Седьмая чаша

Мои мысли перескочили с этого дела на наше тайное расследование. Что за человек убийца? Страдает ли он? Что-то подсказывало мне, что скрупулезное планирование жестоких убийств и их осуществление доставляют ему удовольствие. Он наверняка давно замыслил новое душегубство. Ту часть Книги Откровения, в которой говорилось о семи чашах, я уже помнил наизусть.

«Пятый Ангел вылил чашу свою на престол зверя; и сделалось царство его мрачно, и они кусали языки свои от страдания».

«Престол зверя», должно быть, означал логово дьявола.

«…и они кусали языки свои от страдания».

Я поежился.

Барак ждал меня в заполненном людьми вестибюле суда прошений. Я окинул взглядом знакомую картину. Истцы расположились на лавках вдоль стен, а в центре зала переговаривались друг с другом адвокаты. Я узнал знакомую супружескую пару, сидевшую рядом с моим коллегой-адвокатом, братом Эрвином. Увидев меня, он приветственно кивнул. Я здорово помог Эрвину, отказавшись в его пользу от большинства дел. Таким образом я потерял много денег, но это беспокоило меня в последнюю очередь: сбережений у меня хватало. Пожилая чета, приехавшая в Лондон аж из Ланкашира, надеясь найти здесь справедливость и защиту от своего землевладельца, тоскливо посмотрела на меня. В дверном проеме, тесно прижавшись друг к другу, появились Дэниел и Минни Кайты, а следом за ними и Гай, облаченный в докторскую мантию. Мы с Бараком подошли к ним.

— Адама еще нет, сэр, — возбужденно сообщил Дэниел.

— Мы приехали слишком рано. Его скоро привезут.

— Судья не будет чересчур строг по отношению к нему? — волнуясь, спросила Минни.

— Судья — справедливый и порядочный человек, — ответил я. — А почему с вами сегодня нет преподобного Мифона?

— Он задержался в соседнем приходе. Тамошний священник заболел.

В этот момент кто-то грубо толкнул меня, задев раненую руку. От боли я скривился и зашипел, а повернувшись, увидел низкорослого коренастого мужчину лет сорока, в дорогом плаще на меху и шапке из шелка и бархата. Красные прожилки на носу выдавали в нем сильно пьющего человека.

— Это вы тут представляете интересы мальчишки Кайта? — властным тоном спросил он.

— Да, сэр, — с поклоном ответил я.

— Я сэр Джордж Метвис, директор Бедлама, и пришел сюда по просьбе архиепископа Кранмера. — Он взглянул на Кайтов и Гая. — Не понимаю, чем заинтересовали архиепископа эти люди!

— Благодарю вас за то, что пришли, сэр, — как можно более покладистым тоном сказал я. — Мне хотелось бы узнать заранее, какие возражения вы выдвинете против нашего иска. Его суть, позволю себе напомнить, заключается в том, чтобы больница регулярно предоставляла отчеты о состоянии юного Адама Кайта, уходе, который ему предоставляется, и оплачивала счета за его содержание из собственных фондов.

«Из тех самых, которые выделяются на содержание пациентов и в которые ты регулярно запускаешь свою жадную лапу, — подумал я. — Это означает, что отныне у тебя будет меньше денег на выпивку».

— Я не собираюсь выдвигать никаких возражений, — пробурчал Метвис. — Люди Кранмера мне уже кое о чем намекнули. Хотя, будь моя воля…

Его прервал какой-то звенящий звук, за которым последовал громкий стон. Все головы повернулись в сторону двери. Старший смотритель Шоумс и два его крепких помощника втащили в вестибюль Адама. Его ноги были скованы цепью, а руки, больше похожие на палки, казалось, вот-вот сломаются в огромных лапах санитаров. Мальчик пытался упасть на пол, чтобы молиться, и громко стонал, когда санитары не позволяли ему сделать это. Шоумс был красным от волнения. Дэниел Кайт прикусил губу, а его жена всхлипнула. Адам, свесив голову на грудь, даже не взглянул на нас, проходя мимо. От него исходил ужасный запах.

