Согнутая петля

Эта часть сада была отгорожена от мира с одной стороны новым крылом дома, а с другой — высокой тисовой изгородью и представляла собой овал примерно в восемьдесят футов длиной и сорок футов шириной. С узкой стороны овала из окон библиотеки сквозь тисовые деревья пробивался слабый, неровный свет. В столовой, расположенной в новом крыле, тоже были стеклянные двери в сад, а над ними находился балкон и окна спальни.

Вдохновленные примером короля Вильгельма Третьего, Фарнли в семнадцатом веке начали разбивать регулярный сад наподобие сада в Хэмптон-Курт. Широкие песчаные тропинки, окаймленные тисовым кустарником, пролегали между деревьями, высаженными в строгом порядке. Кустарник доходил человеку до пояса, и в целом сад напоминал лабиринт. Ориентироваться в нем можно было без труда, но Пейдж считал, что он как нельзя больше подходит для игры в прятки. В центре сада была оставлена большая круглая поляна, огороженная розовыми кустами, а в середине ее был вырыт пруд, футов десяти в диаметре, огороженный низким парапетом. В сумерках сад освещался фонарями, и их свет, сливаясь со светом вечерней зари, придавал саду таинственное очарование. И все же по непонятной причине Пейдж никогда не испытывал к этому саду нежных чувств.

С этими мыслями пришли и другие, более неприятные. Беспокойство Пейджа вызывал не этот сад — нагромождение деревьев, кустарников и цветов. Его, как и всех, кто находился в данный момент в этом освещенном саду, волновало лишь одно: что происходит в библиотеке. Конечно, было абсурдно предполагать, что с Марри может произойти что-то нехорошее. Так дела не делаются, это не выход; и лишь гипнотическая личность истца могла возбудить такие мысли.

— Однако, — произнес почти вслух Пейдж, — по-моему, мне следует прогуляться под окнами и понаблюдать.

Он так и сделал: резко повернув назад, он пробормотал ругательство, потому что заметил еще одного наблюдателя. Он не понял, кто это, так как тот прятался за буком у окна библиотеки. Но за стеклом он увидел Кеннета Марри, сидевшего спиной к окну. Пейджу показалось, что тот только сейчас открывает сероватую книжечку.

Удивительно!

Пейдж быстро отошел и направился обратно в прохладу деревьев. Он обогнул круглый пруд, взглянув на единственную яркую звезду, поэтически названную им Маделин Дейн, которая сияла над трубами нового крыла. Шагая по лабиринту тропинок, он все больше погружался в лабиринт своих мыслей.

Так кто же все-таки обманщик? Фарнли или другой? Этого Пейдж не знал; за последние два часа он столько раз менял свое мнение, что больше не хотел гадать. А еще в мозгу назойливо звучало имя Маделин Дейн…

В этой стороне сада росли лавровые кусты, закрывающие каменную скамью. Пейдж сел и закурил. Как можно честнее прослеживая ход своих мыслей, он признался себе, что обижен на мир отчасти потому, что слишком уж часто ему напоминают о Маделин Дейн. Маделин, чья светлая и тонкая красота напоминала о ее происхождении, была женщиной, занимавшей немалое место в мыслях Пейджа. Он думал о ней больше, чем следовало, по мере того как медленно, но верно превращался в сварливого холостяка.

Вдруг Брайан Пейдж вскочил со скамьи, забыв о браке и о Маделин. Его встревожили негромкие звуки, доносящиеся из-за темных, низких кустов. Послышались хрипы, шарканье ног, удары и, наконец, всплеск.

Какое-то мгновение ему не хотелось даже двинуться с места.

На самом деле он не верил, что в саду что-то произошло. Он просто не мог в это поверить, но тем не менее, бросил сигарету, придавил ее каблуком и почти бегом направился к дому. Он уже был недалеко от него, но дважды повернул неверно. Незнакомое место показалось ему пустынным, и вдруг он увидел высокую фигуру Барроуза, идущего к нему навстречу, и луч фонарика, светящего сквозь кусты и бьющего ему в глаза. Когда они подошли друг к другу и Пейдж увидел лицо Барроуза, выхваченное лучом из темноты, прохлада и ароматы сада вдруг стали ему безразличны.

— Итак, это произошло! — констатировал Барроуз.

Пейдж почувствовал легкую тошноту.

— Я не знаю, на что ты намекаешь, — солгал он, — этого не могло случиться!

