Две жены господина Н.

Глава 4

Через пару дней в Демьянов стали прибывать торговые гости — открывалась знаменитая ярмарка, оживлявшая деловую активность местных купцов и служившая незабываемым развлечением для горожан. Не только Базарная площадь, но и аристократическая Соборная и прилегающие к ней улицы за один день оказывались уставленными дощатыми палатками и парусиновыми балаганами.

Расцветал местный рынок, издавая острый запах сельди, кожи, коленкора, перекрываемый ароматом вареной требухи и жареных пирогов с луком из обжорного ряда, где под низкими навесами были устроены длинные столы со скамьями; в мучном ряду вились целые стаи толстых сизых голубей, а над всем этим витал какой-то особенный, неописуемый словами, меркантильный ярмарочный дух.

Яблоку упасть ни на рынке, ни возле рынка было негде — обозы, обозы, обозы, лошади, коровы, телята, поросята… И принарядившиеся торговцы, среди которых преобладали бабы из окрестных сел в праздничных полушалках и черных плисовых кофтах.

Скаредничать в дни ярмарки было не принято. Демьяновцы делали столько покупок, сколько не каждому доводилось произвести и за год.

Глыбы простой и шоколадной халвы хрустели под ножами. Продавцы восточных сладостей раскладывали в коробочки прозрачный липкий рахат-лукум, обсыпанный сахарной пудрой, и желтые кубики лимонной нуги. Редко кто отходил от прилавка без кулька со сладостями. В толпе сновали мороженщики, громко, по-волжски окая, расхваливавшие свой товар: «Сахарно морожено! Сахарно морожено кому? А вот морожено!» — их заливистые крики перекрывали прочий гул. Самая маленькая порция мороженого, накладывавшегося в зеленую стеклянную рюмочку, стоила копейку.

На такую сумму могли позволить себе задать шику многие ребятишки, но еще большая толпа «бескопеечных», уже успевших растратить выданные родителями медяки, с завистью смотрела на лакомившихся.

Возле игрушечных лотков прямо на земле стояли рядами раскрашенные деревянные солдатики и лошадки из папье-маше в яблоках и с мочальными хвостами. Были лошадки-качалки и лошадки на подставках с колесиками. Малолетние покупатели устраивали споры, какая из лошадок лучше.

Глиняные свистульки в виде диковинных зверей и оловянные пистолетики кучками лежали на прилавках. Дорогие фарфоровые куклы с вытаращенными голубыми глазами сидели в безопасном месте за спинами торговцев.

Конкуренцию игрушечникам создавали разносчики дешевых безделушек — свистков «уйди-уйди», пищиков, «тещиных языков» и «морских жителей» — мохнатых чертиков, кувыркавшихся в банках с водой.

У ограды собора на площади расположились мелкие торговки с семечками, баранками, орешками, мочеными яблоками и самодельными леденцами в виде кроваво-красных петушков на плохо обструганных палочках.

По переулкам стояли возы крестьян, торговавших всякой домашней снедью и рукоделием жен — холстами, ткаными и вязаными дорожками и половиками, вышивками, шерстяными носками и варежками. Но и здесь среди торгующих преобладали бабы.

Деревенские мужики, как и небогатые помещики, крутились все больше вокруг продающихся лошадей и коров. Тут торговля шла по-крупному, на десятки и даже на сотни рублей. Знатоки и ценители, высказывая свое авторитетное мнение, божились и клялись, но так и норовили при этом кого-нибудь надуть.

Приезжих в ярмарочные дни было очень много. Кто только не толокся в принарядившемся городе — окрестные дворяне, съехавшиеся из своих усадеб, купцы не только из соседних городов, но и со всей Волги, закупавшие оптовые партии товара для своих лавок, офицеры-артиллеристы (за городом, в летних лагерях временно прохлаждалась какая-то батарея).

Пожаловали на ярмарку и шулера, и карманники, и какие-то подозрительные барышники. Все городские гостиницы были переполнены, пригородные трактиры тоже, обыватели на время ярмарки втридорога сдавали комнаты и углы в своих домах.

Рестораны по вечерам ломились от публики. Здесь, за столиком с выпивкой, купцы ударяли друг друга по рукам, и под честное купеческое слово заключались многотысячные торговые сделки.

