Седьмая чаша

— Ага, а богомольный народ подозрительно зыркает на любого, кто задает вопросы, даже если это Харснет.

— Убийца как раз и рассчитывает на обезличенность и анонимность, царящие в этом человеческом улье. Он не смог бы орудовать столь безнаказанно в каком-нибудь деревенском приходе или даже в маленьком городке. Там его изловили бы в два счета.

— Харснет называет его сумасшедшим и одержимым.

— Этот человек не одержим, — ответил я и решил рассказать Бараку о своем разговоре с Гаем.

И пока, оказавшись в районе Холборн, мы ехали вдоль богатых домов, выходящих фасадами на северную сторону, я поведал ему историю де Реца и Стродира.

— Они убивали потому, что получали от этого извращенное наслаждение, и ни Бог, ни дьявол были тут ни при чем.

Барак неохотно кивнул.

— То же самое можно сказать о любом из сильных влечений, которым подвержены мужчины. Если у кого-то возникает неудержимое желание избивать шлюх или заниматься содомией с мальчиками, то он, не в силах устоять, отдается во власть своей страсти. А в остальном этот человек может быть совершенно нормальным.

Барак искоса глянул на меня.

— Лорд Кромвель знал и пользовался этим с помощью своих шпионов в саутуоркских борделях. Они там высматривали посетителей, отличавшихся, гм, необычными пристрастиями.

— Понимаю, — тихо сказал я. — Это одержимость. Тайная, всепоглощающая одержимость жестокими убийствами.

Преодолев плотную толпу, собравшуюся в Смитфилде по случаю базарного дня, мы оказались на Чартерхаус-сквер. Там, на ступенях старой церкви, сидели всего трое нищих — два старика и старуха. Они были настолько стары и измождены, что вряд ли смогли бы пройти и десяток шагов. Остальные попрошайки переместились на рынок. Интересно, подумалось мне, помогают ли они трем этим немощным старикам, делятся ли с ними хотя бы крохами той скудной милостыни, которую получают сами?

Возле ограды, к которой мы привязали Сьюки и Бытие, стояли еще несколько лошадей. Дверь таверны была открыта. Внутри гудел народ. За одним из столиков сидели гуртовщики со Смитфилдского рынка, за другим накачивалась элем оборванная троица с дублеными физиономиями, принадлежавшая, как я рассудил, к братству нищих. Вдовушка Бьюнс и Локли обслуживали клиентов. Толстяк метался между столиками и буфетной стойкой.

Стоило нам войти, как клиентура «Зеленого человека» воззрилась на нас с нескрываемым интересом. Локли и вдова переглянулись.

— Нам хотелось бы переброситься с вами парой слов, — громко сказал я.

— Идемте в заднюю комнату. — Голос Локли был тихим и злым.

Посетители проводили нас любопытными взглядами, а через минуту к нам присоединилась миссис Бьюнс. Задняя комната представляла собой унылую каморку, где из мебели стояли лишь стулья да исцарапанный стол. Я не стал прогонять вдову, подумав, что по неосторожности она может сболтнуть что-нибудь интересное.

— Чего надо? — с откровенной враждебностью спросил Локли.

Он стоял, сжимая кулаки и буравя нас злым взглядом своих глубоко посаженных глаз.

— Но-но, полегче, посудомойка! — рявкнул на него Барак. — Не разевай пасть на джентльмена, прибывшего с поручением от коронера его королевского величества!

Локли сразу сник, пожал плечами и со вздохом сел на стул. Миссис Бьюнс осталась стоять рядом с ним.

— Что вам угодно? — уже гораздо вежливее спросил Локли.

— Мы так и не нашли лекаря Годдарда.

— Чтоб он сдох!

— Вы точно не знаете ничего, что могло бы помочь нам в его поисках?

— В прошлый раз я рассказал вам все, что знал. Годдард не интересовался лечебницей для мирян. Он, хоть и ругал меня за невежество, взвалил на меня все заботы о пациентах. Мне приходилось все делать самому. А все потому, что он считал этих больных всего лишь досадной обузой.

— А тех, кто лечился в монастырской больнице и за которыми ухаживал молодой Кантрелл?

— О них Годдард заботился больше, в противном случае ему пришлось бы держать ответ перед братией. Он присматривал за Кантреллом и даже сделал ему очки, когда стало ясно, что тот едва-едва видит.

— Раньше я сообщил вам, что мы расследуем убийство. Так вот, у нас есть основания полагать, что человека убил Годдард.

