Мастера детектива. Выпуск 8

– Я его и нашла. В то утро он не появился по обыкновению на кухне. Я решила, что мальчик проспал, и после завтрака отправилась будить его. Было ровно девять часов двадцать три минуты. Дверь была не заперта. Я постучала, но никто не ответил. Тогда я толкнула дверь и сразу увидела его. Он повесился на этом крюке, затянув шею кожаным ремнем. Он был в тех же синих брюках, в которых обычно работал, но босиком. Табуретка валялась опрокинутой на полу. Я дотронулась до его груди. Он был совсем холодный.

– Вы обрезали ремень?

– Нет. Я поняла, что он мертв, и решила оставить все как есть до прибытия полиции. Я только подняла табуретку и поставила ее так, чтобы у него под ногами была опора. Это было совершенно бессмысленно, я понимаю, но я просто не могла оставить его так. Я хотела снять этот страшный груз с его шеи. Я сделала это совершенно неосмысленно…

– Напротив, мне кажется, что вы поступили естественно. Вы обратили внимание еще на что-нибудь: в нем самом, в обстановке?

– На столе стояла полупустая кружка. Видимо, в ней был кофе. А в камине я заметила много пепла. Похоже, он сжег какие-то бумаги. Его портативная машинка стояла там же, где вы ее видите сейчас, – на том конце стола. В ней была записка. Я прочла ее, а потом пошла домой, чтобы сказать обо всем брату и вызвать полицию.

– Кто-нибудь из вас видел Марка в тот вечер, когда он умер?

– Его никто не видел после того, как примерно в половине седьмого он закончил работу. В тот день он немножко припозднился: хотел закончить подстригать лужайку перед домом. С того времени в живых мы его уже не видели. Позже вечером здесь никого не было. Мы отправились ужинать в Трампингтон к однокашнику моего брата по военному училищу. Вернулись уже после полуночи. Но к тому времени, как засвидетельствовала медицинская экспертиза, Марка уже не было в живых почти четыре часа.

– Расскажите мне о нем, пожалуйста, – попросила Корделия.

– А что я могу вам рассказать? Официально он должен был работать с восьми тридцати утра до шести вечера с двумя перерывами: час на обед и полчаса на вечерний чай. После работы он обычно еще продолжал возиться либо у нас в саду, либо около коттеджа. Иногда в обед он отправлялся на велосипеде в деревенский магазин. Время от времени я его там встречала. Покупал он немного – буханку хлеба, масло, небольшой кусок ветчины, чай, кофе – самые обычные продукты. Мы никогда не разговаривали, когда встречались там, только улыбались друг другу. По вечерам, когда темнело, он читал за этим столом. На фоне света лампы через окно можно было видеть его голову.

– Мне показалось, майор Маркленд сказал, что в коттедж никто не заглядывал.

– Они – нет. Для них это место связано с неприятными воспоминаниями. Я же бываю здесь иногда.

Она сделала паузу и посмотрела в пустой очаг.

– Мы с моим женихом часто встречались здесь еще до войны, когда он учился в Кембридже. Его убили в 1937 году в Испании, где он воевал за республиканцев.

– Простите… – вымолвила Корделия и, как всегда в таких случаях, почувствовала беспомощность извинений. Тем более что случилось это так давно. Она никогда не слышала раньше об этом человеке. Так что мгновенное ощущение сочувствия, которое она едва уловила, было адресовано даже не ему, а всем, кто умер молодым.

Мисс Маркленд заговорила вдруг с необычной горячностью и поспешностью, словно слова сами рвались наружу:

– Я не люблю вашего поколения, мисс Грей. Не люблю вашего эгоизма, самовлюбленности, черствости. Вы не хотите ни за что расплачиваться сами, даже за собственные идеалы. Вы разрушаете и уничтожаете, но взамен не создаете ничего. Вы напрашиваетесь на порку, как непослушные дети, но начинаете вопить, как только доходит до наказания. Мужчины, которых я знала, люди, с которыми я выросла, такими не были.

– Я не думаю, что Марк Кэллендер был таким, – заметила Корделия мягко.