Владелец лучших городских ресторанов и гостиниц «Гран-Паризьен» и «Прибрежной» городской голова Бычков сбивался с ног, стараясь за всем уследить и всем угодить. Он почти не спал — некогда было, но барыши за дни ярмарки собирал баснословные…

Антрепренер местной труппы подготовил в своем театре к ярмарке две премьеры и дал бенефисы лучших артистов. Особым успехом почему-то пользовалась историческая пьеса о наполеоновских временах, шедшая с неизменным аншлагом. Заезжие купцы являлись на спектакли с ворохом роз, которыми засыпали молодых актрис.

На пустыре за пристанью разбил шатер цирк-шапито, пользующийся не меньшим вниманием публики, чем театр. Развешанные по городу цирковые афиши гласили:

Цирк господина Арнольди.

Спешите видеть! Большое гимнастическое и акробатическое представление.

Дрессированные звери, хищники и собаки.

Разные удивительные и увеселительные фокусы господина Альфонса Фуше, произведенные при помощи Белой Магии, а также проворства и ловкости рук.

Кавказская джигитовка господина Измаил-бека.

Человек без костей, или Джон Каучук.

Танцы на канате под куполом в исполнении несравненной мисс Бетси.

Борьба по римско-французским правилам.

Пантомима и комические куплеты.

Весь вечер на манеже клоуны Роберт и Андреас.

Лучшие места — 1 рубль. Прочие места от 50 до 20 копеек. Вход на галерею — 10 копеек.

За неимением свободных номеров в гостиницах все артисты: акробаты, жонглеры, наездники, клоуны, борцы, фокусник, дрессировщик хищников и дрессировщица собачек — жили тут же, возле цирка в своих возках, фургончиках и кибитках, варили на кострах еду, сушили на растянутых веревках выстиранную в реке одежду. Пустырь стал сильно смахивать на стоянку цыганского табора.

Впрочем, и табор появился в городе, поставив шатры за дальней окраиной, на лесной опушке. С утра пестрая толпа цыганок с цыганятами моталась по ярмарке, гадала, попрошайничала, подворовывала что плохо лежит…

Энергичные цыганки плясали перед купцами, тряся монистами и шалями и создавая конкуренцию оседлому цыганскому хору, постоянно выступавшему в ресторанах Бычкова. Мужчины-цыгане крутились возле лошадников и тоже что-то продавали и покупали…

В передвижном паноптикуме, прибывшем на ярмарку, можно было полюбоваться восковыми фигурами. Это развлечение потрясало воображение неизбалованных демьяновцев… Клеопатра прижимала к груди черную змею. Огромная горилла уносила в джунгли, сооруженные из крашеных стружек, бесчувственную златокудрую девушку. Русалка с зеленым хвостом и лиловыми глазами сидела в цинковой ванне, наполненной мутноватой водой. Иван Грозный с перекошенным лицом опирался на окровавленный посох. У ног самодержца комфортно разлегся на потертом ковре убиенный сын, раскинув восковые руки.

Длинная очередь струилась на солнцепеке к кассам паноптикума, чтобы подивиться на столь эффектное и познавательное зрелище.

Неподалеку от паноптикума были установлены еще и качели, на которых за пятачок почтеннейшую публику «поднимают выше всех домов». Барышням при катании часто делалось дурно.

Город бурлил. На улицах было как никогда многолюдно и празднично. Василий все время просил у хозяина денег на выгодные ярмарочные покупки. То необходимо было обзавестись новой бочкой для квашения капусты, то купить молочных кринок, то весового чая лучших редкостных сортов, то казанок для каши.

Дмитрий подозревал, что бесконечные походы на ярмарку Васька предпринимает ради катания на карусели и качелях своей приятельницы горничной Дуси, а также приобретения ей в подарок пряников, фиников, полушалков и бус, но не мог осуждать молодого парня за такие невинные забавы.

Колычеву, сидевшему за бумагами в своем служебном кабинете, тоже хотелось послать к черту дела и потолкаться в нарядной ярмарочной толпе, покупая какие-нибудь забавные пустяки. Но весь город знает, что господин следователь ведет дело об убийстве, и обыватели, обнаружив слугу закона в торговых рядах, в цирке или в тире, будут недоумевать.