— Как?

— Этого я сказать не могу, но убийство было совершено с невероятной жестокостью.

Я был готов поклясться, что Локли испытал облегчение. Он рассмеялся с оттенком презрения.

— Годдард никогда ни на кого не напал бы. Он был холодный человек и ленив, как дьявол. Если он нужен, его никогда не дозовешься. А еще у него было полно денег, я это точно знаю. С какой стати ему кого-то убивать?

Я медленно кивнул и сказал:

— Не сомневаюсь, вы верите в то, что говорите.

Я посмотрел Локли прямо в глаза.

— Но я уверен, что вы скрываете от нас что-то, имеющее отношение к Годдарду. Советую вам рассказать все.

Локли крепче сжал в кулаки лежавшие на столе руки — большие, грозные, огрубевшие от тяжелой работы. Его лицо побагровело.

— Да оставите вы меня когда-нибудь в покое?

Его выкрик заставил меня вздрогнуть от неожиданности, а Барака — потянуться к шпаге.

— Я ничего не знаю! Ничего! Отстаньте от меня! Всю жизнь мной кто-нибудь помыкал! Пациенты, Годдард, тот чертов брадобрей-хирург, который внушал мне, что я проклят.

Он обернулся и уставился на миссис Бьюнс.

— И ты! — Локли уронил голову на руки и простонал: — Я уже сам не знаю, на каком свете живу…

Барак был поражен таким искренним, почти детским всплеском эмоций. Этель Бьюнс стояла, поджав губы, в глазах ее блестели слезы.

— Что вы скрываете, мастер Локли? — мягко спросил я. — Расскажите, и, возможно, вам станет легче.

— Он ничего не знает, сэр, уверяю вас, — сказала миссис Бьюнс. — Видели бы вы, в каком состоянии он находился, когда я его подобрала! Последние деньги пропивал. Фрэнсис не такой сильный, каким кажется.

Локли внезапно вскочил на ноги, да так резко, что стул с грохотом полетел на пол.

— Убирайтесь отсюда! Убирайтесь оба!

— Если вы не ответите мне, вас могут арестовать, бросить в темницу, и там вас будут допрашивать уже совсем по-другому, — ровным голосом сообщил я.

— Валяйте, арестовывайте! Мне наплевать! К черту вас всех! Я возвращаюсь к своим клиентам!

Он направился к двери. Барак сделал движение, намереваясь преградить ему путь, но я отрицательно качнул головой. Локли вышел, двигаясь необычайно быстро для человека его комплекции. Миссис Бьюнс помялась и подняла на меня умоляющий взгляд.

— Фрэнсис не очень крепок на голову, сэр. То, что он говорит, — правда. Его действительно всю жизнь унижали люди, считавшие себя лучше его.

— Так поступает большинство, — неприветливо отозвался Барак.

— Но Фрэнсис не выносит этого, такое обращение дурно действует на него. Я пыталась помочь ему, но, по-моему, все закончилось тем, что он стал видеть во мне еще одного… мучителя. Но ведь это не так.

Женщина беспомощно посмотрела на нас.

— Ладно, мадам, оставьте нас пока, — велел я.

Когда она вышла, Барак категорично заявил:

— Его надо арестовать.

Я вздохнул.

— У нас нет на это полномочий. Мы расскажем о том, что произошло, Харснету, и, я уверен, он сегодня же, как только таверна закроется, пришлет сюда людей.

— А может, он тот, кого мы ищем? — спросил Барак. — Большинство людей покрылись бы холодным потом, если бы им пригрозили арестом, а этому хоть бы хны. Даже его женщина сказала, что он не в своем уме.

Я покачал головой.

— Держать таверну — хлопотное дело, и вряд ли у него получилось бы совершить все то, что сделал убийца, так, чтобы о том не прознала миссис Бьюнс. Кроме того, я не могу представить его убивающим Роджера и других. Просто не могу.

— Откуда вам знать?

Я пристально посмотрел на своего помощника.

— Если Локли действительно убийца, неужели ты думаешь, что он дастся нам живым? Нет, пусть с ним разбирается Харснет.

Глава 27

Из Смитфилда мы решили отправиться прямиком в Вестминстер, поскольку это будет быстрее, чем гнать лошадей домой, а потом искать лодку и плыть по реке. Миновав Холборн и проехав через поля, мы срезали путь и оказались на Друри-лейн. На лужайке резвились заяц и зайчиха, в упоении прыгая в своем незатейливом брачном танце.