Однако именно потому, что он не был невиновен, он решил вначале свести на нет обвинение, которое, на его взгляд, ни на чем не основывалось. Он выложил свой главный аргумент:

– Немного здравого смысла… В пять часов моя жена была еще у своего парикмахера, в половине шестого я был уже у вас, в Мулене…

Люсетта, наконец, оживилась и топнула каблуком о паркет.

– И все-таки вы убили ее. Я это знаю, потому что…

– Думайте, что говорите… – Притворяясь возмущенным, он гораздо лучше скрывал свое волнение. – Я больше не потерплю этих ваших намеков.

– Потому что я вас видела! – обронила она без тени смущения.

– Перестаньте, вы принимаете желаемое за действительность.

– Шабёй, возможно, будет иного мнения.

Увидев, что она берет сумочку, он испугался, испугался, что она сейчас уйдет. Хладнокровие покинуло его… Схватив Люсетту за руку, он крикнул:

– Ну давайте же, давайте, излейте свою желчь!

– Вот слова, о которых вы пожалеете. – Она тут же, немного быстрее, чем Филипп, взяла себя в руки. – Однако, раз уж вы согласились меня выслушать…

– Если только вы не боитесь показаться смешной.

– О! Я совершенно спокойна… – Улыбка, в которой было что-то звериное, обнажила ее маленькие белые зубки, готовые укусить. – Через несколько минут я вам совсем не буду казаться смешной!

Филипп сменил маску возмущения на маску покорности. С равнодушным видом, но с тяжелым сердцем обвиняемого, который ждет «приговора», он сжал губами «Голуаз» и швырнул пачку на стол, не предложив сигарету Люсетте.