– Не знаю, возможно, – сказала мисс Маркленд и посмотрела на Корделию испытующе. – Я почти не сомневаюсь, вы думаете: старуха завидует молодости. Что ж, этим грешат многие люди моего возраста.

– По-моему, завидовать здесь нечему. В конце концов, молодость – это не какая-то привилегия. Ее нам всем достается поровну. Просто некоторые рождаются в лучшие времена или в более обеспеченных семьях, но с молодостью это не имеет ничего общего. Быть молодым иногда бывает просто невыносимо. Неужели вы этого не помните?

– Я помню и это, и многое другое…

Корделия замолчала, почувствовав, что разговор принял странный оборот. Мисс Маркленд первой прервала молчание.

– К нему однажды приезжала подружка. По крайней мере мне показалось, что она его возлюбленная, иначе – с чего бы ей приезжать? Было это дня через три после того, как он начал у нас работать.

– Как она выглядела?

– Красивая. Вся такая светлая, с лицом, как у ангела Боттичелли: нежным, овальным и немного пустоватым. Это была иностранка, француженка, я думаю. И, очевидно, богатая.

– Почему вы так решили?

– Потому что она говорила с иностранным акцентом, приехала на белом «рено», несомненно, ее собственном, и одежда на ней была дорогая. Потому, наконец, что она подошла к дому и потребовала Марка с той небрежной самоуверенностью, на которую способны только богатые.

– Они виделись?

– Да. Когда она появилась, он работал в саду. Я провела ее туда. Он встретил ее совершенно спокойно и попросил подождать в коттедже до начала обеденного перерыва. Можно было заметить, что встреча ему приятна, но особой радости он не обнаружил. Мне он свою гостью не представил, потому что я сразу ушла к себе. Больше я ее не видела. – Прежде чем Корделия смогла произнести хоть слово, мисс Маркленд продолжала:

– Я вижу, вы не прочь пожить здесь немного?

– Ваши родственники не будут возражать? Мне не хотелось бы нарываться на отказ.

– Они даже не узнают об этом, а узнают – им это будет все равно.

– А вы сами?

– Ничего не имею против. Беспокоить вас здесь я не буду.

Они разговаривали шепотом, как в церкви. Наконец мисс Маркленд поднялась.

– Я полагаю, что вы взялись за эту работу из-за денег. Впрочем, почему бы и нет? Радея о чужом человеке бескорыстно, вы рискуете оказаться чересчур глубоко втянутой в его судьбу. Учитывая, что речь идет о покойнике, это и неумно, и небезопасно.

Корделия едва могла дождаться, пока мисс Маркленд скроется за калиткой, так ей хотелось поскорее осмотреть коттедж. Именно здесь все произошло. Здесь начиналась для нее настоящая работа.

Самое время вспомнить подходящую цитату из учения старшего инспектора. «Осматривайте любое помещение, как осматривали бы деревенскую церковь. Сначала обойдите здание кругом. Составьте себе полное представление о нем снаружи и внутри, а уже затем начинайте делать выводы. Подумайте, что вы увидели. Не что вы ожидали или надеялись увидеть, а именно – что вы заметили на самом деле».

Стало быть, этот человек любит сельскую церковную архитектуру, что, несомненно, характеризует его с наилучшей стороны. Она твердо знала, что это подлинная теория из арсенала Далглиша, поскольку Берни относился к церквам – будь то в городе или в деревне – с суеверной подозрительностью. Она решила последовать совету.

Сначала Корделия обошла коттедж с востока. Там, почти полностью скрытая живой изгородью, стояла деревянная кабинка туалета с закрытой на задвижку дверью. Она заглянула внутрь. Внутри было чисто и пахло свежей краской. Она потянула за цепочку – с бачком все было в порядке. На двери был закреплен рулон туалетной бумаги, здесь же висел пакет, в котором была аккуратно уложена оберточная бумага из магазина. Он был хозяйственным молодым человеком.

К туалету лепился покосившийся сарай. В нем она обнаружила старенький, но хорошо ухоженный мужской велосипед, банку белой эмульсионной краски, кисть, отмокавшую в банке из-под джема, оцинкованную ванночку, несколько пустых мешков и набор садового инвентаря.