Адама усадили на скамью, а помощники смотрителя расположились по обе стороны от него. Люди расступились, стараясь держаться подальше от них, один мужчина испуганно перекрестился. Почему-то в этих декорациях вид Адама был более жалким и пугающим, нежели в палате Бедлама или даже на Лондонской стене. Минни дернулась по направлению к сыну, но Гай успокаивающим жестом положил ладонь ей на плечо и прошептал:

— Не теперь.

— Что за представление! — проворчал Метвис, уставившись на Адама и своих подчиненных.

Шоумс, завидев директора, встал и отвесил низкий поклон.

В неловком ожидании мы провели еще полчаса. От того места, где находился Адам, изредка доносился звон цепей, возвещавший о том, что он снова пытается бухнуться на колени. Гай подошел к парню, надеясь поговорить с ним, но сегодня удача не благоволила ему, и он вернулся ни с чем.

Барак сосредоточенно следил за происходящим.

— Господи Иисусе! — прошептал он, когда Адам предпринял очередную попытку вырваться из рук тюремщиков. — Какой кошмар!

Наконец появился судебный пристав и пригласил всех в зал. Я подошел к стоявшей впереди скамье для адвокатов и положил на нее свои бумаги. Метвис уселся сзади, подальше от Адама и санитаров. Барак, Гай и Кайты заняли места в первом ряду лавок. Из двери, ведущей во внутренние помещения, вышел судья Эйнсворт и занял свое место. Он окинул взглядом зал заседаний, и в тот же миг Адам громко заскулил. Судья перевел взгляд на меня.

— Думаю, мы рассмотрим дело Адама Кайта первым, — объявил он. — Брат Шардлейк?

Я принялся излагать суть своего иска. Судья медленно кивал, а затем метнул острый взгляд в сторону Шоумса.

— Этот несчастный выглядит так, словно вот-вот испустит дух. Вы хоть его кормите?

Побагровевший Шоумс встал, не зная, куда девать руки.

— Иногда он отказывается жрать, ваша честь, и тогда его приходится кормить с ложечки, словно малое дитя. А другой раз — выплевывает все, что у него во рту, прямо на санитаров.

— Значит, вам следует удвоить ваши старания, приятель.

Эйнсворт повернулся к Метвису.

— Сэр Джордж, вы директор. Что скажете в ответ на высказанные претензии?

Метвис поднялся.

— Я готов был бы согласиться с ними, ваша честь, если бы не одно обстоятельство. Я прилагаю все силы к тому, чтобы выполнять свои обязанности наилучшим образом, но в соответствии с существующими правилами в Бедлам принимаются лишь те пациенты, которых можно вылечить, да и то на ограниченный срок.

— Но наверняка некоторые пациенты живут у вас годами и за их содержание платят родственники?

Я вспомнил о смотрительнице Эллен, сказавшей, что она никогда не сможет выйти из Бедлама.

Метвис, казалось, был близок к обмороку.

— Только в тех случаях, когда родственники не могут обеспечить им надлежащий уход, — промычал он.

— И достаточно богаты, чтобы сплавить несчастных вам и таким образом избавиться от них.

Судья Эйнсворт раздраженно постучал гусиным пером по столу.

— Я намерен положить конец подобной практике, хотя обычно такими делами занимается суд по делам сирот и опеки. Но меня беспокоит то, сколь долго может сохраняться подобная ситуация.

Он повернулся к Гаю.

— Доктор Малтон, вы осматривали этого мальчика. Что вы можете сообщить суду?

Гай встал.

— Адам Кайт очень болен, ваша честь. По каким-то причинам, не до конца мне понятным, он решил, что Господь обделил его своей милостью. И все же я полагаю, что сумею ему помочь.

— Значит, его нельзя назвать отъявленным еретиком?

— Ни в коем случае, ваша честь. Но, конечно, я понимаю, что при желании его действия можно интерпретировать и так.

Гай помолчал.

— В интересах общественного порядка ему лучше оставаться там, где он находится, но, с другой стороны, мне не хотелось бы, чтобы он остался в Бедламе на неопределенный срок.

— Да, это было бы жестоко по отношению к мошне сэра Джорджа Метвиса.

Судья Эйнсворт позволил себе легкую улыбку и снова посмотрел на Адама.

— Имеет ли смысл допрашивать его? — спросил он у меня.

— Нет, ваша честь. Вряд ли мастер Кайт отдает себе отчет даже в том, где в данный момент находится.