— Я просто констатирую факт, — терпеливо, но испуганно ответил побелевший Барроуз. — Пойдем скорее, поможешь мне вытащить его! Не могу поклясться, что он мертв, но он лежит в пруду лицом вниз, и я совершенно уверен, что…

Пейдж посмотрел в сторону пруда. Он не мог разглядеть его из-за густых кустов, но отчетливо увидел заднюю часть дома. Из окна освещенной комнаты, что находилась над библиотекой, высунулся Ноулз, а на балконе своей спальни стояла Молли Фарнли.

— Говорю тебе, — настаивал Пейдж, — никто не посмел бы напасть на Марри! Это невозможно! Это абсурд! Да и вообще… что делал Марри в саду?

— Марри? — спросил Барроуз, глядя на него. — Почему Марри? Кто хоть слово сказал о Марри? Это Фарнли, приятель! Джон Фарнли! Когда я туда подошел, все уже было кончено! Боюсь, что сейчас уже слишком поздно!

Глава 6

— Но кому, черт подери, — вскричал Пейдж, — понадобилось убивать Фарнли?!

Ему надо было привести в порядок свои мысли. Впоследствии он признал, что первоначально идея об убийстве показалась ему нелепой. Однако, когда на смену этому предположению пришло другое, он вспомнил о своей первой мысли. Если это убийство, то очень хорошо спланированное убийство. Словно по волшебству, внимание всех было приковано к Марри. Никто в доме не думал ни о ком, кроме Марри. Никто не знал, где находятся остальные, все беспокоились только о местонахождении Марри. Человек, создавший такую ситуацию, мог действовать совершенно спокойно, если он собирался напасть не на Марри!

— Убить Фарнли? — ошарашенно переспросил Пейдж. — Нет, это абсурд! Проснись! Опомнись! Спокойно! Разберемся…

Продолжая говорить как человек, дающий указания водителю машины, он шел вперед уверенным шагом. Луч фонаря светил ровно, но он его выключил раньше, чем они добрались до пруда: то ли потому, что была лунная ночь, то ли потому, что не хотел видеть все слишком ясно.

Вокруг пруда шла полоса утрамбованного песка шириной футов в пять. Фарнли лежал в пруду ничком, тело его было слегка повернуто вправо, если смотреть из задней части сада. Пруд был достаточно глубок, и тело колыхалось на воде, которая брызгами разбивалась о низкий парапет. Они заметили на воде темные пятна, кругами поднимающиеся вверх и расплывающиеся вокруг тела. В темноте они не могли судить о цвете этих пятен, пока те не расползлись до белых лилий, растущих в пруду.

Когда Пейдж принялся вытягивать тело, каблук Фарнли зацепился за край парапета. Через минуту, которую Пейдж так не любил вспоминать впоследствии, он выпрямился и сказал:

— Ему уже ничем не поможешь! У него перерезано горло!

Шок еще не прошел, но оба говорили спокойно.

— Да. Этого я и боялся. Это…

— Это убийство. Или, — резко произнес Пейдж, — самоубийство?

Они в сумерках посмотрели друг на друга.

— Все равно, — вздохнул Барроуз, пытаясь говорить одновременно как лицо официальное и как друг дома, — надо унести его отсюда. Полагается ничего не трогать и ждать полиции; это, конечно, хорошо, но мы же не можем допустить, чтобы он лежал здесь. Это неприлично. Кроме того, его уже потревожили. Ну так как?

— Да!

Твидовый костюм, теперь черный и разбухший, казалось, впитал в себя тонну воды. Они с трудом перекинули Фарнли через парапет, замочив в пруду ботинки. Мирный вечерний аромат сада, особенно роз, казалось, никогда не был более театральным и неестественным, чем в эту ужасную ночь. Пейдж продолжал размышлять: «Это Джон Фарнли, и он мертв. Это невозможно!» И это было невозможно, если не считать одной детали, которая с каждой секундой становилась все яснее.

— Ты сказал о самоубийстве, — пробормотал Барроуз, вытирая руки. — У нас возникла идея о самоубийстве, и мне это не нравится. Ты понимаешь, что это значит? Это значит, что он, в конце концов, оказался обманщиком. Он блефовал, пока мог, и, несмотря ни на что, надеялся, что Марри не станет снимать отпечатки пальцев. Когда испытание было закончено, он представил себе последствия. — Поэтому он вышел сюда, встал на край пруда и… — Барроуз чиркнул рукой по горлу.